Махнул рукой. Моё место занял Андрей. Быстрее для вида бегу к Илии и слышу:
– Я гора, я гора. Мне не больно.
– Почему гора?
Я встал рядом и зарычал что есть силы. Двоих орущих дядек дети не ожидали встретить на своём пути. Раздался писк, и они бросились обратно. От такого поворота событий обалдели не только мы, но и полицейские. Удивление было написано даже на лицах репортёров и арабов. Люди со всех сторон вдруг притихли и, наверное, услышали, как Илия тихонечко говорил:
– Почему гора? А потому, Влад, что на неё трудно залезть.
– Кричи что ты свинья! Тогда никто не дотронется до тебя.
– Я хрю, хрю, злой и гадкий.
Тут же захрюкал огромный воин.
– Перестань! Ты не клоун, а представитель армии Израиля.
– Влад, смотри. К нам идут взрослые с камерами.
– Чёрт, доигрались. Илия, улыбайся.
– Я же свинья. Я должен хрюкать.
– Теперь ты Ален Делон.
– А кто это?
– Чёрт тебя побери! Тогда Шварценеггер.
– Астала виста бейби. Можно мне одеть очки?
Тут же рука Илии скользнула в карман, чем сильно напугала телевизионщиков, не знаю какой компании. Полицейские рядом, солдаты с поднятыми автоматами ходят по дороге. Сейчас, когда мы всех прогнали, можно и повыпендриваться перед камерами. Израильская армия самая сильная и улыбчивая в мире. Микрофон ткнули прямо под нос.
– Ты что, с ума сошёл?
– Как вы относитесь к арабам?
– Как к людям, – ответил я красивой девушке, что вызвало улыбку оператора.
– Влад, они со мной разговаривают.
– Молчи и улыбайся.
– Как кто? Как свинья Ален Делон или гора?
– Как солдат армии Израиля.
На все вопросы у нас был только один ответ – белозубая улыбка. Не добившись своего, таинственный режиссёр этого спектакля, которого потом всё равно найдут, исчез. А возле нас уже стоит толпа, но не детей, а репортёров. Простые люди постояли, покричали и разошлись. Босые дети бегают между оставшимися взрослыми. Во время передышки всем нужно передохнуть.
Огромный плакат написан арабской вязью красной с зелёным краской. Наш Иерусалим снимает куча операторов. То тут, то там, появляются какие-то политики и говорят с собравшимися людьми. Это они так поднимают свой рейтинг на чужом несчастье. Телохранители зыркают по сторонам. А мы стоим, опустив руки, не обращая внимания на микрофоны под носом.
– Всё, Влад, у него плёнка кончилась.
– Откуда знаешь?
– А камера не жужжит и лампочка светится красным. Смотри, дети мне улыбаются.
– Конечно, их же уже не снимают. Теперь они не герои фильма и можно стать самим собой.
– Влад, а можно улыбнуться им в ответ?
– Нет, ты гора.
– Чёрт, а есть ещё какие-то роли?
– Есть. Например, столб.
– Не! Не хочу быть столбом.
– Ну, тогда будь горой.
– Влад, режиссёры нашли какого-то политика. Мы им больше не интересны.
– Илия, перестань подкармливать детей сникерсом.
– Влад, будь другом, отдай мне свой.
Я протянул ему батончик в блестящей упаковке. Маленькие руки потянулись к огромным рукам. Гора заулыбалась яркой улыбкой и присела. Дети уже его не боятся и громко пищат от радости. Они висят на Илии со всех сторон, как маленькие обезьянки.
Теперь, не нужные больше своим родителям, дети ведут себя как обычные маленькие дети. А орущая толпа переместилась к камере, у которой пыталась что-то доказать важному политику. Вот она, сенсация для всего мира. А огромный улыбающийся солдат армии Израиля, облепленный со всех сторон счастливыми арабскими детьми, никого не интересует.
Оставив великана с детьми, а Андрея следить за ситуацией, я залез в джип. Жду дальнейших распоряжений и понимаю, как же я устал в этом мире кино. Полицейские сели в автобусы и всё как-то само собой разрешилось. Люди ушли по своим делам. Кто-то смирился и уехал в новые дома. Дети были счастливы от подарков Илии, а он был просто счастлив тем, что пообщался с детьми и вызвал улыбки на их чумазых лицах. Репортёры разъехались, так и не получив сенсации и за шумом толпы, наконец, наступила тишина. Пусть моя страна стала чуточку меньше, но в ней стало немножко тише и спокойнее. И кто знает, может быть это спасёт её от войны. Хотя, не думаю. Закрыл глаза. Вдохнул пот Илии рядом. Слушаю, как поёт мотор джипа. Я благодарен тебе господь за не зря прожитый день на войне, которая к сожалению повсюду. И здесь в тылу, и там на передовой.
Глава 18
Кто был в нашей армии, тому в цирке не смешно. Разделённые колючей проволокой клоуны и зрители. Порой они меняются местами. Ну, что бы было интересней. Для некоторых это шанс стать чуточку известнее, или может богаче. А для нас это повседневная, рутинная работа. Так не хочется порой идти на работу. Но глядишь на дочь и понимаешь, что надо. Она боится до слез таких как ты. Ты громко орёшь и самое главное – ты в толпе.
В толпе вас много. А когда ты один, то также боишься темноты. Ты вовсе не герой, каким хочешь быть. Ты простой ребёнок, которому хочется славы. Твои родители работают, чтобы накормить тебя, а ты пришёл на это шоу. На нём и начал свою жизнь, выступая передо мной, солдатом. Мир вокруг разделён на клоунов и на тех, кто дёргает за ниточки. Тебе даже говорят когда поднять руку, чтобы удачно начать видеосъёмку. А потом человек с камерой спокойно уедет. Но люди, ищущие сенсацию для рейтингов, никогда не понимают, как страшно тому, кто поднимает автомат.
Есть приказ, и он ждёт всего лишь миг. Решает: нажать на курок или нет? В прицеле ловит себе подобного. Две руки, две ноги, голова. Слушает повтор приказа, нажимает на курок, а потом… Всё начинается потом… Ты убегаешь и радуешься своему доллару. Солдат стрелял только в воздух. Но в прицеле был ты: ребёнок, кричащий "Аллах акбар". Солдат не спит ночь, вторую. Во сне приходят образы и будят кошмарами. Появляется сомнение: а стоит ли стрелять в следующий раз? Но наступает новый день, звенит звонок и он идёт выполнять приказ. И вновь за проволокой ты. И это совсем не учения. Кто-то стоит с краю и снимает страх солдата, спрятанный внутри и его отлаженные действия. Потом весь мир увидит кадры, как он нажал на курок. Кто-то скажет:
"сволочь", а кто-то промолчит. У матери защемит сердце, а ребёнок скажет: "Класс". Всё это для рейтинга. Человек с той стороны готов на всё, чтобы попасть в этот цирк. Но кто был в нашей армии, тому в таком цирке совсем не смешно.
Клоуны за деньги кричат и махают руками. Смеются и орут на публику "Аллах акбар". Но если подумать им тоже страшно. Раз пришли сюда показывать свою любовь к богу, значит, есть мозги. Ведь тут не надо пахать или сеять. Не надо идти вкалывать на завод. Просто прийти к проволоке и покричать: "Аллах акбар". И получить свои деньги. Я не знаю сколько: пять, десять долларов. Потом конечно захочется побольше. И уже ты, чуть подросший маленький клоун, берёшь автомат и перед камерой махаешь оружием. И звучит всё тот же неизменный крик "Аллах акбар". Да, Бог велик! Я знаю. Но он совсем не хотел крови. Ни наш Бог, ни Аллах, ни какой-нибудь ещё Бог, придуманный для подчинения.
А ты уже подрос. Теперь уже не маленький ребёнок, а юноша. Но ты опять в толпе и готовишь к выстрелу ракету. Ты стал уже более серьёзным, но желания пахать и сеять дальше нет. В своей касте ты вырос до запуска ракет. Уже получил образование: в израильской тюрьме. Да, да! За то, что совершил проступок по неосторожности. Высунулся там, где не надо и позволил себе стрелять в еврейскую девочку. Тебя поймали и посадили. И там за колючей проволокой настлало время учёбы. Такие уж мы евреи странные. Прости нас за то, что не линчуем и не бьём. Не переубеждаем в твоей вере, а просто кормим тебе за колючей проволокой. Ведь в тюрьме делать то нечего, и ты становишься простым человеком. Там ведь нет камер репортёров, не перед кем кричать: "Аллах акбар". А тюремные камеры снимают только твои улыбки и звонки домой. Ты счастлив, потому как на миг стал самим собой и делаешь то, что хочешь, а не то, что велят. Конечно, есть один минус – тут придётся немного поработать, на благо общества. Как порой не противен труд с гаечным ключом, но ты понимаешь, что делаешь это ради денег, которые потом потратишь в тюремном ларьке. Вообще-то тюрьма и жизнь в своём доме кажется для тебя, нечего не умеющего, раем. Тут можно всё, нельзя только выйти за стенки. Но выбор уже сделан. Ты шёл к нему всю жизнь.
Зачем ты сюда попал? Зачем взял в руки автомат? С малых лет позируя перед камерой, ты продолжил свою "карьеру" – взял оружие. Ты превратился в юношу, смотрящего на мир чёрными глазами. Ведь твой Бог велик! Теперь он смотрит, как ходишь по территории тюрьмы. В руках у тебя Коран. Это наверное для того, чтобы соседи по камере не оттолкнули тебя, а приняли в стаю. Но то, что в голове у тебя, этого не забрать. А теперь ты ещё и учишься в тюрьме. Да, эти евреи помогают тебе закончить университет. В своём доме ты сейчас, наверное, кричал бы: "Аллах акбар". Ну, потому, как бегать в тренировочном лагере, поднимая протекторами военных сапог пыль, гораздо легче, чем пахать и сеять. Твоя жизнь и дальше бы проходила перед объективом и тебя наверняка бы убили. Не я, так какой-нибудь другой солдат обороны. Ты слышишь? Обороны, а не нападения! Такой уж этот Израиль, прости его. Радуйся, что тебя спасла тюрьма.