- Хочу вам напомнить, лейтенант Пастухов, - обратился Полесьев к взводному, вставая из-за стола, - что с этого момента вы исполняете обязанности командира в боевых условиях. Вы обороняете участок фронта, и спрашивать с вас будут соответственно. Имейте это в виду!
Пастухов выпрямился, но тут же стукнулся головой о потолок. Полесьев, посмотрев на бревна наката, перевел взгляд на потиравшего макушку Пастухова, усмехнулся и собрался уходить.
- Разрешите обратиться, - шагнул вперед Егорьев.
- Чего обращаться, - прервал ротный лейтенанта. - Вы завтра направитесь в штаб батальона. Там придумаем что-нибудь, без должности не останетесь.
И Полесьев скрылся за дверью.
7
Четвертый взвод обустраивался на новом месте. Солдаты располагались в землянках, разговаривали с бойцами еще не покинувшей своих позиций роты, занимавшей здесь оборону до них. Вскоре роту отвели за передний край, и этот участок уже полностью перешел "во владение" Пастухова и его людей.
Лучинков, Золин и все отделение под командованием сержанта Дрозда заняли освободившуюся землянку. Землянка была довольно большая, человек на пятнадцать, так что места всем хватило с избытком. Золин, поставив противотанковое ружье у входа, закинул вещмешок на верхние нары и, устало опустившись на нижние, стер со лба пот, промолвив:
- Ну вот и прибыли.
- Да, наконец-то, - усмехнулся Лучинков, усаживаясь тоже на нары.
Напротив них разместились красноармейцы Синченко и Глыба. Лучинков уже успел заметить, что эти два украинца были настолько дружны между собой, что их никогда нельзя было застать поодиночке. Где Синченко, там и Глыба, и наоборот. Синченко был здоровенный малый, чуть ли не под два метра ростом; в плечах - косая сажень. Глыба же представлял полное несоответствие собственной фамилии: маленький, худой, он был левофланговым во взводе. Сержант Дрозд за глаза называл их не иначе как "козаки днепровские", на что Синченко, однажды услыхав подобное определение, спокойно отвечал, что они не днепровские, а хуторские.
И на этот раз "хуторские" заняли нары по соседству. Остальные солдаты отделения тоже выбрали себе места. Лишь один из них, рядовой Рябовский, забрался аж в самый конец землянки и там стал раскладывать свои вещи.
- Вы что, Рябовский, - обратился к нему Дрозд, - от коллектива отрываетесь?
- Да я, - Рябовский замялся, потом ответил: - Я знаете ли, во сне громко разговариваю. Мешать, думаю, буду, так чего…
- А, ну как хотите, - удовлетворился таким объяснением Дрозд и распорядился: - Всем отдыхать!
С полчаса солдаты отделения, развалившись на нарах, отдыхали с дороги. Потом внимание всех привлекла со скрипом раскрывшаяся дверь, и какой-то человек ввалился в землянку.
- Ах, кузькину мать! - выругался человек, зацепившись ногой за порожек, и сержант Дрозд, узнав в пришедшем старшину Кутейкина, поднимаясь с койки, приветствовал его словами:
- Землянку занимает второе отделение!
- Вижу, - отвечал Кутейкин, оглядываясь кругом, и, увидав несколько свободных мест, сообщил: - Я тады к вам.
Старшина направился занимать одну из пустующих коек, а Дрозд, поглядев ему вслед взглядом, выражающим фразу: "Принесла нелегкая", гаркнул во все горло:
- Подъем!!!
Солдаты зашевелились на нарах, Кутейкин, довернувшись к сержанту, выразительно покрутил пальцем у виска. Дрозд, сам не зная отчего, еще больше распаляясь, крикнул:
- Встать!
На него сверху посмотрело несколько лиц: сонное Лучинкова, недоумевающее Золина, возмущенное Синченко.
- Чего орешь, сержант, - с какой-то обидой сказал Синченко, свешиваясь с верхних нар. - Надоел.
- Ты как разговариваешь? - вскипел Дрозд.
- А так, - спокойно отвечал Синченко. - Мало в дороге накомандовался, али как? Тут, чай, не глухие. Скажи по-человечески, а не лайся, что кобель на привязи.
- Рядовой Синченко, - сквозь зубы прошипел Дрозд. - Два наряда вне очереди на кухню!
- Отставить, Синченко, - вмешался Кутейкин. - Сержант сегодня не с той ноги встал.
- А! Товарищ старшина, - заметив Кутейкина, приветствовал его Синченко. - День добрый?
- День добрый! - отвечал Кутейкин.
