В тишину утра ворвался стрекот приближавшегося мотоцикла. Очарование природы мигом исчезло. Капитан бежал по лесу, уже разбуженному войной. Бойцы погромыхивали оружием, котелками, негромко переговаривались, выполняя несложный обряд солдатских сборов.
У опушки, где стояли его машины, комбат увидел своих танкистов. Подбежал, неся портупею и сапоги, Илюшка Наумов, самозабвенно выполнявший обязанности ординарца. Илюшка принес котелок с водой, и танкисты смотрели, как их командир, фыркая, умывается. Одевшись, капитан оглядел всех.
- Нам приказа не было? - спросил он Анциферова.
- Пока нет, товарищ комбат.
На трудных дальних дорогах от Нижне-Донецка до этого безымянного разъезда капитан Ермаков потерял три машины из шести и пятерых своих товарищей танкистов. Но по-прежнему его подразделение в сводках стрелковых частей, которым оно придавалось, именовалось батальоном и получало задачи, которые были по плечу танковому батальону. Таков суровый, но справедливый закон войны: живые должны сражаться и за себя и за погибших.
- Ну что ж, товарищи, война войной, а поесть надо, - весело проговорил комбат. - Пожуем, что бог послал, и закурим.
- А если наоборот? - в тон командиру спросил Демин.
- "Три наряда вне очереди - полы драить".
Это была сакраментальная фраза. Раненный еще в боях за Украину батальонный старшина Соловьев однажды, крепко рассерженный, закричал так на совершившего проступок красноармейца. Соловьева любили и боялись не одни бойцы и сержанты. Он отучил курить перед завтраком весь батальон. Для подчиненных у него хранились специальные противогазы, в которых старшина заставлял бегать "курцов" до седьмого пота, до удушья, пока они не срывали с себя маски. Сам Соловьев, когда-то отчаянный курильщик, перед самой войной женился на молоденькой и хорошенькой фельдшерице Наде, не терпевшей табачного дыма, и долго потом предлагал "следовать моему примеру" - бросать курить. Его предложение стало предметом постоянных шуток. "Следовать примеру" относилось не только к курению, а и к женитьбе… Это было доброе мирное время, ставшее почти легендой. Мало оставалось в бригаде старых танкистов, помнивших гарнизонную жизнь близ литовского городка, историю оловьевской женитьбы накануне войны, знаменитую контратаку их мехкорпуса вечером 22 июня… Николай Ермаков еще юным лейтенантом участвовал на своей "тридцатьчетверке" в приграничных боях; под Москвой и под Орлом он уже командовал танковой ротой, а перед самым отступлением принял батальон.
Многие видели в его удачливой военной карьере лишь внешнюю сторону - очередные звания, повышения в должности, ордена, уважение начальников… Но то была не более как внешняя сторона, открытая всем, лишь в людях ничтожных вызывающая зависть и вожделенное желание преуспеть, "как он".
Другая, глубинная сторона жизни и личности капитана Николая Ермакова была историей неуклонного и скорого мужания характера в совершенно исключительных условиях военного года. Эта сторона открывалась не всем, а лишь людям, близко знавшим его, воевавшим с ним бок о бок весь этот год или даже несколько дней, потому что на войне, где время так "спрессовано", так насыщено событиями, за один час, за один бой нередко можно узнать о человеке больше, чем за годы мирной жизни.
- А где Дорощук и Тетерин? - спросил комбат, оглядев своих танкистов.
- Они, товарищ капитан, обратно в колхозники подались, - под общий смех проговорил Демин. - Тут недалеко нашли вагончик стана тракторной бригады, а в нем запчасти разные. Они и решили все это закопать и вешку выставить. Дорощук ваш говорит: "Придут люди пахать и найдут все. Зачем добру пропадать?" Сейчас он под вагончиком яму роет, а Сашка Тетерин все в масляные тряпки заворачивает. Запасной солидол почти начисто забрали. Я им говорю: "Тут, может, через день немцы будут хозяйствовать", а они сопят и свое дело делают…
- А что, очень здорово придумали, - сказал капитан. - Честное слово, если бы я догадался, точно так же сделал бы. Может, пойдем им поможем сообща, вместо физзарядки?
