16
Согнувшись, тяжело шагая, Вано Пруидзе все дальше и дальше уносил командира в горы. Загорелое, обросшее черной щетиной лицо его покрылось испариной, из-под пилотки на шею сползали струйки пота. Сзади без пояса, в постолах, с гранатой в руке шагал Донцов. Нести раненого становилось труднее. Солдаты все чаще сменяли друг друга, отдыхали. Первый же день показал, что если они и дальше будут идти с такой скоростью, то придут в Сухуми не раньше чем через месяц.
Солнце то скрывалось за кронами деревьев, то появлялось снова.
Перевалив еще через одну проклятую гору, спустились в долину, поросшую березняком. Донцов свернул с тропки и бережно опустил раненого на землю. Говорить не хотелось: каждый понимал - это цветочки, ягодки впереди. Удастся ли вообще перейти горы?
Вано порылся в карманах, вытащил три замусоленных сухаря.
- Энзэ, - сказал он.
Потом отстегнул фляжку и с аптекарской точностью отмерил по несколько капель желтоватой жидкости на каждый сухарь.
- Масло? - удивился Донцов.
- А ты думал, воду Пруидзе несет? Извини, дорогой, в горах и без того воды много.
- Откуда масло?
- Плохой солдат, Степанка! Думать надо.
- Не понимаю, - пожал плечами Донцов.
- Не понимаешь… А находчивость ты понимаешь? - и Вано осуждающе покачал головой. - Забыл, друг, как в погребе сидели.
- Там были куски. И мы съели…
- Кто съел, а кто и нет. Пруидзе знает, куда идет. - Вано провел рукой по бороде и философски добавил: - Бурдюк полный - душа поет!
Рассматривая масло на сухаре, Донцов сморщил лоб:
- С чернилами, что ли? - но тут же проглотил все, что оставалось от сухаря.
- Вполне может быть, карандашом наталкивал, - отозвался Вано. - Ничего, витамин больше!
Головеня взял сухарь дрожащей рукой и, подержав его, отодвинул в сторону:
- Ешьте, вам силы нужнее.
- Что вы, Сергей Иванович, так и отощать можно, - запротестовал Донцов.
- Шашлык дают - кушай, инжир дают - кушай, - забубнил Пруидзе. - Молоко ишака дают…
- Опять ты со своими шутками! - оборвал его Степан.
- А что, плакать надо? Не будем плакать!.. Вано в горы идет! Друзей Вано ведет!
- Не радуйся! Скажешь "гоп", когда перескочишь.
- И-и, Степанка! Такой хорош начало - перескочим!
- Хорошее начало - это не все, - вмешался лейтенант. - На хороший конец надо рассчитывать.
- Будет хорош конец! Будет! - возбужденно подхватил Пруидзе. - Вано домой идет! Шакалом Вано пролезет! Змеей проползет! - Он вскочил и, делая вид, будто засучивает рукава, пустился в пляс: - Асса-а!
Головеня дивился: сколько лет вместе служили, а понимать его только теперь начал.
- Все-таки, входя в лес, надо о волке помнить, - осторожно намекнул он, боясь обидеть повеселевшего Вано.
- А по-нашему не так, - обернулся Вано. - По-нашему говорят: "Смелый джигит - хорошо, осторожный - два раз хорошо!"
- Замечательно говорят.
Донцов не стал слушать, о чем они толкуют. Осмотрел стоявшую у тропы, ровную, как свечка, березку, пригнул ее к земле. И позвал Вано.
Тот, подойдя, остановился в недоумении:
- Костыль, что ли?
- Держи, увидишь.
Донцов срезал березку ножом у самого комля, и она легла на землю.
- А, понимаю, - рассмеялся Вано. - Винтовка!..
- Больно ты умный, - сердился Степан. - Болтаешь попусту. Ищи другую!
- Гм-м… - прыснул Вано. - Мне винтовка не надо.
- Ну, знаешь что, хватит!
- Хватит так хватит, - согласился тот, отходя в сторону. И вдруг воскликнул: - Вот она, вторая… Бери, пожалуйста!
Когда очистили березки от веток, получились две ровные жерди.
- Ну, теперь понимаешь? - подмигнул Донцов, укладывая жерди рядом, на полметра одну от другой.
- Носилки! - воскликнул Вано.
- Вот именно. А то заладил: винтовка, винтовка…
Жерди связали липовой корой, переплели прутьями, сверху набросали травы.
- Пожалуйста, товарищ командир. Теперь хоть на край света донесем!..
Но тут послышался шум мотора, застрекотал пулемет, с деревьев посыпались листья. Низко над лесом пронесся "мессершмитт".
- Шакал! - выругался Вано.
- И тут, сволочи, рыщут, - слабым голосом подхватил лейтенант.
- Вот видишь, а ты говорил на Кавказ не пойдут, - дернув Вано за рукав, сказал Донцов.
- И не пойдут!
- Летают, значит, собираются.
- Летать проще, а чтоб пойти - кишка тонка!.. Да ты что, не слышал, еще тогда старшина говорил…
- Откуда он знает, твой старшина?
Вано бросил недовольный взгляд на друга:
- Опять ты сомневаешься. А если командующий сказал, тогда что? Если сам верховный?.. Не мог же он, старшина, сам от себя выдумывать. Ему сказали, он - нам… Ты, Степан, опять какой-то… Что ни скажи, спорить начинаешь.
