- Так вот, - лучезарно улыбаясь, продолжал нарком, - с завтрашнего дня принимай эту партию в количестве трех тысяч человек и быстрее берись за изыскания и строительство запланированных плотин. Договорились?
- Нет! - почти закричал Вениамин. - Ни за что!
- Почему? - поинтересовался нарком.
- А потому, что я наделаю ошибок и вы меня тоже посадите, - краснея, ответил Вениамин, предполагая, что таким решительным отказом немедленно навлечет на себя гнев большого начальника, от которого сейчас зависела его судьба.
Но на лице у наркома земледелия появилась еще более лучезарная улыбка.
- Правильно рассуждаешь, Якушев, - отозвался нарком, будто намеревался поддержать Вениамина. - Посадим. - И после небольшой паузы прибавил: - А если откажешься, тоже посадим…
На таких условиях и пошел Якушев в начальники, потому что не было иного выбора. Нельзя сказать, что на первых порах произошли крупные ошибки. Быстро сообразив, что надо опираться не на своих однокашников, недавних выпускников техникума, а на опытных, пусть и неподготовленных теоретически мастеров, Вениамин приблизил к себе двух ветеранов этой партии - бывшего бойца 1-й Конной старика Дроботова и бурового мастера Николая Федоровича Деревянно. И все шло хорошо, пока случайность едва не оборвала их добрые отношения. Николаю Федоровичу наступило время идти в отпуск, и он попросил соответствующий документ, который Вениамин безропотно подписал. И вдруг, когда еще не истекло время отпуска, придя в свой сверхтесный кабинетик, приютившийся в райзо, Якушев услышал в коридоре топот ног и громоподобный от ярости голос своего верного помощника.
- Где этот щенок? - разъяренно кричал Деревянко, ступая по коридору тяжелыми сапогами. - Дайте мне его сюда, сейчас я из него человека делать буду! - С этими словами он распахнул дверь в кабинет Якушева: - Ага, шкет, ты здесь от меня прячешься! Чует кошка, чье мясо съела. Ну, ты у меня сейчас получишь за надругательство.
- Николай Федорович, да ты что! - попытался было его урезонить Якушев. - Ты же у меня первый помощник, самая надежная опора.
- Я тебе покажу "надежную опору", - продолжал кричать Деревянко. - Ты что в отпускной справке написал, зачем меня на позор всей округе выставил. На, читай. - И с этими словами он бросил на стол своего начальника смятый листок, подписанный Вениамином.
Якушев развернул его, прочел и недоуменно пожал плечами.
- Да тут же все правильно, - возразил он нерешительно.
- Что правильно? - взревел Деревянко. - А ну, читай вслух, бисово дитя.
Веня неуверенно пожал плечами и прочел собственное произведение под дружный хохот присутствующих:
- "Справка. Дана буровому мастеру Деревянко Н. Ф. в том, что он направляется в село Грунь Сумской области… в декретный отпуск".
Грянул смех, а Деревянко, потупившись, сказал:
- Ну чего ржете! Вам хорошо, а мне-то как. Теперь во всем селе что мужики, что бабы то и дело справляются: "Что, мол, кум, когда ты в конце концов родишь, раз декретный отпуск начальник дал?"
Как бы то ни было, а в многочисленной изыскательско-строительной партии происшествий не случалось и работа спорилась.
В тот день все трое - Якушев, Олег Лукьянченко и Сергей Нефедов - получили задание отправиться в далекую рекогносцировку. Начальник управления мелиорации Калмыкии, провожая их из улуса Троицкое, смущенно разводя руками, сказал:
- Как хотите, ребятки, но дополнительных рабочих для изысканий я вам не дам. У нас на всю Калмыкию тринадцать плотин запроектировано. Видите, сколько надо возвести, а это же не огурцы сажать, а плотины строить.
- Огурцы сажать мы не собираемся, - прервал его Якушев, - не для того в аудиториях техникума почти четыре года маялись. А Лукьянченко даже диплом с отличием выстрадал.
- О, Веня! - воскликнул начальник мелиорации. - Лукьянченко это действительно ваш мозговой трест. Однако старший - ты. С тебя и спрос. Вы молодые, красивые, сильные. Так что справитесь и втроем, без рабочих.
Друзья дружно вздохнули, а Олег Лукьянченко тихо спросил:
- Выходить нам когда?
- Вот это уже речь не юноши, а мужа, - обрадовался начальник управления. - Позавтракайте, харчишками на дорогу запаситесь и - в путь. Солдатский шаг - семь километров в час.
- Мы же еще не были солдатами, - заметил Олег.
- Красноармейцами, - поправил было Якушев. - Солдаты - это при царе.
Но Олег, ему наперекор, повторил с нажимом:
- Солдатами. - И прибавил: - Потому что красноармейцы и есть самые лучшие солдаты мира.
- Правильно мыслишь, - поддержал его начальник управления. - Однако семь километров в час по такой степи с поклажей не пройдешь. Будете шагать по четыре километра, - пошел он на примирение. - Даже и при этом за пять часов доберетесь, потому что поклажи у вас не так уже много. Могу по пальцам пересчитать: рейка, железная лента землемерная, ну и нивелир.
