Маяк не работал третий год. Он был потушен в первые месяцы войны, когда немцы подошли к Елань-озеру. Маяк стал наблюдательным пунктом, и Сергей Шмелев часто думал о том, что на войне даже неодушевленные предметы могут превращаться в свою противоположность.
Прямая телефонная связь соединяла маяк со штабом бригады, а из штаба бригады шла в штаб армии - с маяка можно было заметить любое важное передвижение войск противника и за пять минут доложить о них хоть в Ставку. Впрочем, до сих пор сведения не шли дальше армии: настолько будничными и неинтересными были они.
- Вижу лодку на Словати, - доложил Джабаров. - Разведчики едут.
Шмелев оставил стереотрубу и перешел на другую сторону площадки. Лодка плыла по Словати, и в ней сидели шесть человек.
- Наблюдай, Войновский, и не думай о всякой ерунде. - Шмелев кивнул Джабарову, поднял крышку и первым полез в люк.
...Они сошлись на переправе. Шмелев спрыгнул с лошади, а лодка мягко и неслышно врезалась в камыши. Стройный, с осиной талией капитан ловко, по-кошачьи прыгнул на берег и, почти не касаясь земли, пошел к Шмелеву. Пятеро остались в лодке. Все они были в брезентовых маскировочных халатах. Только капитан был в шинели с полевыми погонами. На корме сидел сержант с испуганным лицом, на коленях у сержанта стоял ящик с голубями.
Капитан в шинели подошел ближе. Шмелев приложил руку к фуражке и сказал:
- Капитан Шмелев.
- Чагода́, - ответил капитан и принялся быстро, неслышно ходить вокруг Шмелева и дерзко разглядывать его. - Так это ты и есть? Да?
- Да, это я, - ответил Шмелев.
- А это твой ординарец? - спросил Чагода и посмотрел на Джабарова, который стоял у лошадей.
- Совершенно верно, это мой ординарец.
- Татарин?
- Так точно, татарин, - ответил Джабаров.
- Как фамилия?
- Джабаров.
- Признавайся, Джабар, хочешь ко мне в разведку? Есть вакансия...
- Не могу знать, - ответил Джабаров и посмотрел на Шмелева.
- Не выйдет, - сказал Шмелев.
- Так, так. - Чагода все ходил вокруг да около и хитро улыбался. - Так ты и есть Шмелев? Сергей Шмелев? И ты меня не узнаешь?
- Чагода, Чагода... - Шмелев поднял голову и посмотрел на небо. - Ах, Чагода... Нет, не помню.
- А майора Казанина помнишь?
- Казанина? Майора? Нет, никогда не знал.
- Брось прикидываться. Мы же с тобой в штрафбате служили. Помнишь Фанерный завод?
- Ах, Фанерный?.. Ни разу не был. И в штрафном не служил.
- Боишься признаться? Дело прошлое. Я тебя хорошо запомнил. Помнишь, как он нас по стойке смирно держал? Крепкий был мужик, сила.
- Чего привязался? Говорят тебе, не служил.
- Выходит - это не ты? - разочарованно спросил Чагода.
- Выходит - не я...
- Ладно, еще послужишь, - Чагода подошел к Шмелеву и сильно хлопнул его по плечу. Рука у него была тяжелая.
Шмелев засмеялся и тоже хлопнул Чагоду:
- Если с тобой - согласен.
- Ладно. Тогда на лодке тебя прокачу. Поехали на маяк.
- Просматривается с того берега. Сейчас выходить опасно.
- Опасно? - Чагода схватился за живот и раскатисто захохотал. - Ох, уморил. До немца тридцать километров, а он опасно... До передовой триста метров, а до немца тридцать километров - вот потеха.
С мрачным видом Шмелев слушал издевательства Чагоды: к этому он тоже привык с тех пор, как попал сюда. Чагода перестал смеяться.
- Слушай, капитан, ты всегда такой сердитый?
- Какой есть, - ответил Шмелев.
- А ухой моих орлов угостишь?
- Уха будет, - Шмелев улыбнулся.
- Куц, - крикнул Чагода, - оставь в лодке человека. Остальные - к маяку.
- Есть, - ответил Саша Куц, и разведчики в лодке зашевелились, поднимая мешки и автоматы.
Шмелев и Чагода пошли к маяку. Джабаров пропустил их и повел лошадей следом.
- Хороший парень, - сказал Чагода, оглядываясь на Джабарова. - Отдай. Ты ведь в первом же бою его угробишь. А у меня в штабе он целей будет. Отдай мне.
- Никогда!
- Ладно: уговорил. Если бы не ты, взял бы его к себе. А у тебя не возьму.
- Хочешь подъедем? - спросил Шмелев, добрея.
- Люблю по земле ходить. - Чагода снова оглянулся и посмотрел на лошадей. - Хороший у тебя вороной. Всем вороным вороной.
- Нравится? Бери. И сена дам.
- Богато живешь. Князь удельный.
- Что ж еще на этом проклятом берегу делать? Косим сено, лошадей холим, рыбу ловим, наградные листы друг на друга пишем.
- Молодец. А еще что?
- Жалеешь? - Шмелев усмехнулся.
