Пожалуй, тогда не все десантники знали, что среди морских офицеров, обеспечивающих этот поход, было три Героя Советского Союза: командир дивизиона торпедных катеров С. А. Осипов, капитан третьего ранга В. М. Старостин и капитан-лейтенант Свердлов, а командовал ими мастер торпедных ударов капитан первого ранга Кузьмин. Ему и поручено было доставить на косу Фрише-Нерунг Западный отряд пехотинцев, который возглавлял гвардии полковник Белый.
- Спокойно, - приговаривали моряки. - Тихо. Слушаться команд. Не курить.
Началась посадка. Комбат Конов оказался на торпедном катере, в рубке, рядом с флотским лейтенантом. Роты разместились по суденышкам, и в полутьме гвардии майор их едва различал. Минометчики со своими "самоварами", ящиками боеприпасов находились на трех катерах-тральщиках КТ. Вместе с Некрасовым были Воронков, Шабанов, Ковалев, Гусев, еще несколько номеров и пехотинцы.
За низким, присадистым бортом колыхалась тяжелая вода почти так же близко, как на знакомой для Леопольда восьмерке, спортивной лодке. Но та вода была своя, москворецкая, в знакомых гранитных берегах. А эта - чужая, неизвестная, уходящая к невидимому темному горизонту.
Урча моторами, катера один за другим отвалили от причалов, забрали мористее и вытянулись в кильватерную колонну. Как свидетельствует запись в истории 83-й гвардейской Городокской дивизии, Западный отряд отошел от Пальмикена в 23 часа 15 минут.
Море было тихое, едва зыбило. Ничто не напоминало пехотных боев с грохотом, свистом пуль, облаками дыма. Прохладный, влажный ветер обвевал лица и был приятен. Но щемящая тревога не покидала пехотинцев и минометчиков. Тишина, бескрайнее море сулили всякие пугающие неожиданности. Полная луна освещала морскую гладь холодным и предательским светом.
Исчез, будто потонул, берег. Бойцы притихли. Даже быстрый на язык Воронков помалкивал. Его чубчик уныло упал на лоб. На земле-матушке каждый кустик примет, бугорок укроет, ямка-воронка спасет. Там можно и побороться за свою судьбу, бешено работая лопатой, отрыть окоп, а тут что поделаешь? Ну как завяжется морской бой, а эта деревянная скорлупка перекинется от первого разрыва, а ты окажешься в посеребренных луной темных водах? Окунешься - и поминай как звали. Пучина. Где он, берег-то?
"Сухопутные солдаты, провоевавшие не один год, - понимал Некрасов, - робеют в этой таинственной морской стихии". И как частенько бывало на привалах, в перерывах меж боями, принялся тихонько наговаривать им свое любимое - про дом, про Москву, смешное из юности. Как однажды поплыл по Москве-реке на спортивной лодке-одиночке и перевернулся у самого Крымского моста. Едва выплыл на поверхность, как налетел осводовский катер и с него швырнули спасательный круг. Да так его этим кругом долбануло по голове - чуть ко дну не пошел…
Ребята заулыбались.
Из рубки высунулся катерник:
- Пехота, держись бодрее. Глядите - при высадке не задерживаться, а не то, - пригрозил, - сбросим!
- Зачем так говоришь, обижаешь, - отозвался Шабанов. - Нехорошо. Мы - гвардейцы.
- Ладно, поглядим.
Как-то враз моряки засуетились. Послышались короткие команды. Пехотинцы, напряженно вглядываясь, заметили впереди и справа черные силуэты судов. Немцы! Какие корабли, сколько их? Угнетала беспомощность. Боя не миновать, а что они могут сделать, жалкие "пассажиры"?
- Помню, - рассказывает Конов, - как командир катера, лейтенант, сказал мне вежливо: "Товарищ гвардии майор, освободите, пожалуйста, рубку. Драться будем", - и стал к пулемету. Я - что я тут мог? - вышел и присел к бойцам в желоб, в который кладут торпеду… Да, мы не прошли незамеченными, фашисты преградили нам путь.
В истории дивизии этот эпизод выглядит так:
"При повороте на боевой курс отряд встретил шесть быстроходных десантных барж противника. С барж открыли пулеметный и артиллерийский огонь, которым подожжен один катерный тральщик КТ. Команда и десант в количестве 27 человек погибли".
Померк блеск луны. Море и небо осветили острые, яркие вспышки, исхлестали трассы пуль. Все билось, грохотало. На глазах у Некрасова и всех прижавшихся к бортам пехотинцев близко, совсем близко вспыхнул факелом катер, где находились товарищи из их батальона, с которыми Леопольд служил еще с городокских боев. Минута-другая, и факел погас, поглощенный морем. И броситься на помощь, спасти, как это не раз делал капитан на сухопутье, было нельзя. Поздно.
Трудно сказать, сколько длился этот морской бой. Вероятно, считанные минуты. Бронекатера атаковали противника, сбили его с курса, зажгли и уничтожили одну из десантных барж, остальные отогнали куда-то южнее. Они расчистили дорогу катерному отряду.
