Рустэм вспоминает, как пришел, согласно договоренности, к дому Карделен в сопровождении слуг и двух необыкновенно здоровых амбалов, и увидел, что узкий проулок забит горой пожитков Лейлы: ковры, разбухшие от одежды и не закрывающиеся сундуки, мешки с башмаками, туфлями и парасолями. Рустэм поразился, как ей удалось столько всего набрать. Пока Лейла хлопотала над вещами, Карделен отвела его в сторонку и очень серьезно сказала:
- Не обижайтесь на мои слова, но вы ничего не добьетесь, если будете Лейлу торопить. Дайте ей время, и она сама к вам придет, став лучшей любовницей на свете, это я обещаю. Но если вы попытаетесь форсировать события… - Она театрально содрогнулась и закатила глаза, - …случится беда. Помните, она девственница и любовница, а не жена, поэтому и относитесь к ней соответственно. Надеюсь, вы меня понимаете? Жена - это помесь рабыни с племенной кобылой, но любовница - аромат розы, пробивающийся сквозь ставни летней ночью. Считайте, что она полубожество. - Карделен взмахнула руками, изображая нечто божественное, и, помолчав, спросила: - Знаете, что труднее всего на свете?
Рустэм-бей почесал нос и ответил:
- Подкрасться к голубю.
Карделен посмотрела на него, как на сумасшедшего, и ага пояснил:
- Вечно заметит тебя и улетит.
- Понятно, - поджала губы хозяйка. - Наверное, я не разбираюсь в… деревенских вопросах. - Она выдержала эффектную паузу и продолжила: - Самое трудное на свете - научиться быть неотразимым для женщины, чтобы не приходилось гнать события, если вы меня понимаете. Хотите совет?
- Вы же все равно дадите, - буркнул Рустэм.
- Конечно, дам. Примите как неизбежное, что рано или поздно Лейла вас полюбит и отдастся вам. Это вопрос веры.
- Веры?
- О да, вера движет женщиной, как ничто другое.
Рустэм и вправду не знал, как подойти к этому деликатному моменту. Ворочаясь без сна, он вспоминает наготу Лейлы и мечтает увидеть ее снова. От желания сводит скулы, от волнения по телу бегут мурашки - такого прежде не бывало, и это тревожит. Рустэм представляет, как обладает Лейлой, и гадает, когда же произойдет вожделенное событие. Он не насильник по природе, и ему отчасти легче от того, что тела Лейлы следует дождаться как дара, но в то же время его это слегка раздражает, ибо назад пути нет, вгрохано столько денег и сил, а в результате получен товар без гарантии. Рустэм негодует, что нелепое существо, неизмеримо ниже положением, смеет с таким апломбом давать советы. Он не знает, что Карделен строго-настрого приказала Лейле не слишком затягивать с благосклонностью: "Иначе нас ждет очередной провал, можешь быть уверена, а я не собираюсь тебя снова выручать. И не забудь пузырек".
На груде пожитков стоит большая ивовая клетка, но в ней не птица, а кошка.
- Это еще что? - спрашивает Рустэм-бей.
- Кошка, - отвечает Лейла.
- Насчет кошки уговору не было.
- Это моя кошка, ее зовут Памук .
- На кошку я не рассчитывал, - не отступает Рустэм-бей. Он никогда не любил кошек и не понимал, какой от них толк. Их мяуканье и драки по ночам не давали спать, как пенье соловьев. - У меня живет ручная куропатка.
- Будем держать их порознь, - бодро заявляет Лейла.
- Без кошки никак нельзя, - вмешивается Карделен. Она многозначительно шевелит бровями и качает головой, посылая Рустэму знак: обида, что ее лишили кошки, сделает Лейлу несговорчивой и задержит благосклонный дар. Рустэм разглядывает животное. Белая ангорская кошка с пушистым, но тонким у основания хвостом. Один глаз желтый, другой голубой. Зверь явно возмущен, ему не нравится, что на него смотрят, он разевает пасть и шипит.
- Я не люблю кошек, - говорит оскорбленный Рустэм-бей. Однако спор проигран.
Бьют часы, а Рустэм вспоминает: они добираются до пристани и уже готовы сесть в лодку, но Лейлу вдруг охватывает паника.
- Я забыла свое лекарство! - кричит она. - Мое лекарство! Надо вернуться! Сейчас же вернуться!
- Лекарство? Ты больна? Что за лекарство?
- Мое лекарство, оно у Карделен-ханым!
- Мы купим сколько угодно лекарств, - говорит Рустэм-бей, которому не терпится уехать.
- Нет! Нет! Нет! - вопит Лейла. - Мне нужно мое лекарство! - Наблюдаются пугающие признаки истерики, вот-вот хлынут слезы.
Ни успокоить, ни урезонить ее не удается. Двое слуг, откомандированных в дом Карделен, вскоре приносят коричневый пузырек с пробкой, залитой сургучом. Рустэм-бей встряхивает его и смотрит на свет. Темная вязкая жидкость. Пузырек вручается побледневшей от волнения Лейле.
- Чем ты больна? - спрашивает Рустэм-бей.
