Глава седьмая. Подданный пехоты
1
В окоп, где примостился Некрасов с ординарцем Терехой, спрыгнул рослый и плечистый старший сержант. То был Баженов, по фронтовым меркам старый знакомый: вместе воевали с осени прошлого года.
- Здравия желаю, товарищ гвардии лейтенант. Поздравляю с назначением, теперь ты законный командир роты. Рад, небось?
- Есть немножко: растем над собой. Ноги-то болят?
- Гудят. Как-никак, а две с половиной сотни протопали, из-под Витебска к самой Орше. Теперь мы с тобой в 3-м Белорусском, у генерала Черняховского. Ты, москвич, поди, заметил, где мы находимся? Минская автострада - рукой подать. Я километровый столб видел: 470 до столицы. Вот бы тебе прямо по асфальту и - домой…
- Да, здорово. Так бы и мчался до самой Поклонной горы, а оттуда хоть с завязанными глазами на Полянку.
- Она там ждет, а?
- Может, ждет, а может, нет, но я все равно туда даже пехом бы допер. Только напрямик не выйдет, придется с заходом в Берлин…
И в батальоне, и в полку Некрасов знал многих, и его многие знали. Как не свести знакомство с пехотой, когда большую часть боя находишься в траншеях, окопах, в цепи. Офицер-минометчик делит со стрелками и горести, и радости, а также хлеб-соль. В своем первом батальоне Леопольд особо выделял Баженова. Помнил, как еще под Городком тот в критический момент заменил раненого лейтенанта и повел взвод в атаку, как, доставив в траншеи термосы с кашей, брался за автомат и отражал очередную контратаку немцев. Гвардии старший сержант был мастер на все руки, владел нашими автоматом и пулеметом, немецкими "шмайссером" и МГ, ловко запрягал обозных лошадей и водил трофейный грузовичок. Не раз пытался Некрасов сманить Баженова в минометную роту, но тот отказывался:
- Зачем менять шило на мыло, все равно вместе. Мы с тобой, как рыба с водой.
По душе было Леопольду и нетерпение Баженова, его решительность и дерзость в бою, о чем не раз сообщала газета-дивизионка "За счастье Родины". Некрасов и сам разделял его чувства. "Ох весна, весна! - писал он. - Все время хочется сделать что-нибудь особенное. Четвертый день собираюсь ползти к фрицам в траншею и забросать их гранатами. Только ординарец знает мое желание и глаз не спускает, так и держит за рукав".
Ожидалось новое наступление. На здешнем участке держала оборону 78-я немецкая дивизия. Ей Гитлер присвоил наименование штурмовой, вооружил новейшими видами оружия, в том числе фаустпатронами. Командовал ею генерал-лейтенант Г. Траут, прозванный "железным генералом". "Пока я под Оршей, - заверял Траут, - Германия может спать спокойно".
До начала операции "Багратион" оставалось более месяца, и Городокскую дивизию отвели в недальний тыл, где она усиленно готовилась к боям. И весь пыл, с которым на переднем крае Некрасов рвался в схватку с врагом, он обратил на боевую учебу. К тому времени Леопольд стал завзятым минометчиком. Если в письмах минувшего года он обычно называл себя "офицером-артиллеристом", то в сорок четвертом писал с гордостью: "Я - минометчик, даю фрицам жару"; "поддерживаю пехоту из своих "самоваров".
После Невеля и Городка, боев под Витебском он по-настоящему оценил свое оружие. О, скромный батальонный миномет калибра восьмидесяти двух миллиметров, образца 1939 года, ты достоин самой высокой славы! Как горячо и искренне любила тебя, близкого и верного помощника, наша пехота, как ждала той поддержки и надеялась на нее: "Дай огоньку!" - и ты давал. Едва укрытые высоткой, холмиком, берегом овражка, лесной опушкой, твои горячие трубы изрыгали навесной огонь, прокладывая дорогу стрелкам, окорачивали рвущихся в контратаку фашистов. Твои карающие мины летели и в ближнюю цель - на сотню метров, и дальнюю - на три с лишним километра. Ты - истинно подданный матушки-пехоты!
На лесной поляне с рассвета до заката шли неустанные тренировки. Приметливый, переимчивый Некрасов прежде всего сам научился приемам, которые отменно получались у Воронкова, Шабанова, Колесова, - быстро, точно работать с прицелом, подъемным механизмом, определять и устанавливать дополнительные заряды, регулируя дальность стрельбы.
- Хорошо, что в расчете Шабанова все умеют всё, - говорил Некрасов, - наводчик заменяет командира, а тот - наводчика, заряжающий знает прицел… Расчетам научиться взаимозаменяемости!
Раскуривая короткую трубочку, которую держал с юношеской важностью, Леопольд руководил тренировками вместе с командирами взводов гвардии лейтенантом Дружининым и гвардии младшим лейтенантом Кондратьевым.
"У нас в роте каждый номер мог заменить другого, - вспоминает бывший минометчик гвардии ефрейтор Владимир Родионович Ковалев. - Даже ездовые знали минометную науку".
