* * *
Пока партизаны ели кашу, весть о них пронеслась по всему селу и перед домом собралась довольно многолюдная толпа. Больше всего было девушек, потом детей и стариков; мужчин - молодых и средних лет - почти не было.
- Несколько дней через село не проходят партизаны, вот и пришли разузнать, что там такое делается, - сказала женщина.
- Видите этот пулемет? - спросил Голый.
- Видим.
- Мы его у немцев отняли. А кто отнимает? Сильный или слабый?
- Рассказывай, рассказывай! - заволновался старик. - А немец гуляет по дорогам, сидит в городах.
- Уходит он, уходит, только вы об этом не знаете.
Голый встал. Откинул одеяло и, оставив его на скамье, вышел на порог.
- Люди! - крикнул он с порога.
- Что, сынок, что? - тонким голосом пропищал старик.
Дети засмеялись.
Хотя солнце уже припекало сильно, Голый дрожал, лицо его побледнело. Мальчик заметил, что ноги не очень-то держат товарища, и подхватил его под руку. После каши их снова сморила усталость; они стояли, прислонившись друг к другу.
- Эй, люди, вот этот мудрый старец говорит, что знает, кто сильнее.
- Да, знаю.
- А я говорю, что народ сильнее. Вы все сильнее, чем тот, о ком он думает, хоть вы сейчас и боитесь.
- Ничего мы не боимся, - сказала девушка.
Народу набежало много; толпа сплошь белела девичьими рубахами. Женщины с обветренными лицами смотрели на Голого доверчиво, они уже не видели его голых ног. А он спокойно и скупо рассказывал о положении на фронтах, о том, что фашисты повсюду отступают, что и здесь, в горах, врага удалось обмануть; народная армия прорвала кольцо окружения и предприняла новое наступление, освободила многие города и села.
- Свобода уже близка, - закончил он.
Слушали его спокойно, сдержанно, но не без доброжелательства. Слова его принимали даже с чувством благодарности. Неожиданно раздался возглас:
- Самолеты!
Люди неторопливо попрятались, кто под дерево, кто под стреху, кто в дом.
- В тень прячьтесь! - крикнул Голый.
С юга, низко над землей, летели три двухместных самолета; они с грохотом пронеслись над селом и ушли в сторону поля.
- Жди сегодня оттуда войска, - сказал кто-то, - разведка.
Старик подошел к Голому.
- Знаешь что, товарищ, - сказал он, - хоть ты мне и наговорил всякого и хоть я тебе не очень верю, но ты все-таки приходи в мой дом, будь гостем, отдохни у меня. А дом мой вон там.
- Ну что ж, мы как раз идем туда. Можно завернуть по дороге.
Партизаны поблагодарили хозяйку за угощение и распрощались. Они стояли перед ней, переминаясь с ноги на ногу, их души переполняли добрые чувства, а слов не было. И она глядела на них с какой-то печалью в глазах. Будто от нее отрывали родных детей. Глаза ее горестно мигали. Словно она хотела им что-то сказать, о чем-то спросить и попросить. Все это Голый заметил, но не сразу понял, а поняв, не нашелся, что сказать, и, вконец смущенный, ушел.
- Веди к своему дому, - сказал он старику.
Дети, особенно мальчишки, ринулись за ними, во все глаза разглядывая голые ноги партизана, словно в них заключалась самая важная тайна. А русая девушка шла рядом с бойцами уже на правах своей.
Дом старика стоял неподалеку. Тут же, за деревьями. Домишко был небольшой, под высокой островерхой крышей. Оконца закоптелые, стены дряхлые и вылинявшие. В открытую дверь был виден очаг, огонь весело потрескивал и ярко освещал внутренность дома. Вокруг очага и большого чугуна, подвешенного над ним, сидели еще два старика, две женщины и молодой парень; поодаль копошились детишки. Гостей старик усадил на скамеечку у низкого столика посреди комнаты. Они сели по-прежнему устало, поставив локти на столик и подперев голову руками, чтобы легче было справляться с обязанностями, которые налагало на них гостеприимство хозяев.
- Теперь вы мне честь по чести скажите, что это там, в горах, случилось, почему гремит и грохочет день и ночь.
- Нас было окружили, но мы не дались. Оружия и войска нагнали тьму, но мы ударили и пробили кольцо.
- А как тебя угораздило без штанов остаться?
- Вода унесла. Реку переходил. Хотел сухим остаться, а остался без штанов. Вот и тебе невредно намотать на ус.
- Что? Коли захочу остаться сухим, останусь без штанов?
- Да, примерно так.
- Понимаю, прекрасно понимаю.
Парень у очага крутил в руках кочергу, упорно глядя в огонь и делая вид, что не прислушивается к разговору; губы его были плотно сжаты, а подбородок воинственно выдвинут вперед. На нем был прочный суконный костюм, на ногах крепкие резиновые опанки на ремнях, на голове плоская черная шапочка.
Голый кинул взгляд на парня, потом на девушку в красной кофте, которая стояла в дверях и все еще глядела на гостей, точно на чудо, и произнес неопределенно, словно ни к кому не обращаясь:
- С гор огонь, с долин огонь, кого земля родила, кого земля носит? Если убежишь от смерти, смерть не пожалеет друга; если сбережешь домишко, пламя покарает поле. Нет, нелегкое то дело - новый мир построить! Новый мир, приятель!
- Новый мир? - поднял старик острый подбородок.
- Ничего старого на земле не останется. Один ты!
- На развод мудрости, - добавил мальчик.
- Тебе бы только зубоскалить, а моя голова, сынок, не трухой набита.
Женщина сняла крышку с чугуна и помешала варево. Из чугуна поднялась струя пара. Мальчику почудился какой-то необычайно вкусный запах. Однако на лице Голого он не заметил никакой перемены.
- Картошка на горизонте, - шепнул мальчик.
Настроение вдруг резко пошло вверх, хотя все его существо тянулось к чугуну в ожидании той счастливой минуты, когда он появится на столе. Голод еще давал себя знать, каша только расширила зияющую пустоту в желудке. Страстное, нетерпеливое желание ощутить во рту белую рассыпчатую мякоть картофеля так распалило его, что всю силу своей фантазии он обратил на большое пятно копоти, расплывшееся по стене.
- Смотри, какая у вас на стене картина, - сказал он парнишке, щупавшему его винтовку.
- Какая картина?
- Да вон, видишь: внизу сердито рычит пес, поднял голову и рычит. А все потому, что прямо перед его носом порхают две птахи, два славных воробышка, - кружатся, шалунишки, веселятся, над ним потешаются, а он все разевает пасть, чтоб схватить их, да не удается. Тут же вот и рыбка, чуть повыше, ревниво ринулась на подстреленную утку, падающую с облаков вместе со своей тенью. Рыбка и говорит утке: "Что тебе здесь надо?" А выше, в облаках, в белом саване, словно в яичной скорлупе, расселся важный господин, вот он встал и понес свою огромную-преогромную голову, мудростью начиненную. Перенес он ее к окошечку в облаке, высунулся, поморщился и сказал: "Пусть все будет так, как есть!"
- Ха-ха-ха… Точно! - обрадовался парнишка.
- Правильно, вон собака, - сказала девушка.
- Как же это ты так о боге говоришь, а? - сказала женщина, стоявшая рядом с мальчуганом.
Мальчик удивленно поглядел на нее. Он и не думал говорить о боге. Он смотрел на женщину, недоумевая.
- Я знаю, вы в бога не верите.
- Во что не верим?
- В бога.
Русая девушка не сводила глаз с мальчика, предвкушая его ответ.
- Я только говорю, - сказал он, заговорщически подмигивая девушке, - я только говорю, что это облако, а на земле люди, и для меня важно, какие люди…
- Правильно, - уверенно поддержала девушка.
- Ну да ладно, - сказала женщина, - я ведь так, пошутила.
Хозяйка подбежала к очагу и снова сняла крышку. Пар поднялся до самого потолка, белый ароматный пар. Но опять нельзя было с уверенностью сказать, что бурлит в чугуне.
Голый и сейчас не обратил внимания на чугун. Что происходило в его желудке, знал только он. Разговаривал он со стариком о самолетах.
- Люди летают, бороздят небо. По мне, так могли бы и не придумывать самолеты. Вряд ли мне доведется летать, а вот что дом мой порушат, это очень даже может случиться, - сказал старик.
- Нет, это настоящее чудо, - говорил Голый, - кто бы мог подумать!
- Всегда кто-нибудь да страдает, сейчас, например, наше село. Вчера здесь проходили четники, позавчера - немцы, еще раньше - усташи. Не знаем, что принесет день, что - ночь. Потому и обедаем так рано. Счастье еще, что войска проходят низом ложбины, а сюда заходят лишь патрули. Не знаешь, что тебя еще ждет! Не придется ли в горы карабкаться?
- Не придется, - сказал Голый. - Каждый получил свое.
- Ой ли?
- Каждый получил свое, - повторил Голый.
- Так, так. Думаю, и вам досталось.
- Правильно думаешь. Но конец венчает дело, а последнее слово за нами!
Парень у очага сидел все с таким же отчужденным видом. Он ни с кем не заговаривал, прикидывался, будто ничего не слышит, да и на него никто не обращал внимания, точно его вообще здесь не было, вернее, точно хотели, чтоб его не было.
Голый все время помнил о его присутствии и держал ухо востро. И мальчик чувствовал, что его нельзя вовсе не принимать в расчет.
Хозяйка поставила на стол деревянный круг, тарелку свежей брынзы, мисочку сметаны и кувшин с водой. Потом слила воду из чугуна, поднесла его к столу и вывалила на середину стола целую гору картошки.
Поднявшийся пар на мгновение скрыл ее от глаз сидящих, но вот он осел, и все отчетливо увидели картошку.
- Карто-о-ошка! - воскликнул Голый, всплеснув руками.
- Хлеба у нас нет, - сказала женщина.
- Картоха! - Голый лез носом в самый пар. - Картоха, настоящая картоха, товарищи!
- Картошка! - сказал мальчик.
- Последняя, - заметила женщина.