Им не осталось незамеченным, как гневно сверкнули глаза сержанта, как заходили нервно желваки по его лицу. Поэтому старшина счел нужным добавить:
- Но впредь ведите себя все-таки повежливее, Синченко.
К этому времени все отделение было уже на ногах. Дрозд приказал им готовить оружие, а сам отправился к взводному. Вскоре он вернулся вместе с Пастуховым. При появлении лейтенанта все стали по стойке "смирно", за исключением Синченко, коему его высокий рост мешал выпрямиться.
- Значит, так, - сказал Пастухов, оглядев солдат отделения. - Я снял свое охранение, сейчас вы отправитесь на позиции. Окопы отрыты, так что в этом плане вам повезло. Имеется одно замечание: бронебойщикам расположиться по центру. Кто здесь бронебойщики?
Золин с Лучинковым шагнули вперед.
- Вы… - указал на них пальцем Пастухов, узнавая и чуть улыбаясь одними губами.
- Так точно! - отвечал Золин.
- Займете окоп, где до этого был станковый пулемет. Ясно?
Золин кивнул.
- Станьте в строй, - распорядился Пастухов и продолжал: - В остальном изменений в дислокации нет. Все понятно?
Пастухов обернулся к сержанту. Дрозд, стоявший у него за спиной, подобострастно закивал головой.
- Тогда за мной! - приказал Пастухов и вышел из землянки.
Все последовали за ним. Подходя к уже отрытым окопам, Пастухов распорядился, кому какой из них занять. Вскоре все люди были размещены по своим боевым постам. Было относительно спокойно. Немцы не стреляли, высота "кость в горле" оставалась несколько правее. Лучинков с Золиным, расположившись в окопе, осматривали окрестности. Прямо перед ними было небольшое поле, правым краем примыкавшее к высоте, по центру заканчивавшееся обрывистым спуском к реке. Слева, почти перпендикулярно их позициям, занимал оборону второй взвод, левый фланг которого выходил к берегу. Как раз в том месте, где за обрывом открывалась серая гладь реки, можно было различить небольшой островок. Это был даже не островок, а скорее торчащий из воды холм, более пологим своим склоном выходивший в сторону четвертого взвода.
- Жить можно, - заключил Золин, окончив осмотр.
- Можно, - согласился с ним Лучинков и добавил: - Только зачем нас сюда поставили? Отколя здесь танкам-то взяться?
- Да, действительно, - усмехнулся Золин. - Танкам неоткуда взяться. На обрыв им не забраться, справа высота. Взводный, конечно, догадался, нечего сказать.
- Ну да не нам судить, - поморщился Лучинков.
- Зато нам воевать, - серьезно заметил Золин. - Кто его просил станкач отсюда снимать? Прежний-то командир, поди, не глупее его был.
- Что за недоверие начальству? - раздался за их спинами чей-то голос.
Лучинков с Золиным резко обернулись - перед ними был старшина Кутейкин.
- В чем дело, спрашиваю? - пояснил старшина, глядя на замерших от неожиданности бронебойщиков.
- Да вот, - стал объяснять Лучинков. - Взводный приказал нам сюды, а мы с дядей Федей думаем, что нам тут не место.
- Думают за вас другие, - усмехнулся Кутейкин. - А ваше дело - все исполнять в точности.
- Право, Тимофей, - вмешался Золин. - Ни на черта мы здесь не нужны. Посоветуй лейтенанту - пусть обратно станкач поставит. Танкам сюда не влезть, а пехоту бронебойкой не остановишь.
- Эх как рассуждаешь! - Кутейкин покачал головой, потом с благодетельным видом сказал: - Ладно уж, переговорю.
- Спасибо, Тимофей, - поблагодарил Золин и, будто оправдываясь, добавил: - Я ведь не об себе пекусь, не за свою шкуру. Это просто с тактической точки зрения неверно, потому и говорю так.
- Да скажу, скажу, тактик, - заверил Кутейкин.
- На том и спасибо. - Золин протянул руку старшине.
Тот пожал протянутую руку и, пригибаясь, отправился дальше по траншее.
- Хорошо ли лейтенанту на недостатки указывать? - с сомнением сказал Лучинков, глядя вслед удалявшемуся Кутейкину.
- Ничего, - успокоил его Золин. - Оно для укрепления обороны делается.
Решив, что против такого довода не попрешь, Лучинков сел на дно окопа и, прислонившись к его стенке, замолчал.
8
После ухода Полесьева Егорьев с Пастуховым еще некоторое время находились в блиндаже. Вскоре пришел Дрозд, и Пастухов отправился с ним, как он выразился, "людишек расставлять".