- Так ведь он же с коробкой сколько весит, - вздохнул Олег.
- Ну так и что же? - пожал плечами инженер. - Понесете эту коробку по очереди. Вы же вон богатыри какие. На работу даю два дня. Главное - снять профиль Верблюжьей балки, как поперечный, так и продольный. На ней будем первую плотину возводить. Сами втроем после изысканий ее проектировать будете. Важно, а!
- Важно, - вяло ответили ребята.
- Что-то вдохновения не слышу в ваших голосах, - ухмыльнулся инженер. - Если не хотите, могу другими вас заменить. Теми, что посговорчивее будут.
- Отставить замену, - хмуро возразил Якушев. - Сами справимся.
- Вот и я так полагаю, - повеселел начальник управления мелиорации, - ибо нет таких крепостей, которые не взяли бы большевики. Знаете, кто это сказал?
- Знаем, - ответил за всех Нефедов. - Товарищ Сталин.
- Догадливые, - усмехнулся инженер. - Именно он. А товарищ Сталин, как вам известно, еще никогда не ошибался. Так что с богом, как принято говорить.
Они запаслись продуктами и отправились в путь. Желтый продолговатый ящик, в котором находился нивелир, безоговорочно взвалил себе на плечо Сергей Нефедов, заметив при этом, что как только растратит свою богатырскую силу, то с охотой передаст его любому из товарищей. Треногу со вздохом взял Якушев, а Олегу Лукьянченко досталась железная землемерная лента.
- Тридцать пять километров по такой жаре - это не фунт изюма, - вздохнул он укоризненно. - Не понимаю тебя, Венька. Начальник целой партии, а мы должны передвигаться на одиннадцатом номере, или, выражаясь конкретнее, на своих двоих, при наличии полуторки.
Якушев смущенно пожал плечами:
- Ты же знаешь, что она до сих пор в ремонте.
Дискуссия на этом завершилась, и они двинулись в путь. Их первые шаги по земле, потрескавшейся от солнца, были довольно бодрыми, как это и бывает у отчаянных людей, берущихся за трудное дело. Твердая, испеченная солнцем степь, привыкшая к тому, что в этом краю в такое время по ней, вдали от главных дорог, в основном передвигаются лишь верблюды, гурты овец да одинокие путники, встретила их пришествие величественным молчанием. А потом им повезло. Едва лишь успели пройти два-три километра, взметая сухую душную пыль, догнала их подпрыгивающая по целине полуторка. Распахнув скрипучую дверцу, бронзовый от ветров и солнца раскосый широкоскулый шофер, обнажая белые крепкие зубы, весело окликнул:
- Эй, студенты, куда дорога держите?
- В Яндыки, - ответил Нефедов.
- В Яндыки? - удивленно переспросил калмык. - Да ведь туда же вон сколько верст, а у вас поклажа мало-мал тяжелая. Пупки надорвать можете.
- Да разве туда далеко? - сбивая его с язвительного тона, угрюмо спросил Нефедов и поставил на землю тяжелый ящик с нивелиром. - Нам начальник сказал, чуть больше двадцати километров.
- А он не калмык, твой начальник?
- Да нет, русский. А почему ты этот вопрос задал?
- А потому, что только степняк калмык так может ответить. Ты знаешь, как калмык говорит, если его спрашивают, далеко ли до какого-то хотона? Он говорит так: длинная палка бросай - в хотоне падать будет. Ты поверил, шагал долго, долго. Десять верст шагал, пятнадцать шагал, двадцать шагал, а хотона все нет и нет. Потом ты опять шагал. И вдруг встречаешь старика, а то и красивую девушку и спрашиваешь, далеко ли до хотона. И опять тебе ответ: палку добросить можно. А ты идешь, идешь и снова ни одной кибитки не видишь. Вот и твой начальник так говорил.
- Черт бы побрал эту самую палку, - сдвинув лохматые брови, проворчал Нефедов.
Шофер укоризненно покачал головой:
- Зачем ругался, милый человек. На старика ругался, на девушку ругался. На нашей земле старик мудрый, мудрый, а девушка красивый, красивый. Увидишь - замрешь на одном месте. Один калмык знаешь что говорил? Он так говорил: был у меня сестра красивый, красивый. Русский студент в наш хотон приезжал, сестру любил, на балку вместе ходил, потом пельменты платил.
- Какие еще пельменты? - ворчливо спросил Нефедов.
Шоферу, очевидно, до того понравилась встреча с русскими парнями, что он заглушил мотор и, схватившись за живот, долго и надрывно смеялся.
- Пельменты не знаешь, что такое? А это когда маленький родится, а отец его знать не хочет. Балка с сестрой ходить было хорошо, а пельменты платить ай как плохо. - Парень вдруг наморщил лоб и опять улыбнулся: - Вспомнил, вспомнил: "пельменты" по-русски - это "алименты" называются.
Он широко осклабился и захохотал, несмотря на то что не увидел ни одной улыбки на раздосадованных лицах своих неожиданных в этой жаркой степи студентов. От горестного вздоха у Сергея Нефедова даже грудь поднялась.
- Хорошо тебе шутить, дядя. Четыре колеса - и никаких забот. Я бы на твоем месте тоже шутил.