Одним из первых писателей, ставших во Франции "попутчиками" коммунистов, Мальро увидел в Советской России оплот антифашистской борьбы. Он часто встречался с Р. Ролланом, Ж. Р. Блоком, П. Низаном и И. Эренбургом. Летом 1934 г. в составе французской делегации Мальро прибыл в Москву для участия в съезде советских писателей. "Отвращение к империалистической войне и личное знание "прав" французской "просвещенной" буржуазии в Индокитае были теми глубокими причинами, которые сделали меня революционным писателем, - сказал он тогда. - Но я не пацифист! Если разразится война - а я думаю, что ее начнет Япония, - я первый займусь формированием иностранного легиона и в его рядах, с винтовкой в руках, встану на защиту Советского Союза, страны свободы".
Он беседовал с Бухариным и Горьким, Пастернаком и Бабелем, Фединым и Пильняком, Эйзенштейном и Мейерхольдом. Эйзенштейн тогда начал работу над экранизацией "Удела человеческого" (музыку должен был писать Шостакович). Мейерхольд намеревался перенести роман на сцену (музыка Прокофьева). Но этим замыслам не суждено было сбыться.
В советских писателях Мальро увидел художников, которые "впервые за тысячелетия оказали доверие человеку". Подлинно революционное искусство заключалось для него тогда не в "подчинении" какой-либо доктрине, не в фотографировании фактов, а в "завоевании" культуры, в победе как над "подсознательным", так и над плоской "логикой". Искусство, говорил он, должно "помочь людям осознать величие, которое, не ведая того, они несут в себе".
В предисловии к роману об узниках нацистских лагерей "Годы презрения" (1935) Мальро так сформулировал свои итоговые размышления: "Индивид противостоит общности, но он ею питается.
И куда важнее знать, что именно его питает, чем то, чему он противостоит". Коммунизм, полагал автор, должен возвратить человеку его плодоносность. Индивидуализму, иссушающему художника, противопоставлялось "мужественное братство". Пафос романа формулировался так: "Трудно быть человеком. Но стать им легче, углубляя свою соборность, чем культивируя свою особость. Во всяком случае первая питает столь же сильно, как и вторая, то, благодаря чему человек есть человек, благодаря чему он себя же превосходит, созидает, творит, изобретает, благодаря чему постигает смысл своей жизни".
Братство немецких антифашистов в романе "Годы презрения" лежит в основании человеческого достоинства, но преодолевает трагизм "удела человеческого", экзистенциалистский абсурд и бессилие.
Осенью 1939 г., в первые дни второй мировой войны, Мальро идет рядовым в танковые войска. Раненый, он попадает в плен к немцам, но вскоре бежит на юг Франции. Горькие раздумья времен поражения и поиски новых ценностей легли в основу вышедших в нейтральной Швейцарии "Орешников Альтенбурга" - первой части задуманной книги "Борьба с ангелом" (2-я и 3-я части рукописи были уничтожены гестапо при обыске в парижской квартире писателя). В 1944 г. Мальро командует крупным партизанским соединением в маки Корреза. Снова раненый, он оказывается в руках у гитлеровцев. Чудом избежав казни, он освобожден из тулузской тюрьмы наступающими частями Сопротивления. В сентябре 1944 г. он сформировал бригаду "Эльзас-Лотарингия", во главе которой дошел до Нюрнберга. "Как и многие в пору Сопротивления, я вступил в брак с Францией", - напишет он позднее.
В послевоенные годы, отдалившись от коммунистов, Мальро становится другом и соратником генерала де Голля, с которым он связывает надежду на возрождение Франции; в 1945–1946 гг. он - министр информации, а в 1956–1969 гг. - министр культуры. Теперь Мальро ратует за национальное самосознание и сосредоточивает свои интересы на культурном строительстве. Философскому осмыслению роли искусства посвящены в послевоенное время пространные эссе писателя: "Психология искусства" (1947–1949), "Голоса безмолвия" (1951), "Воображаемый музей мировой скульптуры" (1952–1954), "Метаморфоза богов" (1957–1977) и "Бренный человек и литературы" (1977). Искусство для Мальро выступает теперь как "анти-Судьба". Это самая высокая из человеческих возможностей - та, что позволяет человеку превзойти самого себя, прийти без насилия над человеческой природой, в неустанном творчестве к единению с родом человеческим. Бренной человеческой участи поздний Мальро противопоставляет и героизм действия, и напряжение ищущей мысли, и разгадки великих тайн бытия.
