А тогда была темная ночь - нас подняли по тревоге и построили на плацу. Фонарь на столбе раскачивался под ветром, и полковой комиссар сказал: "Товарищи курсанты, пришел долгожданный час. Долгие годы наши братья томились под гнетом буржуев. Настал час освобождения. Вернем Родине отнятые и поруганные наши земли. Вперед!" Мы пошли на рассвете. Комдив приказал зарядить пулеметы холостыми патронами. Мы дали холостой залп прямо в небо и строем пошли в атаку, а наши братья выходили из укрытий и братались с нами. Мы шли по дороге и пели строевые песни. Нас обгоняли танки, броневики, конница, артиллерия, навстречу выходили девушки с цветами, они махали руками, и всем было страшно весело. Так мы шли вперед целую неделю, освобождая русскую землю, только ноги в кровь разбили и многие попали по госпиталям. Вот какая замечательная была война, не война, а сплошное удовольствие, только ноги в кровь разбиты. Мы тогда и знать не знали, что такое настоящая война, а потом пошли по той же дороге обратно, цветов и девушек уже не было, только бомбы и обгорелые печи, бабочки в пятнах крови и плачущие коровы. Кто же нам говорил тогда, что так будет? И пулеметы на этот раз были самые настоящие; друзья оставались лежать на обочине и смотрели вслед застывшими глазами.
Шмелев вздохнул и отодвинул щиток в сторону.
- Товарищ капитан, что же вы? - спросил Джабаров.
- Не годится. - Шмелев вздохнул снова. - Мне за ним берега не видно. А я должен немца глазами видеть. Иначе во мне злости не будет. - Шмелев пустил щиток по льду, и тот подкатился прямо к Плотникову.
Плотников оторвался от донесения, поставил щиток перед собой. Потом выглянул из-за щитка, посмотрел на берег и снова спрятал голову.
- Хороший щиток, - сказал он, - просто замечательный. Где ты его раздобыл?
- У артиллеристов на первой батарее. Все, что от них осталось. Хоть вы возьмите.
- Конечно. Замечательный щиток. - Плотников положил щиток плашмя и принялся раскладывать на нем бумаги. - От такого щитка грешно отказываться.
- Тащил, старался. - Джабаров с обиженным лицом отполз в сторону и лег около телефонного аппарата.
Немецкий снайпер, сидевший на колокольне, высматривал новую цель. Ледяное поле из конца в конец просматривалось из амбразуры. Немец медленно вел биноклем, рассматривая лежавших в цепи русских. Взгляд задерживался на отдельных фигурах, потом скользил дальше: немец искал русского офицера. Во рту немца скопилась слюна, он хотел было сплюнуть ее - и тут он увидел на льду трех русских. Первый русский разглядывал какой-то продолговатый предмет, потом толкнул предмет по льду, второй русский взял его, спрятался за ним, потом положил на лед и стал что-то писать на нем. Третий русский лежал в стороне, и рядом с ним стояли два телефонных аппарата. Еще несколько русских лежали вокруг этой центральной группы, иногда они вскакивали и бежали вдоль цепи, потом возвращались обратно.
Немец опустил бинокль и жадно проглотил скопившуюся слюну. Около немца на ящике для патронов стоял телефон - прямой провод к майору Шнабелю. Немец взял трубку:
- Господин майор, я имею важное сообщение. Я обнаружил русский командный пункт и на нем три старших офицера.
- Будь осторожен, Ганс, - ответил майор Шнабель. - Эти русские упрямы как ослы, а их командир, видно, упрямей всех. Убей его, Ганс.
Немец просунул ствол винтовки в отверстие амбразуры и нашел русских в оптическом прицеле; все трое были в одинаковых белых халатах, в касках, у всех троих были офицерские планшеты. Руки немца слегка дрожали от волнения, он выжидал, пока рука обретет прежнюю твердость, и поочередно подводил прорезь мушки под фигурки русских, выбирая цель.
Крупная тяжелая пуля ударилась в наружную стену, и было слышно, как шипит термитная начинка. Потом шипенье прекратилось. Еще одна пуля пролетела мимо. Немец понял, что русские обнаружили его. Он быстро убрал винтовку и взял термос с горячим кофе, чтобы успокоиться. Теперь он стал вдвойне осторожным.
Плотников кончил писать донесение. Рука у него замерзла, и Плотников спрятал ее за пазуху.
- Изобразил? - спросил Шмелев. Джабаров подполз к щитку, взял донесение и передал Шмелеву.
- Одну атаку все-таки прибавил? - сказал Шмелев.
- Тебе что - жалко? - Плотников вытащил руку и подул на нее.
- "Уничтожено до двух рот немецкой пехоты", - Шмелев прочитал это с выражением и кисло усмехнулся.
- Не веришь? - Плотников был оскорблен в лучших чувствах. - Пойди посчитай.
- "По шоссе прошло сто сорок вражеских машин в направлении Большая Русса", - читал Шмелев. - Сколько прибавил?
- Ни одной. Ей-богу! Сам считал. Честно говорю.
Шмелев достал из планшета карандаш и подписал донесение. Со стороны озера к Плотникову подполз толстый солдат с лицом, закутанным до бровей.
- Отдай щиток. - Солдат ухватился за край щитка и потащил его на себя.
- Кто такой? Откуда? - спросил Шмелев.