И опять блеск луны, приглушенный рокот моторов и огромное чужое море. Вскоре оно осветилось высоким, развороченным костром, бросающим в небо искры. Слева на траверзе выплыл Пиллау, город и порт, который, гвардии капитан знал, штурмовали соединения и части 11-й гвардейской армии.
Пиллау - это крепкие приморские здания, старая крепость с валами, башнями, равелинами, десятки укреплений. В городе и на всем Пиллауском полуострове сил у немцев было много. Там скопились десятки тысяч солдат и офицеров. Конечно, дивизии фашистов были основательно потрепаны, но их двадцать четыре пехотных и две танковых! Девятнадцать дивизионов и сорок пять зенитных батарей обороняли Пиллау.
Как и все десантники, Некрасов не мог не подумать о том, что с этими страшными силами, так или иначе, придется встретиться и ему. Немцев не сегодня, так завтра выбьют из города и порта. Но куда устремится эта масса фашистских войск? Дорога у нее одна - через узкий пролив, точнее, устье канала - Зеетиф, на косу Фрише-Нерунг, тонким клином уходящую на юго-запад. Там их спасение и возможность возвращения в свой "фатерланд". Тысячи и тысячи остервенелых фрицев кинутся на косу, и путь им должен преградить десант.
Эта мысль пришла в голову каждому офицеру и бойцу отряда, но ее перебила другая: как-то еще совершится высадка, удастся ли занять плацдарм на темном, молчаливом берегу?
Пал туман. Засочился дождь. Берег приближался. Катера по команде "Все вдруг!" резко изменили курс и стрел. Из кильватерной колонны круто повернули влево и устремились к побережью - в район приморского поселка Вальдхалле. И тут снова загремели выстрелы. Немцы били с притаившихся барж и из береговых зенитных орудий. Запылал еще один КТ. Объятый пламенем катер не отставал от других, рвался к месту высадки. Но не дошел. Десантники погибли в огне и волнах, и только двое или трое из команды добрались до цели. Они присоединились к пехотинцам.
Морякам не пришлось никого выбрасывать или подталкивать. Когда катер с минометчиками сбавил ход, бойцы, разобрав оружие, прихватив мины, уже стояли готовые к прыжку. Они смотрели на узкую полоску песка и высокие увалы, закрывавшие для них горизонт.
КТ закачался на прибрежной волне.
- Пошли! - крикнул старшина-катерник.
Как свидетельствуют ветераны, гвардии капитан Некрасов первым прыгнул с борта в холодную воду. Он не спешил. Задержался и, поднимая над головой автомат, ждал, когда покинут борт все минометчики.
"Мы были перегружены оружием, боеприпасами, - вспоминает В. Р. Ковалев. - Мне, Коле Воронкову и другим пришлось нести опорную плиту, ствол и мины. Было тяжело и страшно. Но все же кто сполз, кто прыгнул… Некоторых потянуло на дно. Но капитан был рядом и помог нам".
2
Высадка Западного отряда началась около двух часов пополуночи, когда над морем и побережьем слоился густой туман, струился дождь. Смутно светила тесная полоска песчаного пляжа, манила пехотинцев. Но до нее еще надо было добраться. Поднимая над головой автоматы и "ручники", раздвигая грудью неподатливую, обжигающую холодную воду, бойцы упрямо шагали по неверному дну. Ватники сбросили на катерах, но и набрякшие вещмешки, шаровары, сапоги тянули пудовым грузом.
В полусотне метров от берега стрелки взяли оружие на изготовку и открыли огонь. Навьюченные своими минометами, боеприпасами, некрасовцы едва поспевали за ними.
Округлые глыбы дюн заискрились ответными выстрелами.
Из-под ног внезапно ушла земля: минометчики ступили в глубокую промоину. Некрасова захлестнула волна, унесла пилотку, но он тотчас вынырнул и на плаву огляделся. Слева тонул Ковалев. Барахтаясь, захлебываясь, он не выпускал из рук "трубу". Гвардии капитан бросился к нему, обхватил за плечи и вместе со стволом миномета вытолкнул на мель. Еще горше пришлось Воронкову. Его топила увесистая опорная плита. Рубя саженками, Некрасов подплыл к нему, помог выбраться из глубины. Вдвоем они выскочили на берег.
Впереди бежали пехотинцы, карабкались на крутой откос.
По гребню дюн пролегала немецкая траншея, из нее беспорядочно били автоматы и пулеметы. К счастью, наши стрелки оказались в "мертвом пространстве", и первые пули их миновали. Гвардии капитан понял, что его поддержка необходима именно сейчас. Огневую позицию занял у самого уреза воды. Волны лизали опорные плиты, впечатавшиеся в песок. Мины были наготове - в руках, прицепленные к поясу, связками перекинутые через плечо. В секунды зарядили три уже установленных миномета, и грянул первый залп - на самую близкую дистанцию. "Хвостатые" взметнулись над дюнами, рванули на гребне.
- Как только мы зацепились за клочок земли и под обстрелом побежали к высоткам, минометчики сразу же дали огонь, - рассказывает комбат Конов. - Не скажу точно, сколько мин они выпустили. Вероятно, штук по пяти каждый расчет, и нас хорошо поддержали…