Его совсем не радует перспектива заполучить хворую любовницу. Безгранична способность женщин валяться в постели и стонать. Лейла смотрит ему в глаза, улавливает требовательность в его голосе. Отворачивается и говорит:
- Женские дела. Пустяки. Пройдет.
- Женские дела, - поежившись, повторяет Рустэм-бей.
Мать и сестры вечно шептались о "женских делах". Дальнейшие расспросы бесполезны. "Женские дела" - под запретом. Все равно что пытаться попасть в женскую баню. Помнится, мальчишками они сладострастно гадали, как это выглядит - баня, полная голых женщин. Вот бы проковырять дырочку в стене!
Рустэм-бей вспоминает, как на итальянском пароходике они возвращаются в Смирну, она в женской каюте, он в мужской. Еще одно путешествие поездом он не выдержит и предпочитает потерять во времени, но выиграть в удобствах. Днем они сидят на палубе, оба скованны. Он отпускает дежурные замечания о погоде и спокойном море, показывает на берег, где виднеются какие-то городки. В Смирне они накупают тканей, лекарств, косметики, мазей, лосьонов и всякой всячины, которая абсолютно необходима Лейле и о которой Рустэм даже не слышал. Он покупает ей ободок из золотых монет, что носят на лбу, она очень рада подарку и благодарно касается рукой его щеки. Ему нравится, как она говорит, у нее такой милый акцент. Ей нравится его говор, только она просит, чтобы Рустэм не был таким серьезным.
Им рассказывают, что здешние молодые греки не слушаются старших, разнузданы и бесстыдны, сбивают фески с голов почтенных стариков, срывают покрывала с благочестивых женщин и своими нечестивыми буквами малюют на стенах лозунги, прославляющие Великую Грецию. Рустэм-бей сердится и, пыхая сигаретой, говорит:
- Надо бы губернатору казнить одного-другого, иначе добра не жди.
Однако городское население - по большей части греки, у них деньги и влияние, им все сходит с рук. Рустэм-бей вынужден признать, что жизнь в Смирне гораздо веселее, чем в его городе. Здешняя левантийская пышность всегда поднимает настроение. Как хороша оживленная гавань, куда приходят корабли из краев с невообразимо романтическими названиями Буэнос-Айрес и Ливерпуль, как прекрасны величественные дома купцов окнами на море. Рустэма завораживают греческие женщины с сильно подведенными глазами - сидят у окна и, позволяя любоваться собой, наблюдают за течением жизни. Симпатичны и греческие простолюдины, которые выбривают головы, оставляя лишь длинные косицы на загривках. Смирна - город, где хочется жить. Невозможно представить, чтобы кому-то здесь было одиноко или скучно.
- С греками ничего не поделаешь, - как бы между прочим говорит Лейла, иронично улыбаясь.
Рустэм-бей заходит к Абдулу Хрисостомосу. Ему нужны только порох и дробь для охотничьего ружья, и он пресекает попытки оружейника заинтересовать его новым изобретением: винтовкой с затвором и десятифутовым стволом, который выпускает пулю, как маленький снаряд, и бьет с немыслимой точностью с невероятного расстояния. У винтовки пружинный магазин на десять патронов, и она тяжелая - не поднять. Рустэм-бей говорит, что не собирается стрелять с большого расстояния по слонам и верблюдам, и на глаза Абдула наворачиваются непрошеные слезы неподдельной печали. Горько быть гением, которого все шпыняют. Без малого два года назад Абдул изобрел вогнутое зеркало, которое собирает солнечные лучи в столь жаркую точку, что можно сжигать корабли, и с помощью уличного стряпчего письмом известил о том Султана. Наконец секретарь военного министра ответил, что вооруженные силы Падишаха в настоящее время не используют данное оружие, поскольку оно не обладает регулируемым фокусом. Ждать два года - это очень долго, когда вокруг сплошь огорчения. Однако Абдул уже работает над регулятором зеркала, в голове роятся системы рычагов и опор, а стряпчие шлют во все концы запросы, нет ли где такой штуки, как гибкое посеребренное стекло.
Рустэм-бей и Лейла остановились в турецком квартале, потому что аге там привычнее и еда вкуснее. В греческом квартале готовят очень долго и не умеют пользоваться специями. Рустэм находит местечко, где они едят вдвоем в отдельном кабинете, и к обоюдной радости выясняется, что оба очень любят чеснок. Они просят хозяина ресторана все блюда сдобрить чесноком.
- Все? - переспрашивает хозяин и затем приносит кувшин с водой, где плавает зубчик чеснока.
Лейла хохочет, зажимая рот рукой, и даже Рустэма покидает природная серьезность.
- Когда-нибудь я приготовлю тебе блюдо, где будет столько чеснока, что его не останется во всем вилайете.
Воодушевленные, они направляются к месту обычного постоя Рустэма - в небольшую гостиницу с двориком, где растут тенистые фиги, высажены розмарин и розы. Комнаты голые и тщательно выметены, дабы никто не стал жертвой клопов или вшей. Лейла со своей злопамятной кошкой - в женской половине, Рустэм - с мужчинами. Он наблюдает с балкона, как Лейла выгуливает среди клумб кошку, ласково уговаривая ее сделать свои дела и осыпая нежностями. Трогательная сцена, и девушка не замечает, что за ней смотрят. Позже Рустэм спрашивает: