Киреева потом в штаб вызывали. Пришлось ему письменно на листочке все объяснять. Два часа писал, устал даже.
А вскоре и формирование закончилось, полк поехал на передовую.
И прямо в наступление. Бои тогда уже на территории врага шли, в Восточной Пруссии. Тяжелые были бои. Фашисты такую оборону построили, что не вдруг прорвешь. Умение воевать тут большое требовалось.
Командиры наши к этому времени, верно, здорово воевать научились. А вот солдаты в полку, как на грех, все новобранцы! 1925 года рождения. Таких, как Шептало, на всю роту было раз, два - и обчелся.
Да и убыль пошла - никуда не денешься, война ведь. В первый же день боев командира роты в госпиталь отправили. Командир киреевского взвода роту принял, вместо себя старшину оставил. Старшины - они ведь такие: все умеют. И обмундированием обеспечивать, и командовать боем, если доведется.
Киреева тоже хотели командиром отделения поставить - по опыту службы, да вспомнили, какой у этого Шептало "командирский" голос, и другого назначили. А его - связисту помогать.
В наступлении связь - самый важнейший участок. Все управление боем на ней лежит. Оборвись связь - худо придется. Воевать-то, конечно, каждая рота все равно будет старательно, да ведь на свой страх и риск куда продвигаться? куда поворачивать? что прикрывать? кого поддерживать? Без связи разброд получится, а не наступление. Поэтому связистов и берегли пуще глаза. Поэтому и Киреева в помощники к связисту назначили: прикрывать в бою, помогать катушки с проводами таскать.
Только больно уж отчаянный ему напарник попался: молодой, неосторожный. В наступлении связь должна сразу за ротой следовать, а он чуть не впереди всех со своими катушками! Хоть за провод его держи, чтобы первым в Кенигсберг не умчался. Один раз так даже впереди танков оказались. Выскочил где-то по флангу роты и Киреева с собой утащил.
Залезли в воронку, оглянулись - мать честная! - свои же танки на них наступают. Бьют, правда, не в них - туда, дальше, где немецкие орудия отстреливаются. Зато снарядов над головами - что пчел на пасеке: свои, чужие, свистят, шипят…
Киреев тоже шипит.
- Балда ты, - шипит, - куда упер? Роту без связи оставил. Вдруг ротный генералу понадобится? Как ты ему трубку дашь?
Связист не слушает. Привык уже к Кирееву: все равно ничего у него не разберешь. В таком-то грохоте. Сам вовсю в трубку кричит:
- Ласточка! Ласточка! Я - Лебедь! Тут у кустов орудие противотанковое. Скажи там, чтобы левее дали.
- Ласточка! Ласточка! Оглох, что ли, пень трухлявый?! Доложи там: немцы по ложбинке наперерез нашей третьей роте бегут. Огонька бы туда!
- Ласточка! Ласточка! Вижу два пулемета. Один у валуна, другой правее чуть!
Совсем уже из ротного связиста в артиллерийского корректировщика переделался.
Как на беду, и танки остановились: больно уж сильный огневой заслон.
- Ласточка! Ласточка!
Ни ответа, ни привета.
- Линию перебило где-то! - чертыхнулся связист. - Держи трубку, я поползу.
Киреев трубку взял, к уху приложил:
- Ласточка! Ласточка!
Молчит трубка. Обидно. Столько вокруг звуков разных, и только она одна молчит.
- Ласточка! Ласточка!..
Выглянул Киреев из окопа, ищет связиста глазами. Где он? Вон ползет. Ужом извивается. За танками уже юлит. Одной рукой землю под себя гребет, другой провод держит. Ага! Замер чего-то. В карман полез. За изоляционной лентой, наверное.
И тут же в трубке загудело:
- Лебедь? Лебедь? Я - Ласточка. Слышите меня?
- Слышу! - хрипит Киреев. - Ласточка! Я - Лебедь!
А в трубке:
- Лебедь? Почему молчите? Где маневрирующий противник?
По голосу, вроде, сам командир полка.
- Здесь противник! - кричит Киреев. - Рядышком. Залег сейчас. Пулемет у большого валуна.
- Лебедь? Лебедь? Кто у аппарата? Можешь ты нормально говорить или нет?
- Никак нет, - хрипит Киреев. - Сейчас связист назад приползет, он может.
Тут и танки зашевелились. Повернули к тем немцам, что наперерез норовили. Обогнули воронку - и вперед.
Связист следом в воронку бухнулся. Ухватился за трубку, подул в нее.
- Есть связь? - Киреева спрашивает.
- Есть, - хрипит Киреев. - В одну сторону.
- Чего, чего?
- Сейчас в две будет.
После боя он сам к старшине обратился: не годен, мол, в связисты, прошу назад - во взвод.
