Леонид-учитель тоже отправлялся в путешествие пешком и уже представлял страшные волдыри и близкую усталость. Он собирался навестить родных, хотя в их семье не особенно любили друг друга. Главным же было участие в собрании тайного общества, которое плело византийские интриги, ставя целью возвращение Греции земель, захваченных оттоманами столетия назад. Британия более не горевала по французскому престолу, Испания не требовала возвращения Нидерландов, а Португалия не имела притязаний к Бразилии, но всегда найдутся те, кто не может позволить прошлому исчезнуть, и среди них сербы, которые вечно будут мучиться мыслью о потере Косово, и греки, которым никогда не даст покоя падение Византии. Леонид был одним из них и далеко не одинок. Его преследовали прекрасные видения, в которых Константинополь вновь становился столицей греческого мира, и, как у всех подобных мечтателей, эти фантазии зиждились у него на незыблемой вере, что его народ, религия и образ жизни превосходят другие и потому должны быть приняты всеми. Такие люди, даже столь ничтожные, как Леонид, двигают историю, которая, в конечном счете, не что иное, как мрачное сооружение, возведенное из человеческой плоти, искромсанной во имя великих идей.
В караван набралось человек двадцать, движение предполагалось в традиционной манере - от одного караван-сарая к другому, на каждый переход - день пути. Возглавляет караван верховой на ослике. Вожак двигается средним шагом, нещадно дымя цигарками и любуясь окрестностями. В данном случае человеком на ослике стал персонаж, известный под именем Велед-жирнюга. Он был идеально шарообразным, его короткие ножки торчали под прямым углом к ослиным бокам, а рябая физиономия выдавала раннее знакомство с оспой. К счастью для ослика, ростом Велед был не больше четырех футов, и потому не являлся чрезмерной обузой, несмотря на то, что тех же четырех футов достигал по экватору.
В ответ на призывы с минаретов правоверные совершили утренний намаз, и караван был готов отправиться в путь, однако ничего не произошло. Велед с осликом тронулись вперед, но головной верблюд не шевельнулся. Велед развернул ослика и пнул верблюда в бок.
- Сукин сын! - не без дружелюбия гаркнул он. - Ну что еще?
Верблюд глянул с печальным высокомерием. Велед снова ему наподдал, но с тем же результатом.
- Не идет чертяка, - объяснил вожак путникам, словно те не видели. Велед свернул цигарку, прикурил и театральным жестом вставил верблюду в ноздрю. - Теперь порядок, да? - спросил он. - Можем отправляться?
Животное поднялось и удовлетворенно вздохнуло, затягиваясь самокруткой. Велед обернулся к путешественникам:
- Он всегда идет за мной и привык к дыму цигарок. Ему понравилось, и теперь он шагу не ступит, если сначала не дам курнуть.
- Дорогой получается верблюд, - заметил Стамос.
- Однако хороший, - бросил через плечо Велед, и караван тронулся в путь.
- А что будет, когда цигарка догорит? - спросил Искандер. - Нос не обожжет?
- Когда начинает припекать, он ее вычихивает. Скоро увидишь. Раз он так высморкнул, и охнарик шлепнулся ослу на задницу. Я сообразить не успел, как оказался на земле, а осел превратился в облачко пыли вдали. Но вообще-то он славный ослик. - Велед потрепал осла по шее и повозил рукой меж ушей. - У них такие уши приятные!
Сначала свита оживленно болтала, но не прошло и часа трудной ходьбы, как путники приумолкли. Одни не отрывали глаз от земли, будто надеясь найти монету, другие озирали окрестности, словно впервые видели Тавр, розовые маки и каперсовые кусты в полном цвету. Но все бросали взгляды на Рустэм-бея, потому что большинство мужчин обоих вероисповеданий уже попробовали в борделе его отвергнутую жену Тамару. Рассказывали, она подпускала к себе лишь при закрытых ставнях, а ощущение от пребывания в ней было сродни сну, в котором ищешь сам не зная чего. Мужчины, словно заразившись одиночеством и безмолвием, выходили обескураженные рассеянным взглядом ее влажных глаз, мерцавших в темноте, и впадали в тоскливую грусть. Мало радости в том, чтобы попользоваться господской женой - вот оно как обернулось. Люди гадали, знал ли ага о происходящем, слышал ли об очередях к неподвижному безучастному телу, шевельнулись ли какие чувства в его гордом сердце.
Путники перебрасывали мешки с плеча на плечо, а Леонид-учитель уже наполнялся раздражением и обидой. Стамос-птицелов хватал мух на прокорм своим птицам, Левон-хитрюга снова и снова просчитывал в голове вероятную прибыль от путешествия. На первой остановке у пруда с куполообразной крышей сборщик пиявок Мохаммед глотнул айрана из кожаной фляги, отер ладонью губы и сказал:
- У меня идея.
- Ну уж нет! - вскинулся Али-снегонос. - Знаю я тебя с твоими идеями. Да избавимся мы и от этой, иншалла. Твои идеи следует настрого запретить под страхом смерти. Я удивляюсь, что Пророк, мир ему, не предвидит весь ужас твоих идей и не запрещает их заранее.
