* * *
Мост - между Карамышевом и Псковом. Идти до него около ста километров. По другому маршруту двинулся штурмовой отряд.
Срок - два дня, не больше, иначе отряд могли засечь близ моста и тогда задание оказалось бы под угрозой срыва.
На пути девушек - несколько оккупационных районов и для каждого - свой пропуск. Пропуска спрятали меж двойных подметок сапог. Сапоги - в котомках, там же - пистолет. Один на двоих. Один - не от бедности партизан: один и то опасная улика. А не взять его как-то не по себе: оружие прибавляло уверенности в это смутное время.
- А карта… - задумывается Полина Степановна, - карта вся в голове.
Они идут час за часом. Подкрадывается усталость. Темнота густеет сначала в еловых гущах, потом скрадывает дорогу. Ночной жутью веет из леса. Только светится зеленая стрелка компаса…
Но вот - перекресток. Перед мысленным взором вспыхивает сеть условных обозначений карты. На большаке - заставы, по проселку - крюк, прямиком - болото. Какое из зол меньшее? Это зависит от того, сколько пройдено: сорок километров… шестьдесят? Поди узнай! И они идут снова, до полного изнеможения. Идут, чтобы успеть. Чтобы помешать фашистским эшелонам с техникой.
На пути - деревня. Необходимо отдохнуть, иначе можно сорвать задание. Девушки останавливаются. Стучат в крайнюю избу, настороженно вслушиваются, всматриваются… Внутри слышны осторожные шорохи, скрипы.
- Если что - сразу в разные стороны! - шепчет Полина Черная.
Они стоят, прижавшись спинами к стене, по обе стороны от окна. За черным стеклом появляется белое расплывчатое пятно лица. Даже не понять - кто. Потом раздается грозный хрипловатый шепот:
- Кто стучит? Чего надо? Отвечай!
Полина Белая отделяется от стены, чтобы ее было видно, и тараторит заготовленное объяснение:
- Идем с сестрой в город к тетке, заблудились, устали, вымокли. Пустите, христа ради, подсушить одежду.
Это ей кажется, что тараторит, а на самом деле говорит она медленно, устало, беспомощно. Хозяин успокаивается, и белое пятно исчезает. Проходят длинные томительные минуты. Без устали сыплет дождь. Лес глухо дышит полночной стужей. И кажется, что хозяин никогда не выйдет, что лицо за стеклом привиделось, что никто не шептал: "Сейчас…" - и вечно им стоять в ледяной одежде. Козырек крыши почти не защищает от ливня, но от избы веет теплом и сухостью. Пахнет сосновыми бревнами, мхом, холодной золой. Далеко в деревне лениво перебрехиваются собаки. Наконец, - шорох у двери и грозный старческий голос:
- Подходите по одному!
Для разведчика первое дело - выяснить, что за люди приютили тебя. Это первая заповедь партизана. От этого зависят личная безопасность и само задание.
В доме жили старик со старухой, дочь и куча детишек. Жили скудно и все-таки усадили незнакомок за стол, вынули из захоронок то, чего и семья не видит, береженное на крайний случай, на праздник.
- Снимайте мокрое, вот тулуп, - говорит хозяйка, - закоченели вовсе… Лезьте на печь!
- Мы только подсушимся и уйдем, - отнекиваются девушки. Старуха машет руками, хлопочет возле них, стелет на печи.
- Спите, спите, родные. Мы сами все высушим. А завтра, с рассветом разбудим. Спите спокойно.
Их разбудили на рассвете. Собрали на стол еду. Девушки переглянулись и, словно договорившись, вынимают из кошелок НЗ - две банки мясной тушенки.
- Это вашим детишкам.
- А немцы брешут, что Советам нечем кормить свою армию… - лукаво говорит дед, который будто поверил, что они заблудились и пробираются в город, к тетке.
- Запомните этот дом, - напутствует их бабка. - Это ваш дом.
* * *
После четырех часов сна легче дышится. Холодный воздух свежит лицо. Дождь перестал, только от ветра сыпятся с листьев капли. Вскоре встало солнце, высушило листву и траву, обогрело. Настроение у девушек поднялось. В голове ясно и возбужденно. Это острое возбуждение опасностью, когда ты полностью собран и уверен в себе, переполняло их.
К концу дня вдали показалась деревня Оклад. Девушки мысленно восстановили карту. В восьми километрах от Карамышева находились они, а мост уже совсем близко. Решили прощупать обстановку. По обычаю стукнулись в крайнюю избу, кособокую, ветхую, которой пренебрегли местные жители и здесь осела беженка. Поваленный плетень, на бельевой веревке - латаная мужская рубаха. Босая девчонка кинулась к избенке.
- Мама! Мама! Чужие!.. - закричала она.
Из-за двери осторожно выглянула женщина, простоволосая, в стареньком ситце. Девчонка ткнулась ей в колени и косится на незнакомок, будто испуганный любопытный зверек.
Вид у прохожих усталый.
- Может, воды напьетесь? - спрашивает женщина.
- Спасибо.
- Заходите, - приглашает хозяйка.
В избе еще ребенок и мужчина, который, скрестив ноги по-портняжьи, кроит какую-то ветхую деревенскую одежонку. В углу - ворох готовой.
Слово за слово: кто да что? Оказалось, что женщина - беженка, муж ее на фронте. "Этакая не выдаст", - соображают Полины. А мужик, оказывается, портной, прибился из окружения и теперь тачает деревенским что принесут. Он здоров, молод. Девушки задорно, насмешливо спрашивают его:
- Все наши на фронте, а ты чего прикрепился к теткам? Красная Армия придет, тебя похвалят, да? Что, бабам воевать-то?
Мужик мнется. Пока ему невдомек, с кем имеет дело. Вроде и рад податься в армию, да как туда попадешь?
- Это мы тебе поможем! - обнадеживают его озорные молодухи. Портной начинает соображать, предупреждает:
- Вы не очень-то языками чешите. В деревне двое полицейских. Иногда их берут на охрану моста.
- Кто такие? Откуда? Возраст? Образование? - забрасывают его вопросами разведчицы.
- Один - местный мужик, прижимистый, лет полста, кончил класса четыре. Другой - младший полицай Гришка, его племяш. Окончил в Ленинграде школу, приехал, а тут как раз война…
Полина просит женщину:
- Сходи к Гришке, шепни ему осторожно, что у тебя девчата из Ленинграда. Пусть зайдет.
Женщина уже поняла, что эти насмешницы-хохотушки здесь неспроста, и не спросила, зачем им полицай Гришка.
Минут через десять на дороге появился долговязый парень. Идет без ружья, бос, но в полицейских штанах. "А у нас пистолет - значит, верх наш!" - вспоминает Полина Степановна.
- Здрасте! - говорит парень.
- Здравствуй, герой.
Девушки сидят у стола, пистолет на коленях, прикрыт скатеркой. И с места в карьер:
- Садись, Гриша. Почему же ты пошел в полицию? В школе учили?
Парень мнется: что за странный допрос. Но в голосе девчат презрение и насмешка. И он смущенно говорит:
- Не хотел в Германию ехать. Чтоб не угнали, дядя устроил сюда, в полицию. Да если б можно было!.. - Парень осекся, подозрительно посмотрел на девушек. Они переглянулись и молчали. Их молчание парень истолковал по-своему и вдруг стал оправдываться так горячо, что разведчицы поверили: говорит он искренне. Полина Белая спросила в упор:
- Партизанам помогать будешь?
Гриша порозовел, пристально посмотрел на девушек. Потом энергично закивал головой. Нашли листок бумаги, и парень тут же, в избе, подписал обещание работать на партизан. Разведчицы успокоились. Полина Белая убрала пистолет в сумку, сложила и спрятала листок. Потом эта подписка отправилась на Большую землю, и там узнали, что Григорий никакой теперь не полицай, а агент партизанской бригады.
Ему дали задание - разведать охрану моста: где и какие огневые точки, патрули, окопы…
- Я и так все помню! - сказал он.
Так добыли детальную схему обороны моста. Просто? Но это ведь не тайны генерального штаба или секретные чертежи военной техники. Однако и в этом деле разведчицы ставили на кон самое дорогое - свою жизнь. И выиграли. Мост был взорван.
- А что же фон Розен? - У меня давно вертелся вопрос о странном следователе Волышовской комендатуры. - Кто он такой? Или, как бывает, разминула война - и все?
Полина Степановна улыбается на мое нетерпеливое любопытство.
- Есть у меня сомнение. Но по всему выходит, будто он был наш разведчик. И Семенков, парторг отряда, об этом слышал. Меня до сих пор беспокоит: так это или нет?
- Неужели до сих пор…
- Да, - отвечает Лебедева, - до сих пор не знаю… - И задумчиво замолкает, глядя в сумерки за окном. Скоро придет семья, а у нее ничего не готово. Я тороплюсь прощаться.
Иду до электрички, еду, а странный следователь из Волышова не дает мне покоя. Неужели?.. А может быть, пройдет время и мы услышим о нем?..