- Натощак не выговоришь. Как хотите, а я вас буду называть Васей, - объявил он первое имя, какое пришло в голову.
- Хорошо, ладно, - заулыбался Валиахметов. - Вася - хорошо!
- Грохотало...
- Надо добавить: Аполлинарий Серапионович, - шутливо подсказал тот.
- Володя! Идет? И никаких Аполлинариев.
- Идет!
- Тебя, Дьячков, буду звать просто Николаем. А вас, - обратился он к Седых, - по званию или Иван Гаврилович. Все согласны? - спросил Батов и добавил: - Меня - Алексеем, Алешкой - как хотите зовите, откликнусь.
- Ну и шустер! - засмеялся Седых. - Молодец! Пора навести порядок в поповских искривлениях.
- Согласны! - подхватил Грохотало. - Давай, Вася, за второе крещение.
- Я ведь совсем ни разу не крещеный, - заулыбался новоявленный Вася, и морщинки лучами побежали от глаз.
- Ты, Дьячков, воздержись, - посоветовал Седых, - нас с тобой не крестили...
Но Дьячков не дослушал ротного. Выхлебнул из своей кружки коньяк одним глотком. Седых покосился на него добрыми серыми глазами, опустил кулаки на край стола.
- Затянулся наш ужин, - сказал он. - Давайте кончать.
- Товарищ младший лейтенант! - крикнул от двери Оспин. - У меня Кривко потерялся.
- Как потерялся?
- Был он тут, уже после ужина был и куда-то исчез. Разрешите поискать?
- Ложитесь спать. Я отдохнул, найду.
- Ох, этот блудный сын взвода! - рассердился Грохотало. - Я его, бандита, вдоль и поперек знаю. Опять где-нибудь крохоборничает. Пойдем вместе! Ты с нами пойдешь, Вася?
- Хорошо, ладно, - согласился Валиахметов. - Сейчас, только посуду уберу.
- Надеть шинели в рукава, - шутливо командовал Грохотало. - Автоматы взять с полными магазинами!
Они вышли в прохладную свежесть ночи. Все так же ухали где-то пушки, слышалась перестрелка. Над северной частью города небо полыхало оранжевым заревом. Оттуда вместе с прохладным воздухом тянуло гарью. Кое-где мерцали холодные яркие звезды.
Завернули в подъезд соседнего дома. Освещая путь электрическими фонариками, они прошли все этажи снизу доверху. Всюду валялись груды битого кирпича, жалкие остатки мебели. Переходя из комнаты в комнату, с этажа на этаж и обозревая это царство разрухи и смерти, Батов никак не мог отделаться от мысли: сколько в этот день искромсано судеб. Вдруг запнулся о труп. Посмотрел - гитлеровский полковник. Фуражка валяется рядом. Остекленелые глаза навечно остались открытыми. Полковник лежал на спине, перевесив голову через маленький чемоданчик и выставив давно не бритый подбородок. В правой руке зажат пистолет. Рядом - направленный на дверь пулемет с продернутой в магазин металлической лентой.
"Нет, - думал Батов, - сегодня оборвались не только светлые мечты. Сегодня перестали жить и вот эти звери с самыми страшными планами на будущее". В нем снова начала подыматься уже испытанная днем злость.
Батов повернулся, позвал товарищей. Спустились вниз. Свернули было к следующему подъезду, но Володя остановил:
- Чего мы будем шататься? Так никого не найдешь. Надо послушать, где живым пахнет.
Они обогнули вокруг пустой, угрюмо молчавший дом: никаких признаков жизни. Перешли к другому. Остановились, прислушались. Тихо. Уже почти миновали и этот дом, когда Вася предложил:
- Надо бы посмотреть. Так чего услышишь? Песню никто не поет сегодня.
- Пойдем, Алеша, заглянем, - позвал Грохотало, повернув к двери.
- Нет, нет, - запротестовал Батов. - Не пойду. Вы с Васей посмотрите, а я здесь подожду.
Вспомнилось, как, взвинченный до предела, он ворвался в этот подъезд, распахнул продырявленную дверь, увидел человек восемь солдат во главе с офицером. Звания офицера не разглядел. Запомнил только, что был он немолод и сух, как лучина. Резанул их очередью...
Он не сожалел об этом. Перед глазами все еще билась и кричала немецкая девочка в белом с голубыми колечками платье.
Батов вошел в подъезд, закурил. Пламя зажигалки осветило ступени, ведущие вниз. Погасил зажигалку, сунул в карман. Хотел осветить лестницу фонарем, но в это время внизу показался тоненький слабый луч. Насторожился. В левый рукав спрятал сигарету, правую руку положил на автомат, висевший на шее. Шагнул к перилам.
Дверь приоткрылась - лучик расширился, и в светлом проеме показалась простоволосая женская голова. Она высунулась, вглядываясь в темноту, распахнула дверь настежь и тут же захлопнула.
Батов жадно затянулся сладковатым дымом сигареты. Стал слушать еле уловимые звуки в доме, казавшемся совершенно мертвым. Сверху застучали шаги Грохотало и Валиахметова.
- Ох, и поработали вы тут, Алеша, - говорил Грохотало, шагая по последнему маршу.
