Сентябрьским утром Живица остановился на развилке дорог. У обочин уже были установлены указатели, написанные по-немецки. Он немного умел читать по-немецки и, когда прочитал, прикусил губу. "Шаблии" - было написано на дощечке. Терентий знал, что из этого села пришел на границу Андрей Стоколос, что тут жила Софья Шаблий, тетка полковника Шаблия. Было над чем подумать, прежде чем решить: идти дальше или заглянуть в село. "Может, ребята с заставы капитана Тулина двигались на Киев этим путем?" - подумал Живица. Он замаскировал мотоцикл ветками, спрятал немецкий френч и пилотку. Остался в серой рубашке. Потом наломал орешника, положил между ветками автомат, обвязал все это проволокой, оставшейся в ранце, и побрел к селу. Шел по лугу. На холме были видны огороды, дальше - сады и хаты. Еще дальше высилась белая заводская труба сахарного завода. Живица выискивал в памяти все то, что рассказывал Стоколос о селе, вспоминал ориентиры. "Вековой дуб и три ивы у криницы. Луга, речка в зарослях ивняка…" - как-то говорил Андрей. "Вон там вековой дуб и три ивы над колодцем, - подумал Терентий, вглядываясь в даль. - А вот яблоневый сад соседа. Подожду у колодца. Не может быть, чтобы сюда не пришли за водой…"
Живица бережно положил охапку хвороста около тропки и заглянул в криницу. В ее воде плыли густые ветви ив, сквозь них отражалось синее бездонное небо. Живица устало улыбнулся своему отражению и покачал головой. Не похож он на того Терентия, который ушел на танк, опираясь на карабин как на костыль. Тот Терентий был в ожогах, ранах, тогда по лицу струились потоки грязного пота. А сегодня он даже побрит - среди трофеев в ранце была бритва и мыло.
Он загорел, обветрился за эти месяцы, и немудрено: все время под открытым небом. Пожалуй, встречный прохожий и не подумает, что его со всей безжалостностью зацепила война. Вот нога, правда, побаливает. Плечо ноет. Но все эти зажившие раны под одеждой.
Сруб покосился, и Терентий стал непроизвольно поправлять его. Откуда-то вышла с ведрами высокая и стройная девушка и, не доходя до колодца, остановилась. Потом подошла поближе, и он разглядел ее белые волосы, которые искрились в лучах раннего солнца. Глаза были синие, как небо в кринице.
- Здравствуй! - сказал Терентий.
- Кто это вас нанял? - спросила она.
- Да Андрей Стоколос как-то попросил поправить сруб, - шутя сказал Терентий. - Сам-то он лодырь.
- Вы знаете Андрея? - Синие глаза девушки загорелись.
- Я Терентий Живица. Служил на одной заставе с Андреем. Он часто рассказывал про свою бабушку Софью Шаблий. Слышал и про дуб в садике между вишнями, и про криницу. Если вы соседка бабушки Софьи, то вы Таня, - сказал пограничник.
- Точно! - совсем смешалась девушка. - Я как раз собиралась ей воды принести. Соседи мы, - кивнула она на яблоневый сад. - Правда, живем не в своей хате, а нанимаем…
Таня подошла к колодцу. Пристегнула ведро, наклонилась и опустила его вниз. Сама же посматривала на Терентия.
- Что смущаешься, Таня? Хочешь спросить, получил ли Андрей твое письмо?
- Я писала последний раз семнадцатого июня, - грустно вспомнила девушка.
- Ну какой же ответ, если это письмо он получил, когда уже началась война. Десять дней мы были в беспрерывных боях, - сказал, вздыхая, Живица.
- Захотел бы, написал, - неуверенно, но обиженно сказала Таня, всматриваясь в зеркало криницы и поправляя непослушные волосы.
Девушка молчала. Было слышно, как капала вода из ведра. Таня и сейчас помнила, что тогда написала Андрею. Известила о приезде Павла Оберемка на похороны бабушки.
"Мне так хочется, чтобы ты был хотя бы лейтенантом. Или задержал нарушителя границы и чтобы про тебя написали в газете…"
Сейчас, вспомнив эти слова, она покраснела.
- Как же он там? - прошептала она чуть слышно и посмотрела своими синими глазами в далекую голубизну неба.
- Последний раз мы вместе были на Днестре. Я прикрывал их, а они переправлялись на другой берег, - сказал Живица и смущенно добавил: - Танк мне пришлось задерживать. Ну и меня малость задело.
- И бросили вас одного?
- Не бросили. У нас там каждый за десятерых работал. Все, видимо, решили, что я погиб, ведь шансов на жизнь у меня не было, - сказал Живица, внимательно разглядывая девушку. - Ты чем-то похожа на мою двоюродную сестру Надю. Та тоже вся золотая.
- А мне хочется быть чернявой.
- Если б только на этом кончились твои беды, дивчина! - рассудительно промолвил Живица.
- Андрей любит другую? Так надо вас понимать? - с видимым безразличием сказала Таня.
- Не про это я. Андрей не раз говорил о тебе. Да разве и я вот так встретил бы тебя, если бы не знал от него про тебя, про эту криницу, дуб, садок на холме… Не про любовь я сейчас, а про войну.