Часами, в поту и пыли, сменяя друг друга, красноармейцы отрабатывали заряжание, кормили ненасытную "трубу" и пришли к замечательным результатам. Подавая мины "конвейером", они добились того, что при шквальном огне двенадцать, а то и четырнадцать мин, покачивая своим оперением, висели в воздухе, а очередная уже гнездилась в стволе. То был автоматизм высокого класса и отменной точности, ибо движения бойцов стали рассчитанными и соразмерными. Ошибка стоила жизни всему расчету: поспешишь в горячке боя, вложишь "хвостатую" в "трубу", когда там еще сидит другая, - тотчас взрыв, конец.
Коротенькая трубочка-носогрейка давным-давно потухла, а Леопольд все стоял рядышком с расчетом и, поглядывая на секундную стрелку часов, следил за действиями очередного заряжающего.
В ту же пору бойцы по приказанию Некрасова, когда удавалось, собирали трофейные мины калибра 81 мм, которые в отличие от наших, зеленых, были окрашены в красный цвет. От начальника артиллерии полка Леопольд получил специальные таблицы стрельбы немецкими минами. Тщательно их изучив, убедился, что с помощью дополнительных зарядов трофеи можно легко приспособить к своим "самоварам".
Командиров расчетов, наводчиков, заряжающих Некрасов учил стрелять и немецкими минами. И это вскоре пригодилось.
Некрасов сроднился с солдатами, ему нравились эти люди, вчерашние рабочие и колхозники, он ценил их труд, верность и дружбу. "Сколько замечательных душ, чистых и благородных, кроется за внешней сдержанностью и грубостью! И как приятно открывать это хорошее в людях!" - писал Леопольд своей подруге. Он жадно общался с солдатами, понимал, что эти недолгие денечки учебы скоро минут и он, оставив на огневых позициях своего заместителя гвардии лейтенанта Филиппа Дружинина, поползет под огнем на наблюдательный пункт. Таков удел минометного командира, верного подданного пехоты. Зато как ценил Леопольд редкие и столь желанные часы отдыха:
"Знаешь, друг, я сейчас пишу тебе письмо, развалившись на лесной прогалине с зеленой (!!) травушкой-муравушкой. Думал ли ее увидеть? Увидел все-таки. И все это - и чувство радости за жизнь, за пережитое, и зеленая травушка-муравушка, и ласковое солнце - все так растрогало мое сердце, наполнило его чувством обновления и счастья, что мне кажется - вот-вот война окончится и я поеду домой, в Москву. Ох, как это далеко и призрачно: скоро новый бой".
2
"Дорогой дружище. Еще 23 июня получил твое письмо. Возгорел желанием ответить, но обстоятельства оказались опять сильнее меня. Кругом все загрохотало. Задрожала земля. Полетели в воздух тысячи тонн земли, металла. Началась артиллерийская подготовка - увертюра к большому сражению за Советскую Белоруссию. Уже Орша позади, Борисов под носом, а что дальше будет - увидим. Едва выбрал минуту написать тебе пару строк: война, Гоша! И вообще сказать, с 23 числа ни разу не получал писем: почта нас никак не догонит, мы шагаем по 20–30 км в день. Первые трое суток не смыкал глаз, а сейчас хоть 4 часа, но всхрапнул… Вот уж поистине - спурт…"
Это спортивное словечко "спурт" напоминало ему юность, родной город. Стрелку и бурные состязания на Москве-реке. Конечно, фронтовой спурт был куда тяжелей юношеского, спортивного…
…23 июня войска 11-й гвардейской армии ринулись в наступление. Дело пошло мучительно трудно. Десятки атак захлебнулись, и множество погибших бойцов и разбитых "тридцатьчетверок" остались на поле боя. Передовые дивизии задачу дня не выполнили. Сопротивление гитлеровцев было упорным, и особенно стойко держалась 78-я штурмовая дивизия немцев, снабженная новым оружием. Но 24 июня положение изменилось. Севернее Минской автострады нашим войскам удалось вклиниться во вражескую оборону, и тотчас в этот прорыв устремилась 83-я гвардейская Городокская дивизия.
Каждый метр брала с боя. Двигаясь южнее Выдрицы, полки переправлялись через десятки речушек, ручьев, шагали по зыбким болотам. И рота Некрасова, выбиваясь из сил, не отставала от стрелковых рот. С ходу развертываясь, минометчики открывали огонь, снова грузили на подводы свои "самовары", а то и навьючив на плечи стальные плиты и стволы, тащили их вдогон за пехотой.
В течение одного дня - 24 июня - войска 11-й гвардейской армии освободили 50 населенных пунктов. Два неглубоких клина в немецкой обороне обратили в широкую брешь в 30 километров по фронту и 15 километров в глубину.
Остров Юрьев, Киреево, Ласырщики, Осиновстрой, Завьялы - эти и многие иные деревни и поселки лежали на пути Леопольда, оседая надолго в памяти, а после операции - и в наградном листе. Но более всех ему запомнилась деревня Шалашино, лежащая на левом фланге наступления дивизии.