- Товарищ капитан, это я, Беспалов. Ваш ординарец щиток мой украл. - Беспалов оттянул подшлемник и нагло и пугливо смотрел на Шмелева.
- А, это ты... - Плотников узнал бывшего командира батареи Беспалова и страдальчески улыбнулся.
- Разбило пушку. Расчет весь ранило. Один я уцелел. И щиток...
- Отправляйтесь во вторую роту, - сказал Шмелев.
- Как же так, товарищ капитан? Я же артиллерист.
- Во вторую роту, - отрезал Шмелев. - В распоряжение лейтенанта Войновского. Быстро!
- Не могу, товарищ капитан, только не к Войновскому.
- Эх ты, бывший!.. - Плотников покачал головой.
- Слушай, Беспалов. Тогда, на маяке, я было пожалел тебя. Власти у меня не было, чтобы простить. Но сейчас мы в бою, и моей власти хватит на тебя всего, вместе со всеми твоими потрохами. Шагом марш к Войновскому! Быстро!
- Пойдем, пехота. - Джабаров вскочил и быстро побежал по льду.
Беспалов беспомощно оглянулся, посмотрел на щиток и пополз на руках за Джабаровым, волоча по льду ноги.
Плотников вложил донесение в пакет и посмотрел на Шмелева.
- Вот если бы каждому солдату такой щиток, мы бы живо... Ой, что это? - вскрикнул он вдруг удивленно, вскочил и тут же упал лицом вниз. Лед расступился под ним, белая плоскость сместилась, потемнела, закрыла яркое солнце, вспыхнувшее в глазах, а следом встала дыбом вторая белая стена и закрыла его с другой стороны. Он увидел в темноте плачущие глаза и не мог узнать, чьи они, потому что мятая газетная страница плыла и крутилась перед глазами, ледяные стены поднимались и опрокидывались со всех сторон. Строчки разорвались и потеряли всякий смысл, а лицо в маске смеялось беззвучным смехом. В тот же миг черная вода прорвалась сквозь грани, плотно обволокла, сдавила грудь, живот, ноги. Он хотел позвать на помощь; рот беззвучно раскрылся, ледяная вода ворвалась в него, подступила к сердцу. Из последних сил он взмахнул руками, чтобы разогнать черную воду, перевернулся - и все кончилось.
Шмелев видел, как Плотников, вскрикнув, упал и перевернулся на льду, раскинув руки и быстро открывая и закрывая рот. Шмелев схватил его за голову и опустил - пуля вошла в плечо, как раз против сердца. Он расстегнул халат, полушубок и, чувствуя на руке горячую кровь Плотникова, достал медальон и партийный билет. Пуля пробила билет наискосок. Легкий дымок поднимался от руки и от билета. Шмелев достал бинт и стал медленно вытирать руки. Потом окликнул связных и сказал:
- Приготовиться к атаке.
ГЛАВА X
- Хоть погрелись, и то хлеб. - Стайкин упал рядом с Шестаковым. Он часто дышал и смотрел на берег горящими выпученными глазами.
- Братцы, спасите! - кричал кто-то с той стороны, откуда они только что прибежали.
- Ранили кого-то, - сказал Шестаков и быстро пополз в сторону берега.
Молочков был легко ранен в руку выше локтя. Он полз, широко загребая здоровой рукой. Шестаков подполз и принялся толкать Молочкова руками.
У воронки они остановились. Глаза Молочкова нервно блестели.
- Все, ребята. Отвоевался. Идите теперь до Берлина без меня. А я - загорать. Нет, нет, ты меня не перевязывай. Я уж потерплю. Зима. Не страшно, что рана, а страшно, что замерзнешь. Откроешь ее, а она замерзать начнет.
- Я тебя до санитаров провожу, - сказал Шестаков. - Метров шестьсот отсюда.
- Проводишь, Федор Иванович? - возбужденно спросил Молочков. - А я тебе махорку подарю, мне теперь не нужна. Бери, Федор Иванович, бери всю, вот здесь, за пазухой, и газетка там есть, в кисете лежит, бери. Интересно, ребята, в какой госпиталь попаду? Далеко увезут или нет? Может, мимо дома поеду?
- Заткнись, сука. - Стайкин посмотрел на Молочкова и выругался.
- Зачем раненого обижаешь? - сказал Шестаков, пряча в карман пухлый кисет. - Ты раненого человека не обижай.
- А я что? - поспешно говорил Молочков. - Я ничего. Ты, старший сержант, не сердись. Я честно ранен - в правую руку. Я не виноват, что пуля на мою долю пришлась. Я пока целый был, все делал, как надо. Я шесть раз в атаку топал. На меня сердиться грех. Хочешь, тебе что-либо подарю? У меня зажигалка есть трофейная. Хочешь, отдам? Мне теперь ничего не нужно. А хочешь, каску тебе подарю, ты ее перед собой положишь.
- Заткнись. - Стайкин отвернулся. - Жмотина!
- Так пойдем? Проводишь меня, Федор Иванович? Тут мешки где-то складывали, может, завернем туда? А может, пробежим, Федор Иванович? А то уже рука что-то холодеет. И крови много вышло.
- Ползком лучше. Тише едешь - дальше будешь.
Молочков хотел повернуться на здоровый бок, и в этот момент пуля ударила его в шею. Фонтан крови выплеснулся на лед. Он вскрикнул, схватился за шею, захрипел. Шестаков хотел было поддержать его, но тут же убрал руки и перекрестился.
- Готов.