- А-а, ну как же. Ведь ее только и слышишь и видишь. Может быть, вот впервые я и забылась, заговорилась с вами, - виноватым голосом сказала Таня.
- А ты в какой класс перешла?
- В десятый… А наши разобьют немцев?
Терентий посмотрел на девушку испытующим взглядом.
- А тебе не верится?
- И да, и нет. Очень много полегло красноармейцев. И в плен много попало. Не верится, что они были в Красной Армии… А вы что, танк подбили, правда?
- Да так, швырнул под него гранату…
- И он остановился?
- Сгорел даже.
- Теперь я верю, что наши погонят немцев… А Андрею, если встретите, скажите, что я думаю про него. Он хороший. Только вредный, - слегка усмехнулась девушка.
- Хороший и вредный? - переспросил Терентий.
- Самоуверенный такой. Нашел у кого испытывать силу воли! - неуверенно погрозила пальцем Таня. - А я… А мы с бабушкой его ждем!
- Ты любишь его?
- Наверное, - робко ответила девушка, опустив глаза, но тут же спросила: - А у него была девушка на границе?
- Когда же он мог успеть, если и служил-то всего два месяца.
- Он может успеть, девушкам нравится, - с горечью ответила Таня. - Вы скажите - я не обижусь. За мной ведь тоже пытались ухаживать ребята из училищ и даже один студент.
Таня вздохнула, вспомнив Вадима Перелетного, сына хозяина дома, где она снимала с родителями квартиру. Вадим буквально преследовал ее, не давал покоя, особенно с тех пор, как она подружилась с Андреем. Теперь до нее дошли слухи, что он прислуживает немцам.
- Таня! Я скажу Андрею, если удастся встретиться, что ты любишь его, - пообещал Терентий.
- Идемте к бабушке Софье, - пригласила она. - Нет, нет… вдруг заметят…
- Я бы ее привела сюда, но у нее больные ноги. Ходит с палочкой. Берите хворост и идемте, - решительно сказала Таня.
Они зашли в небольшой садик, над которым гордо высился дуб. К листьям вишен уже прикоснулась осень. Дворик небольшой, но опрятный. Всюду цвели георгины, астры, ноготки, флоксы, и вся хата была украшена венками, как невеста.
На крыльце сидела пожилая женщина с большими карими глазами. Взгляд гордый. Лицо благородное. Терентий склонил голову, поздоровался.
- Он служил с Андреем, идет от самой границы, - шепотом объяснила Таня, когда Живица опустил на землю вязанку хвороста.
Опершись на толстую узловатую палку, Софья Шаблий поднялась и застыла как вкопанная. Она была в складчатой юбке, в вышитой сорочке и жилете. На седой, гладко зачесанной голове гребень. Она улыбалась глазами, полными слез.
- Прошу в хату.
И снова Живица попал в царство цветов. Только внутри хаты цветы были неживые. Они были нарисованы сочными красными и синими красками на печи и стенах. Среди этих ярких цветов стояли парень и девушка, над ними летали сказочные птицы. И всюду ощущалось солнце, голубое небо, ощущалась природа, жизнь. Такого чуда Живица еще никогда не видел, и почему-то вспомнилось детство, далекие и чудесные сны, сказки, которые он когда-то слышал.
- И в этой хате жил Андрей? - наконец опомнился и спросил он. - Да ему же грех не сочинять за ребят писем девушкам!
- А он, бабушка, танк подорвал, - с гордостью сказала Таня, кивнув на Терентия.
- Танк? Это хорошо, хорошо. Молодец!.. А к нам пришел с хворостом. Правильно, такое мог придумать только хлопец с заставы. К своим теперь пробираешься?
- К своим. Я был ранен, меня молдаване спасли. - Терентий расстегнул воротник и снял рубашку. Через все плечо краснел свежий рубец. Он виновато усмехнулся: - Наши думают, что я на том свете. А я вот пробираюсь к ним. Увидел на шоссе указательный знак и надпись - "Шаблии". Решил свернуть к вам, бабушка. Навестить. Андрей с бойцами переправился через Днестр еще в июле, все пошли на Киев. Так ничего о них и не знаю.
- Сходи, детка, и нарви красных георгинов, - внезапно обернулась бабушка к Тане.
Девушка выпорхнула из хаты. А хозяйка поковыляла к старому сундуку.
- Покажу тебе, парень, одну вещь. За ней уже охотятся немцы. Запомни: эта вещь будет закопана под дубом, мимо которого ты проходил. Так и скажи Семену Кондратьевичу, Андрейке.
- Так и скажу, - пообещал Терентий. - Под дубом…
Зашла Таня, прижимая к груди букет цветов.
- Тебе, дорогой, эти георгины за то, что танк не дошел до нашего села… - растроганно сказала бабушка Софья.
- Спасибо. Но зачем они мне в дороге? Пусть лучше Тане останутся.
- Нет! Нет! Это вам!
Бабушка Софья стояла, сложив на груди руки, и смотрела на девушку и на юношу, на цветы в руках Тани. Эти цветы были посажены мирной весной для красоты и для любимых людей.