- Послушай, капитан. Ты вспоминай. Что было в мирной жизни, то и вспоминай. Помогает.
- Не могу. Забыл.
- А ты попробуй. Раз в такое место попал, придется попробовать.
- Отвяжись.
- А я гражданку всегда вспоминаю. Эх, красиво жили...
- Отвяжись, тебе говорят, - Шмелев посмотрел назад, на дорогу, где шли разведчики. - Куда они пойдут?
- Туда, на шоссе. Чуть поближе Устрикова.
- Там есть один скрытый подступ. Поднимемся на маяк. Я тебе покажу.
Лодка уходила в сумерках. Волны мерно выбрасывались на берег и несильно качали лодку. Куц стоял на корме. В руках у него ракетница. Двое - на веслах. Сержант с испуганным лицом сидел на носу, держа в руках ящик с голубями. Даже в быстро густеющих сумерках было видно его испуганное лицо, однако казалось, никто не замечал этого.
- Морозов, - крикнул Чагода, - ты чего ящик в руках держишь? Поставь его, поставь, не бойся.
Сержант послушно поставил ящик под банку, и лицо у него стало совсем испуганным.
- Смотри, Сашка! - кричал Войновский Куцу. - Не пей сырой воды. Кутай шею шарфом, а то простудишься!
- Передавай привет папе и маме, - ответил Куц. - И еще Комягину.
- Эх, жаль, Борька не пришел.
- Не беда, утром увидимся. Встречайте нас утром. - Куц хотел толкнуть лодку от берега.
- Стой! - крикнул Чагода. - Плюнь через левое плечо.
- Зачем, товарищ капитан?
- Лейтенант Куц, отставить разговоры. Приказываю плюнуть через левое плечо.
Куц пожал плечами и плюнул в озеро.
- Я тебе дам - встречайте. Только вернись у меня. Сразу получишь пять суток. - Чагода подошел к самой воде и резко толкнул лодку ногой.
Лодка закачалась на волнах, потом гребцы развернули ее носом вперед, и она пошла, плавно поднимая и опуская корму. Куц обернулся и помахал ракетницей.
- Если что, топите лодку на день в камышах, - крикнул Чагода. Куц часто закивал головой.
Лодка быстро удалилась. Сначала не стало видно весел, потом головы разведчиков и лодка слились в одно серое пятно, потом серое пятно слилось с темной водой и стало постепенно растворяться в ней.
- Теперь ты видишь, - сказал Шмелев, обращаясь к Войновскому и продолжая разговор, начатый утром, - как можно попасть на тот берег?
- Да, - приглушенно ответил Войновский. Он стоял, подавшись вперед, и смотрел в озеро - глаза его стали еще больше.
Шмелев отвернулся, будто заглянул по ошибке в чужую дверь. Провожать всегда тяжелее, чем уходить, но всегда кто-то уходит, а кто-то остается. Есть только те, кто уходят первыми, - последних нет. Мелькнул последний вагон, тускло засветились открывшиеся рельсы, и красный огонь вспыхнул на стрелке. Ненадолго. Придет другой состав, светофор выпустит зеленый луч - и все начнется сначала. Последних нет. Ведь и для тех, кто остается на берегу, уготована та же дорога.
- Да, невеселое у тебя место. - Чагода хлопнул Шмелева по плечу. - О чем задумался? Пойдем рыбу есть.
На берегу выставили специальный пост, чтобы встретить разведчиков, но лодка не пришла ни на третий, ни на пятый день. Даже голуби не вернулись.
ГЛАВА V
Общее построение было назначено на час дня.
Небо до горизонта было обложено низкими, тяжелыми тучами, шел дождь, мелкий и частый, как тонкая проволока.
Батальон стоял в каре. Все солдаты чисто выбриты, подшили свежие подворотнички к гимнастеркам, начистили оружие, сапоги и теперь стояли под дождем, ожидая полковника. Шинели сделались черными на плечах и спинах, солдаты стояли, переминаясь с ноги на ногу, пытаясь согреться или переменить положение, чтобы облегчить промокшее место.
- Прекратить шевеление. - Войновский строго посмотрел вдоль строя. - Команды "вольно" не было.
Строй на минуту застыл, а затем снова пришел в незаметное движение. Дождь однообразно шелестел по траве, по солдатским спинам.
Шинель Войновского стала тяжелой, капли сочились по пилотке, попадали за воротник, просачивались под гимнастерку.
Комягин прохаживался перед строем роты и всем своим видом изображал, что никакого дождя и в помине нет, а шинель у него черная до самых лопаток и сапоги в жирных пятнах глины.
Четвертая сторона каре открыта; там проходила дорога, ведущая от леса к деревне. Солдаты часто смотрели на дорогу, но на ней ничего не было видно. За дорогой, прямо у околицы, стоял невысокий сарай - внеочередной наряд Шестакова. Время от времени одинокие фигурки выбегали из строя, скрывались в сарайчике, а потом бежали обратно.
В центре каре установлен длинный, дощатый стол, и дождь назойливо стучал по доскам. Вокруг стола толпились офицеры.
Стоя в строю, Шестаков говорил соседу:
- Мокрый дождь. Мужику рожь, а солдату - вошь.
- Ничего, просохнем. В атаку-то не погонят.