Демин с деланным огорчением махнул рукой: теперь уже танкисты смеялись над его недогадливостью.
- Они уже, наверное, заканчивают. Дорвались до любимой работенки - на ходу подметки рвут…
- Слыхали, товарищ капитан, пехота болтает, будто танки немецкие прорвались, на Узловую идут, - промолвил один из танкистов.
И тогда все заговорили наперебой:
- Говорят, не меньше сотни.
- И пехота на грузовиках.
Надо было бы ответить шуткой, хотя картина, по-видимому, соответствовала действительности, но тут подбежал связной:
- Товарищ капитан, вас комдив к себе требует.
Невысокий полковник в пенсне стоял среди группы командиров. Увидев танкиста, он быстро повернулся к нему.
- Капитан Ермаков по вашему приказанию явился.
Солдатский телеграф сообщал правду, хотя и несколько преувеличивал силы врага. Танковая группа в составе примерно семидесяти танков в сопровождении пехоты на грузовиках и бронетранспортерах под прикрытием авиации прорвалась вчера днем через наши боевые порядки. Она идет, по всей видимости, мимо разъезда, на Узловую. Опасность трудно преувеличить. Полковник повел рукой: никто не увидел в леске ничего, кроме деревьев, но все знали - от Узловой прямая дорога к нефтяным, промыслам, на них целятся немцы. Они могут быть здесь с минуты на минуту. Их надо задержать любой ценой.
- Я занял оборону перед разъездом, - закончил полковник, пытливо глядя на танкиста. - Вы мне не подчинены, у вас своя боевая задача, но обстановка меняется порой раньше, чем поспевает приказ. Я не считаю себя вправе отменять распоряжения вашего начальника. Решите сами, можете ли вы сейчас выполнять боевую задачу вместе со мной.
Капитан оценил деликатную сдержанность этого полуприказа-полупросьбы. На него с надеждой смотрели десятки глаз. Полковник снял пенсне и, щурясь, протирал их. Его близорукие глаза без стекол выглядели усталыми и беспомощными.
- Я в вашем распоряжении, товарищ полковник.
Люди зашевелились, повеселели. Полковник одобрительно кивнул.
- Александр Иванович, - повернулся он к стоявшему рядом командиру, - дайте карту.
- Я предлагаю, товарищ комдив, - проговорил капитан, - оставить мои танки в засаде. Здесь горловина, отличная отсечная позиция. Вправо через насыпь они не полезут, а мы их атакуем с фланга. Вряд ли они рассчитывают на такую дерзость. Удар может оказаться неожиданным и очень эффектным.
- Неплохо! - проговорил полковник. - Пойдете под прикрытием батареи сорокапятимиллиметровых пушек - я их оставлю здесь. Атакуйте совместно со стрелковой ротой. Больше я ничего дать не могу. Детали согласуйте с начальником штаба. Желаю успеха, капитан.
Больше всего Николай Ермаков желал сейчас, чтобы на месте командира пехотинцев оказался рыжий лейтенант Жуликов с его солдатами. Он только вздохнул, когда к нему подошли двое командиров.
Первый четко, по-кадровому представился:
- Командир стрелковой роты лейтенант Тулин.
Второй, с темным скуластым лицом, медленно проговорил, поднеся большую ладонь к фуражке:
- Командир батареи лейтенант Рахматуллин.
Оба были высоченные здоровяки. Капитан рассмеялся:
- Вас специально так подобрали?
Лейтенанты оказались бывалыми и дельными людьми. Артиллеристы быстренько установили свои совсем игрушечные, с тонкими стволами пушечки, пехотинцы начали лихорадочно окапываться. Грозно взревели моторы. Танки ломились через лесок, поближе к опушке, смотревшей на дорогу.