- Лев Толстой какой нашелся! - проговорил он сквозь смех. - А у скольких ты сам жизни отнял, а?
Никольский молча перескакивал с камня на камень. Карцеву очень хотелось услышать ответ, он даже почти обогнал ефрейтора, но Никольский лишь неутомимо двигался вперед.
- У шестерых, - через несколько минут наконец ответил он. - У шестерых, как минимум. Но я считаю, меня оправдывает то, что мы были примерно в равных условиях - они все тоже могли меня убить.
Карцев начал уставать. Теперь он с трудом поспевал за ефрейтором, все чаше спотыкаясь. К тому же здорово мешала каска - все время норовила куда-нибудь съехать, пот из-под нее заливал глаза. Ремень автомата все сильнее давил на плечо, гранаты и магазины тоже стали казаться значительно тяжелее, чем в начале пути. Обернувшись в очередной раз, Никольский, по виду как будто ни капли не уставший, наверное, понял состояние Карцева, остановился и объявил перекур.
- Осталось совсем немного - минут десять хода, товарищ лейтенант, - успокаивающе сказал он, закуривая.
Карцев тоже закурил и после второй затяжки пожалел об этом - пересохшее горло неприятно продрало дымом.
- Вы какой институт закончили, товарищ лейтенант? - спросил Никольский.
- А откуда ты знаешь, что я не кадровый? - поинтересовался Карцев, назвав свой институт.
- Вас, двухгодичников, за версту различить можно по виду и даже по лицу, - усмехнулся Никольский.
Карцев, изредка, почти без удовольствия затягиваясь сигаретой, но почему-то не решаясь бросить ее, заметил в бронежилете Никольского, прямо напротив сердца, маленькую дырочку.
- Снайпер уложил предыдущего хозяина этой жилетки, - объяснил Никольский. - Английская винтовка "Бур" образца 1892 года, прицельная дальность - два километра.
- Значит, бронежилет не спасает. - разочарованно протянул Карцев.
- Смотря от чего, - спокойно ответил Никольский. - Говорят, из "Бура" на расстоянии двух километров можно насквозь пробить БТР.
Карцеву стало очень неприятно, как будто в него уже целились этим самым "Буром". Он непроизвольно осмотрелся вокруг. Однако Никольский и ефрейтор невозмутимо сидели на камешках, и это несколько успокоило Карцева.
- Послушай… - не совсем уверенно обратился он к Никольскому. - Как тебя зовут?
- Вы же знаете - Никольским, - удивленно ответил тот.
- А по имени?
- По имени?! - еще больше удивился Никольский. - Я уже стал забывать, что оно у меня есть. Все Никольский да Никольский… Да у нас почему-то всех почти зовут по фамилиям.
- Но его ведь ты зовешь по имени, - Карцев кивнул на ефрейтора.
- Мое имя - Михаил, - обиженно отозвался ефрейтор. - А фамилия - Степанов.
- Просто укоротили, - улыбнулся Никольский. - Так тебе больше подходит - ты здоровый, простой и правильный, как дядя Степа. Даже Отец пару раз его так назвал!
- Отец? - удивленно переспросил Карцев.
- Это мы так Бирюкова зовем между собой. Он ведь нас кормит и лупит, если еть за что. В переносном смысле, конечно, - объяснил Никольским. Не подумайте, что занимается рукоприкладством.
Никольским встал, затоптал окурок, махнул несколько раз руками, взял автомат.
- Пойдем, что ли? - спросил в пространство.
- Последний вопрос, - торопливо сказал Карцев, поднимаясь. - Если не секрет, почему тебе медаль не светит?
Никольский задумчиво посмотрел на Карцева.
- У меня репутация подмочена. Имею несколько взысканий от самого командира полка. К тому же прибыл я сюда из учебки сержантом, но дослужился до рядового.
- Разжаловали? За что? - поинтересовался Карцев.
- За неправильный переход улицы.
- Понятно, - кивнул Карцев.
- Да нет, я не скрываю. За употребление спиртных напитков.
Никольский повернулся и быстро зашагал вперед. За ним, как и раньше, ефрейтор, последним - Карцев. Чем дальше, тем больше Карцеву становилось не по себе. Никольский, да и ефрейтор тоже, вели себя так, будто четко знали, что им предстоит делать. Для Карцева же впереди была только неизвестность.
Через несколько минут Никольский дошел до каменного уступа на склоне ложбины и поднял левую руку. Ефрейтор остановился. Карцев тоже. Никольский быстро и бесшумно, как кошка, вскарабкался почти до верха уступа, на миг приподнялся, бросил взгляд вперед и, спустившись чуть ниже, призывно махнул рукой Карцеву. Карцев, страшно волнуясь, чрезмерно аккуратно добрался до Никольского.
- Смотрите, как удачно, - вполголоса сказал Никольский. - Как будто специально на этой плеши куст прилепился, чтобы вы за ним спрятались. Бандюгу видите?