- Но это хорошая идея, Али-эфенди, - возразил Мохаммед. - Она заслуживает одобрения и награды.
- Хорошая идея не становится хорошей от похвалы автора, - сказал Искандер, проводя пальцем по лбу под краем тюрбана. Он делал так всякий раз, когда считал, что разродился особенно удачной поговоркой.
- Значит, никто не хочет услышать мою идею? - обиделся Мохаммед.
- Я тебя выслушаю, - сказал Рустэм-бей. - В конце концов, у помещика свои обязанности перед арендаторами.
- Ладно. Нам предстоит долгое, скучное и утомительное путешествие, и я предлагаю: пусть каждый расскажет какую-нибудь историю, чтобы время скоротать. - Мохаммед торжествующе огляделся, а путники вскинули брови и переглянулись.
- Превосходная идея, - одобрил Рустэм-бей. - Когда доберемся до Смирны, лучшему рассказчику я отдам новый ятаган. - Он ткнул пальцем в Мохаммеда: - Идея твоя, тебе и начинать.
- Мне? Я не хочу быть первым, я только предложил.
- Поздно! - Али потер руки. - Все решено.
- Я не стану рассказывать никаких историй, - буркнул Леонид.
- От вас мы этого и не ждем, - сказал Рустэм. - Да нам и не нужны истории от неверного зануды с кислой физиономией. В жизни и без того хватает горечи, чтобы еще вас слушать.
Леонид помрачнел и ушел вперед, а остальные окружили Мохаммеда. Его подталкивали и подначивали, пока он не объявил:
- Я знаю хорошую историю о ходже Насреддине.
- Слышали уже! - хором крикнули Али и Стамос.
- Таких историй полно, - сказал Мохаммед. - Эту можете и не знать. Однажды ходжа Насреддин ехал на осле, а седло держал на плечах. Его спросили: "Ходжа, почему вы не сядете в седло?", и Насреддин ответил: "Бедняга ослик устал, и я решил везти седло вместо него".
- Мы знаем эту историю, - сказал Искандер.
- Ее все знают! - воскликнул Али.
- Могли и не знать.
- Она, наверное, самая известная, - возразил Левон.
Рустэм-бей слегка рассердился:
- И ты называешь это историей? Всем известная байка, которой хватило на двадцать шагов! При такой скорости понадобится сто тысяч историй, пока доберемся до Смирны. Есть у кого-нибудь приличный рассказ?
- Я знаю еще одну - почему кочевники не едят капусту, - предложил Мохаммед, но остальные со стоном замотали головами, и он, ужасно огорченный, вздохнул: - Ну, как хотите.
- У меня есть история, - выступил Али-снегонос. - Мне ее рассказал пьяный дервиш, уверяя, что это быль.
- У пьяных дервишей самые интересные рассказы, - сказал Искандер. - Правда, половина из них - полная бессмыслица. Ну давай свою историю, и будем надеяться, она окажется лучше предыдущей.
- Это история о доброй женщине из Мекки. Очень богатая и почтенная, она владела двумя сотнями верблюдов и, поскольку муж умер, сама вела дело, развозя повсюду пряности и медные горшки…
- А глиняные? - перебил Искандер.
- Насколько я помню, глиняные тоже, а еще финики и сушеные фиги, прекрасные ткани, Кораны в золотых окладах, а также украшения для жен Султана и прелестные шкатулки из ливанского кедра.
- Вот это больше похоже на историю, - заметил Рустэм-бей.
- Значит, живет эта женщина на окраине Мекки, являя собою прекраснейший на свете образец женского целомудрия. Ни разу в жизни ее не посетила грязная мысль, и даже ее дерьмо пахло розовой водой и корицей.
Все расхохотались, и Али поежился от удовольствия.
- Так что вообразите ее ужас и потрясение, когда однажды ей снится, что она переспала со всеми паломниками, совершающими хадж в Мекку.
- С каждым? - воскликнул Велед-жирнюга. - Такая историйка по мне! Случаем, не знаешь точно, где она живет?
- Это произошло сотни лет назад, - сказал Али.
- И что дальше? - спроси Рустэм-бей.
- Она проснулась в таком смятении, что до самого вечера ходила вся красная от стыда, хотя никто про ее сон не знал. На следующую ночь сон повторился, и женщина проснулась в таком отчаянии, что посыпала голову пеплом и уселась на верхушку навозной кучи. На третью ночь сон снится опять, и так продолжается сорок ночей подряд. Наконец вдова не выдерживает и решает пойти к очень мудрому мулле, надеясь на его совет.
Вот она приходит к нему, вся дрожит от страха и не знает, как рассказать о своей беде. Женщина закутана в покрывало и говорит нарочным голосом, чтобы мулла ее не узнал. Она немножко рыдает, бьет себя в грудь, и у муллы кончается терпение, потому что ему каждый день приходится разбирать сотни подобных случаев. "Дочь моя, - говорит он, - расскажи, что случилось, ибо Аллах милостив и великодушен, но у меня мало времени".