А еще через день и случилось это самое, от чего майор Дульников в некоторое замешательство попал.
Медленно, но полк все-таки продвигался вперед. Двигался, пока не встала на его пути какая-то плешивенькая высотка. С нашей стороны - вся голая, хоть шаром покати, с той, с другой, лесок виднеется. Вроде прически. Маленькая такая высотка, отлогая, но очень вредная. Фашисты на ней укрепились, пулеметы поставили - косят и косят. Во взводе Киреева старшину ранило, девушка-санинструктор в тыл на плащ-палатке потащила.
Цепь взвода сначала по полю рассыпалась, потом в кучу сбилась, и куда-то ее все влево, влево заносить стало, от других взводов в сторону. На бегу-то да под огнем поди сообрази тут, куда тебе бежать надо. Старшина за этим следил, а тут - нет его…
Плюхнулся Киреев на землю, отдышался немножко, голову поднял - вроде тихо. Бой где-то правее идет, свои все рядом лежат, носами к противнику. Тоже запыхались - передохнуть надо. А противник? Что-то и не видно его совсем. Ей-ей, пустое пространство! Еще бы метров сто пробежать - и как раз у этой проклятой высотки в тылу. А уж оттуда-то ее!.. С той-то стороны склон у высотки лесистый, там вверх незаметно можно.
И вроде противник взвода не видит…
Только так Киреев подумал…
"Фьють! Фьють!" - мины.
Обнаружили, значит. Накрывают. По квадратам бьют.
Лежать теперь - дело самое гибельное. Накроют - уже не встанешь. А если не двигаться, накроют обязательно. Надо куда-то побыстрей. Или назад отсюда, или туда - за высотку.
Только и встать никаких сил нет. Рвется кругом земля, дыбится черными фонтанами взрывов. Грохот прижимает, прижимает к полю, вот-вот совсем вдавит. Попробуй тут поднимись!
Но надо, надо вставать!
Молодые, необстрелянные, не понимают. Лопатки достали, закапываются. Да разве успеть? По квадратам ведь лупит. Один - недолет, другой - перелет, третий еще, может, сбоку ляжет, а уж четвертым-то определенно накроет. Бывал под таким огнем Киреев, знает.
Не выдержал, вскочил он с земли:
- Вперед!
И побежал.
Молодые, необстрелянные, тоже лопатки побросали - и за ним.
Броском из-под огня выбрались.
А Киреев снова:
- Вперед!
И за высоткой уже.
…Майор Дульников все шагал и шагал по землянке. Нет, не мог командир роты ошибиться: он ведь раньше этим взводом командовал, где Киреев… Шептало этот… И если комроты говорит: "Киреев" - значит и к награде надо представлять Киреева. Такую важную высоту взял! Весь бой решил в нашу пользу. Только как же так?.. Может, не тот? Другой какой в роте появился, из пополнения, однофамилец, может быть?
Майор подошел к двери, распахнул ее и крикнул куда-то вверх, наружу:
- Киреева из первой роты ко мне!
Минут через десять в дверь постучали.
- Войдите! - откликнулся Дульников.
Дверь скрипнула, в ее черном проеме выросла тощая фигура с большим автоматом на груди.
- Товарищ майор, рядовой Киреев по вашему приказанию прибыл.
Майор отодвинул бумаги к углу стола, поднял голову:
- А громче вы можете докладывать?
Киреев смутился, опустил голову.
- Никак нет, товарищ майор, - прохрипел он. - Сызмальства такой я…
Дульников помолчал, что-то прикидывая в уме.
- А ну-ка, Киреев, крикните: "Вперед!" Да погромче.
- Слушаюсь, - совсем тихо выдохнул рядовой. Он раскрыл рот, набрал в грудь побольше воздуха, надулся как-то, покраснел весь и прокричал: - Впере-о-о-од!
Муха, сидевшая на листе бумаги, даже не вздрогнула. Майор покачал головой:
- Скажите, Киреев, а как же вы взвод под огнем подняли? Кричали "вперед"?
- Так точно, - кивнул Шептало.
- И услышали вас?
- Да кто их знает… Должно, услышали…
- И пошли за вами на высоту?
- Пошли. Рядовой Новожилов отличился: первым вверх вбежал, гранату в пулемет бросил. Хороший солдат.
- Так откуда же у вас тогда голос взялся? Там ведь мины рвались, перестрелка, танки…
- Не могу знать, товарищ майор.
Дульников опять поправил бумаги, поднялся из-за стола.
- Н-да… Как же это объяснить?
Киреев молчал, уставясь в пол. Потом поднял голову, увидел бумаги на столе, ручку, торчащую из пузырька с чернилами, и спросил:
- Писать, да, товарищ майор? Как в тот раз?
- Ладно, идите, - улыбнулся майор. - Писать теперь я буду. Заполнять на вас наградной лист.