- Давайте заглянем вот сюда, - вместо ответа предложил Батов и указал лучом фонаря на дверь подвала.
Спустились по лестнице, прислушались: тишина мертвая. Батов распахнул дверь. В большой подвальной комнате на узлах, чемоданах группами сидели женщины - молодые, средних лет и совсем старые. С некоторыми были дети. И ни одного мужчины.
Увидев вошедших, они все хотя и медленно, но покорно встали. Некоторые заплакали. Молодые старались спрятаться за пожилых.
Вошедшие не поняли причину слез и стояли в замешательстве.
- Боятся, - догадался Грохотало. - Они нас боятся. Думают, что прибьем. - И тут же, выйдя на середину комнаты, крикнул: - Зитцен! Битте, зитцен!
Помогли ли эти немногие немецкие слова из скудного запаса Грохотало или же люди, преодолев страх, увидели, что пришедшие русские мирно настроены, но слезы и всхлипывания прекратились, женщины неуверенно и опасливо присели на свои места.
На невероятном, исковерканном немецком языке, используя мимику и жесты, Грохотало стал выяснять, не заходил ли русский солдат. Он даже показал его рост, что лицо у него не полное, а несколько вытянутое, как у самого Грохотало, только более худощавое.
Женщины кое-как догадались, чего от них хотят. Повеселели. Наперебой начали объяснять что-то очень быстро, показывая на дверь. Но понять их, даже зная язык, было бы трудно. Видя, что объяснения не достигают цели, некоторые женщины осмелели, поднялись со своих мест, окружили пришедших и снова принялись толковать, пуская в ход жесты и мимику по примеру Грохотало.
Как ни старались Батов и его товарищи полнее уловить смысл коллективных объяснений, поняли одно: солдат здесь был, но ушел.
- Давайте снаружи осмотрим ближние дома. Нет ли где огонька, - предложил Батов.
- А вон на третьем этаже одна окошка светится, - указал Вася.
- Пошли! - заторопился Грохотало и предупредил: - По лестнице идти тихо. Не шуметь!
Осторожно поднялись на площадку третьего этажа. Услышали слабый стон. Прошли узкий, заваленный мусором коридорчик и остановились. Грохотало резко отмахнул дверь и шагнул через порог.
- Вот они, полюбуйтесь! - обернулся к спутникам Володя. - Какова картина!
Невероятно, что в этом доме могла отыскаться уцелевшая комната. Оказывается, нашлась. Правда, окном она смотрела не на улицу, а во двор. Здесь все сохранилось. Даже не все стекла в окне выбиты. Круглый стол, диван, кушетка стояли, как видно, на своих местах. На столе - кусок сала, хлеб, пустая бутылка из-под рома.
Красный, с мутными глазами с дивана поднялся Кривко. С кушетки вскочил какой-то незнакомый солдат, а женщина, сильная, красивая, с черной родинкой у виска, устало потянулась и осталась лежать.
Кривко поднял с пола пилотку и, надевая ее, покосился на девушку лет шестнадцати, лежащую в забытьи. Он хотел поправить ремень, но вздрогнул и оцепенел от бешеного окрика Грохотало:
- Оружие! Где твое оружие?
Кривко полез под диван и вытащил оттуда ППШ.
Незнакомый солдат, улучив минуту, когда все смотрели на Кривко, прыжком бросился к двери. Но Вася ударил его головой в грудь, и тот отлетел назад к кушетке.
Батов схватил автомат солдата и пытался отнять, но тот вцепился в приклад руками, рванулся.
- Не трожь, лейтенант! Не ты мне его давал и отнять не имеешь права!
Батов и не подумал отпускать автомат.
- Отцепись, говорю! Стрельну! - пригрозил солдат.
Тогда Батов рукой ударил по диску, вышиб его, оттолкнул ногой и, ухватясь за кожух ствола, вывернул автомат из рук солдата.
Вася стоял у двери, готовый в любую минуту преградить выход.
- Клади оружие на стол! - приказал Грохотало Кривко.
Но тот уже успел оправиться, вложил диск, загнал патрон в патронник и, держа автомат на взводе, объявил:
- Попробуй тронь, солдат разжалованный! Тоже из себя командира строит.
Володя потемнел от злости, весь напружинился. А Батов в это время, обогнув стол, пошел на Кривко с другой стороны. Кривко повернул ствол на него. Для Грохотало это был самый подходящий момент. Он подскочил, точно распрямившаяся пружина, и всем корпусом ударил Кривко. Тот вышиб спиной стекло и запустил очередь в угол потолка. Небольшая поддержка Батова - и автомат в руках Грохотало.
- Подлец! - охрипшим голосом хлестко выговорил Батов. - Неисправимый лагерник! Ты же говорил, что тебе дорога свобода! В трибунал просишься?
- Прибить такого гада на месте! - сквозь зубы сказал Грохотало.
- В чем дело? - резанул слух властный громкий голос.
В комнату вошел майор Крюков, за ним три солдата. Видно, патрули.
- В чем дело? - повторил майор, обращаясь к Батову. - Я вижу здесь офицера. Бардак устроили, так сказать. Девочек не поделили! - Он покосился на женщину, сидящую на кушетке. - Прославляете честь советского офицера вдали от родных рубежей.