В 1967 г. Мальро опубликовал первый том воспоминаний с несколько агрессивным названием "Антимемуары". В них причудливо переплетаются подлинные факты и художественный вымысел, вопрошающие раздумья писателя и его беседы с видными политическими деятелями современности. Не меньшим своеобразием были отмечены и следующие книги, составившие второй том воспоминаний Мальро "Веревка и мыши" (1976). В последние месяцы жизни Мальро соединил оба тома в гигантский мемуарно-эссеистический цикл "Зеркало лимба".
Мальро, мемуарист и знаток искусства, совершает полет, подчас слишком головокружительный, над веками и цивилизациями.
И вместе с тем он продолжает размышлять: что могут люди, живущие современностью, каковы их физические и умственные возможности, на что способны их воля и знания? Он думает о том, какой ответ может дать жизнь непредсказуемому ныне развитию мира, истории - "первой цивилизации, способной завоевать всю землю, но не способной создать ни собственных храмов, ни гробниц".
Содержание "Зеркала лимба" позволяет судить о неизменном интересе автора к тому, что было им названо "уделом человеческим". Размышления на эту тему и составляют развивающееся единство его философско-эстетической мысли. Это единство не исключает противоречий, присущих всякому живому мировоззрению, но оно в конечном счете позволяет почувствовать и в мемуарах писателя постоянство его гуманистической озабоченности.
Возвращаясь в "Зеркале лимба" к отдельным эпизодам испанского опыта, сценам из романа "Надежда", Мальро напишет свой последний афоризм: "Конечно, первый враг абсурда - это надежда".
В 1936 г. Испанской республике исполнилось всего пять лет. После апрельских выборов 1931 г., на которых почти во всех городах Испании победили республиканцы, король Альфонс XII отправился, не отрекшись от трона, в изгнание. В полуграмотной стране крестьяне-поденщики и рабочие очень часто становились безработными, зато их дети начинали работать за гроши с младенческих лет. Ларго Кабальеро, будущий председатель Совета республики, вынужден был зарабатывать на жизнь с восьми лет, а читать смог научиться только в двадцать четыре года. Церковь учила бедняков лишь молитвам, смирению и жертвенности. Не случайно в этой стране с давними и устойчивыми католическими традициями первыми при народных волнениях пылали церкви.
Политическая карта Испанской революции отличалась крайней пестротой. Национальному фронту, объединившему монархистов, католиков, традиционалистов, аграрников и независимых, а также центристам противостояли левые и правые республиканцы, автономисты, социалисты и коммунисты. Самый широкий размах приобрели выступления анархистов. В 1934 г, реакционные силы потопили в крови восстание горняков Астурии. И все же на выборах в феврале 1936 г. победил не национальный, а народный фронт. Генералы и церковь при поддержке фашистских режимов в Европе готовили переворот.
В мае 1936 г. по приглашению испанского правительства Народного фронта Мальро вместе с Жаном Кассу и Анри Рене Ленорманом прибыли в Мадрид, где французских делегатов Международной ассоциации в защиту культуры горячо приветствовали Федерико Гарсиа Лорка, Антонио Мачадо и Хуан Рамон Хименес. Мальро встречался с политическими деятелями, сблизился с Рафаэлем Альберти, Антонио Мачадо и Хосе Бергамином, который послужит прототипом писателя Гернико в "Надежде". В своих выступлениях в испанской прессе он настаивает на необходимости сплочения испанской и французской интеллигенции в деле защиты культуры и завоеваний Народного фронта. Он убежден, что столкновение между демократией и фашизмом неизбежно. "Нас всех объединяет общая цель, - убеждал он испанцев, - мы готовы защищать наши завоевания и, если понадобится, с оружием в руках. <…> Нечего дискутировать о действиях, которые стали необходимы. Мы знаем, что наши разногласия с фашистами должны будут разрешиться пулеметными очередями".
Мальро вхож и в правительственные сферы. С премьер-министром и президентом республики он обсуждает вопросы боеспособности Народного фронта, технического оснащения его авиации. Вернувшись во Францию, он выступает на многолюдных митингах с отчетом о своей поездке и мобилизует общественное мнение на защиту Испанской республики. Это был конкретный анализ расстановки политических сил, динамики социального развития и перспектив народного фронта в Испании. Прозорливость и трезвость суждений оратора могли удивить тех, кто хотел видеть в нем "современного Байрона", "блестящего волшебника слова" или "будущего губернатора в Испании". Несмотря на злобную кампанию, развернутую против Мальро - "советского лектора" - в правой прессе, он настойчиво продолжал разъяснять соотечественникам степень угрозы, нависшей над демократическими завоеваниями в Испании, где он видел неорганизованность и слабость левых партий, тяжелое экономическое положение и все возрастающий революционный напор народных масс.