Карцев осторожно выглянул из-за куста. Впереди, почти на самом верху противоположного склона, четко вырисовывалась человеческая фигура.
- Снимите его, как только мы со Степой начнем пальбу по батарее, минут через пять. Автомат поставьте на одиночный огонь, цельтесь в голову. Постарайтесь шлепнуть с первого выстрела, а то потом с ним хлопот не оберешься. Когда убедитесь, что он не опасен, подходите к нам, только осторожно. Вопросы есть?
- Поправку делать на разреженность воздуха? - спросил Карцев шепотом.
- Не надо. Поправка нужна при дальности свыше четырехсот метров, - Никольский ободряюще улыбнулся. - Ну, мы пойдем. Желаю успеха!
- И вам тоже! - торопливо ответил Карцев внезапно осипшим голосом.
Никольский исчез. Карцеву вдруг резко захотелось курить. Он глянул на свою цель и почувствовал в себе злобу на эту безликую фигуру, от которой он должен был сейчас прятаться. Пристроив на камнях автомат, Карцев стал ждать, чувствуя, как с каждой томительно-длинной минутой руки, лицо и тело все больше покрываются потом. "Скорее бы", - нервно металась в нем мысль.
Неожиданно громко раздались два взрыва. Карцев дернул автомат, едва не выпалив в белый свет, торопливо прицелился и выстрелил. Он чуть не закричал от переполнившей его радости, увидев, как фигура, всплеснув руками, грохнулась на землю, нелепо задрав ноги. "Попал, попал!" - лихорадочно шептал Карцев, сам того не замечая. Лицо его расплылось в широченной улыбке.
Раздались еще два разрыва гранат, сразу же после них загрохотали автоматные очереди, многократно усиленные эхом. Сквозь короткую паузу прорвался дикий надрывный крик, опять грохнули два взрыва, крик потонул в новых очередях.
Карцев встрепенулся, собравшись бежать к месту боя, но, глянув на поверженную цель, выстрелил по ней еще раз и на этот раз промахнулся - пуля срезала ветку с куста рядом с упавшим. Прицелившись еще тщательнее, Карцев перечеркнул лежавшего очередью и побежал вниз.
Пробежав по ложбине, он увидел впереди уходящую вверх гряду валунов и застывшие среди них спины Никольского и ефрейтора. Они уж не стреляли. Не добежав полусотни метров, Карцев почувствовал, что задыхается, и перешел на шаг. Никольский обернулся и приветливо улыбнулся Карцеву.
- Ну как? - спросил он, когда Карцев приблизился.
- Нормально! - ответил Карцев и не без самодовольства добавил: - Наповал!
- Это хорошо, - одобрительно сказал Никольский. - Мы тоже вроде всех положили, кроме осликов.
- Каких осликов? - удивился Карцев.
- А на которых они сюда минометы доставили, - объяснил Никольский и глубоко вздохнул. - Надо пойти глянуть…
Ефрейтор тревожно посмотрел на него, но ничего не сказал. Никольский еще раз глубоко вздохнул и резко встал. Постояв пару секунд, он сплюнул и зашагал вперед, настороженно выставив автомат.
Карцев приподнялся над валунами и с любопытством оглядел место отгремевшего только что боя. Рядом с двумя минометами и пулеметом вповалку лежали разноцветно одетые тела, в стороне испуганно сбились в кучу привязанные к деревьям ишаки. Возле них валялся, задрав к небу седую бороду, старик в белой чалме.
Никольский подошел к ближнему миномету, потрогал ногой одного из лежавших, присел на корточки и что-то рассматривал.
Ефрейтор, неразборчиво пробормотав, медленно поднялся и направился ко второму миномету. Карцев тоже стал подниматься, как вдруг по ушам резко ударил выстрел. Ефрейтор, уронив автомат, медленно оседал на землю, одной рукой хватаясь за воздух, а другой схватившись за шею. Карцев завороженно смотрел на него, и только очередь из автомата Никольского привела его в чувство. Он бросился к ефрейтору. Никольский, добивший стрелявшего, тоже подбежал к нему.
- Эх, Степа!. Михаил, - сказал Никольский, осмотрев ефрейтора. - Напоролся все-таки… А вы, товарищ лейтенант, в следующий раз тут же палите туда, откуда стреляли. Иначе вернетесь домой раньше времени и, не дай Бог, в ящике.
Карцеву стало не по себе. Никак не укладывалось в голове, что ефрейтор больше не существует, что он теперь просто неподвижное тело, как и те - чужие, валяющиеся возле минометов.
- Ничего нельзя сделать? - робко спросил Карцев, надеясь непонятно на что.
- Сделать? Что мы можем сделать? - раздраженно переспросил Никольский. - Это не кино, а война! Все, что мы теперь можем для него сделать, - погрузить на ослика и отвезти на заставу.