- Ты сам споришь.
- Я за правду.
- Ладно, пошли, - нахмурился Донцов. - Все мы за правду, а чтоб брехне отпор дать, так это не можем: поразвешаем уши, слушаем.
- Ну, как ты не понимаешь? - стоял на своем Вано. - Кавказ - не степь, тут на танке не разгонишься. А немец без танка, что волк без зубов.
- Свежо преданьице, - вздохнул Донцов. - Немцы, по-твоему, дураки. Болваны этакие. Подойдут к горам, посмотрят - ай, высоко, зачем туда лезть, лучше по равнине прокатиться. Нет, брат, немец на Кавказ особый зуб имеет. Не удалось в гражданскую, так думает теперь…
- А ты что, у него спрашивал?
- Да иди, чего остановился!
Вано, бурча, зашагал быстрее. Тропа спустилась в низину. Местами на мягкой почве видны отпечатки подков. "Может, наши проехали, а может, и фашисты?.. - подумал Донцов. Ему не верилось, что это уже Кавказ. Он полагал: на Кавказе все иное, не такое, как в средней России, где он вырос. А тут такие же липы, как под Белгородом, такие же ромашки цветут, желтеют одуванчики.
- А говорили: чинары, эвкалипты… - усомнился он.
- Будет. Все будет, - оживился приумолкший было Вано. - И горы настоящие будут, и водопады… Весь Кавказ тебе покажу. Нет, не покажу - отдам. Бери, друг!
Головеня молчал. В который раз мерещилась женщина с выкатившимися на лоб глазами. Где он ее видел - на Украине, в Донбассе?.. Да нет же, это было в местечке Целина. Войска покидали его, по улицам, поднимая пыль, проносились повозки, брички, автомашины. Танков, орудий почти нет. Он, артиллерист, как и многие, уходил пешком. "Хейнкели" один за другим снижались над колоннами отступающих. С грохотом рвались бомбы. Стучали крупнокалиберные пулеметы. Первые же бомбы попали в здание школы: рухнули стропила, балки, посыпалась черепица… И тут эта женщина:
- Ты жив? Тебя не убили, Григорий?!
Головеня остановился, ничего не понимая.
- Жив, жив!.. - закричала женщина, подбегая к нему. Но тут же отпрянула, завопила на всю улицу. - Бежишь?! Меня покидаешь?!
Что он мог ответить? Отступал не только он. Отступали полки, дивизии, отходила вся армия… А женщина, потрясая кулаками, продолжала кричать:
- Бросаешь старую мать? Утекаешь?!
Потом люди рассказывали: у нее погиб сын, сошла с ума. Никогда не забыть ее Головене.
Впереди на тропе показался человек; он сидел на камне и курил. Увидя подходивших, встал. С виду - солдат-фронтовик.
- Здорово, братки! - громко произнес он. И, рассмотрев в носилках офицера, тише добавил: - Здравия желаю, товарищ командир.
Обыкновенное, ничем не примечательное лицо казалось спокойным, хотя вид у солдата жалкий. Из одного сапога выглядывает портянка, другой скручен проволокой. Коленки брюк неумело зашиты. Сквозь прорванный рукав гимнастерки чуть повыше локтя виден бинт с запекшейся на нем кровью.
- На перевал?
- Так точно, товарищ командир!.. На прикрытии был. Держались до последнего… Пулемет просто красный стал, а фашисты все прут и прут. Целую кучу навалил их… И вдруг, понимаешь, заело. Сюды-туды, хоть ты плачь. Оглянулся, а рядом братки мертвые… Вскакиваю - и гранату под станину: не оставлять же врагу! Как сам уцелел - понятия не имею. После на тропку вышел - никого. Что же, думаю, подожду, может кто появится: одному в горах несподручно.
- Одному, точно, нехорошо. Примыкай к нашему полку, - сказал лейтенант.
- Я так и думал, товарищ командир, - обрадовался солдат. - Кто-нибудь да возьмет в попутчики. Свои, советские, не дадут человеку в горах пропасть.
Он вынул из кармана деревянный портсигар:
- Может, закурите, товарищ командир? Трофейные сигаретки имеются. Хорошо, хоть такие остались. Без курева совсем беда. - Солдат прикурил от зажигалки и, сунув ее в карман, продолжал: - Сказывают, не табак в сигаретках, а морская трава. Но курить можно. Конечно, против наших - дерьмо, особенно против махорки, что нам до войны выдавали. Помните, "Гродненскую"? Ух, махорка была! Потянешь - слезу выдавливала.
- Говорите, до войны служили?
- Так точно.
Донцов взял немецкую сигарету, повертел перед глазами, отдал назад.
- Спасибо, не курю. Просто так, любопытно.
- Значит, в Сухуми, товарищ командир? - не умолкал солдат. - Дело! Вчетвером мы туда за милую душу доберемся! - и, покосившись на носилки, с сожалением добавил: - Вот только помочь не могу. Разве одной рукой?..
- Обойдемся и без тебя, - не очень дружелюбно сказал Пруидзе.
Солдат взглянул на кавказца, удивился его неожиданному тенорку: у такого, казалось, непременно должен быть бас. Не стал перечить: нет так нет. И когда Степан и Вано подняли носилки, послушно пошел следом.