- Едем! Я ему сейчас дам по первое число. Только просьба, ребята, - чтобы дальше не расходилось. Прошу от сердца.
- О таких вещах не просят, - сказал Шмелев.
- Ладно, сократи свои нотации, - говорил Клюев. - Я ему сейчас покажу, как прибывать без доклада. Я ему покажу...
ГЛАВА VII
Старший лейтенант Григорий Обушенко устроил на маяке гулянье по случаю возвращения из госпиталя. На столе стояли мятые алюминиевые кружки, два закопченных котелка с водой, лежали два круга колбасы, толстый кусок белого сала, буханка хлеба. Войновскии резал сало финкой.
Разговор шел о генералах.
- Пейте, ребята, у меня этого добра сколько угодно. - Обушенко отстегнул от пояса флягу и протянул ее над столом Комягину.
- Мне на дежурство скоро, - сказал Комягин, но флягу взял и налил в кружку сначала из фляги, а потом воды из котелка.
- Вот и я говорю. Ты слушай, лейтенант, я тебе говорю. Ты - новенький и должен знать. Наш полковник не простой - из генералов. В сорок первом попал в окружение. Он тогда дивизией командовал и генерал-майора имел. Дивизию, известное дело, разбили, одни ошметки остались. Полтора месяца по лесам шатались, потом вышли. И надо же, прямо на штаб фронта вышли. И у блиндажа маршал стоит. Рясной, как был, докладывает: "Товарищ маршал, генерал-майор Рясной вышел из окружения". А сам в лаптях, в гимнастерке без звезд - сам понимаешь, с того света пришли. Маршал выслушал доклад и говорит: "Идите, майор Рясной". Вот такая история. Офицеры рассмеялись.
- Чего смеетесь? - сердился Обушенко. - Не будь этой истории, он бы сейчас армией командовал, не смейтесь. К нему сам командующий за советами ездит, верно говорю.
- Вот у нас был случай. Мы в запасе стояли... - начал Комягин и в ту же секунду выскочил из-за стола и закричал: - Смирно!
В избу вошли Клюев и Шмелев, за ними - Плотников.
- Вольно. Чего орешь? - сказал Клюев, раскидывая руки.
- Ха, папа приехал. Здравствуй, папа. - Обушенко тоже раскинул руки и пошел навстречу Клюеву. Они сошлись на середине избы и трижды расцеловались. - С утра тебя ищу. Садись, папа. Не сердись, что без тебя начали.
Клюев хлопал Обушенко по спине и широко улыбался.
- Растолстел, бродяга. Какую ряху отрастил, смотреть страшно. На тебя наградной послали. На первую степень.
- Спрыснем в таком случае. - Обушенко покопался в мешке, и в руках у него оказалась пузатая фляга, обтянутая коричневым сукном. - Медицинский. Выменял на парабеллум.
Офицеры расселись за столом.
- Где лежал? - спросил Клюев.
- Так, ерунда, в лесу. Даже кино хорошего не было. Один раз всего показали. Ерунда. - Обушенко презрительно скривил губы и стал разливать спирт по кружкам.
- Ну, товарищи, по маленькой, - сказал Клюев. - За возвращение моего боевого командира.
- До чего ж мне хорошо с вами, ребята, - сказал Обушенко.
Все выпили и громко заговорили.
- Кусается, чертяга.
- Для заживления в самый раз.
- Рассказывайте. Как вы тут? - спросил Обушенко. - Воюете?
- Сам видишь, - сказал Клюев. - Потихонечку.
- Вижу. - Обушенко скривил рот и длинно выругался. - Вижу, как вы воюете.
- Недоволен? - спросил Шмелев.
- А чего мне радоваться? Я на марше от вас ушел. Меня семьдесят два дня не было. А вы все целы. Раненых в роте нет, убитых нет. А раз потерь нет, значит - плохо воевали.
- Тебя что - недолечили? - спросил Клюев.
- На войне люди должны уменьшаться в количестве. На то она и война. А вы? - Обушенко схватил кружку и выпил ее, не отрываясь.
- Он хотел, чтобы у нас никого не осталось, - сказал Плотников. - Вот тогда бы он радовался.
- Врешь! - Обушенко стукнул кружкой по столу. - Тогда бы я плакал кровавыми слезами по своим верным солдатам.
- А ты поплачь, что мы живы и здоровы, - сказал Клюев, и все засмеялись, кроме Шмелева. Он сидел против Обушенко и задумчиво покачивал пустой кружкой, надетой на палец.
- Я знаю, что говорю, - горячился Обушенко. - Сейчас я буду по немцу плакать. Ясно? Он жив и здоров, и я по живому фрицу плачу, потому что вы тут войну развели. Ты цел, он цел. - Обушенко показал пальцем на Плотникова и Войновского. - Значит, и немец цел. А я так жить не могу. Я живу, когда их убиваю. Когда я их убиваю, я живу. Иначе мне жизни нет.
- Не горячись, старшо́й, - сказал Шмелев. - Мы еще будем жить. Мы с тобой скоро по-настоящему заживем.
- Золотые слова, - сказал Обушенко и скривил рот. - Ты меня понимаешь, капитан. Ценю и уважаю. Хочешь, к тебе попрошусь? Вон на его место. - Обушенко показал на Комягина.
- Я тебе попрошусь. Я тебе дам. Я на тебя наградной лист написал. Два дня твои подвиги расписывал. - Клюев грозно посмотрел на Обушенко.
- Ладно, папа, не уйду. Ведь ты мой папа. А от папы куда денешься? - Обушенко встал с кружкой в руках и посмотрел на Клюева. - Товарищи офицеры, предлагаю тост за новорожденного и его папу-героя.
- За какого новорожденного? - громко спросил Комягин, поднимая кружку.
- Ты разве не слышал? - сказал Обушенко. - В батальоне сын родился. Батальонный сын.
- Кого же поздравлять? - спросил Войновский. Он был навеселе и плохо соображал, а в голове у него кружились легкие звонкие шарики.
- Молчать! - Клюев хлопнул ладонью по столу, и кружки запрыгали среди кусков хлеба и колбасы. - Старший лейтенант Обушенко, почему не доложили о своем прибытии в батальон?
Обушенко пожал плечами:
- Кому же мне докладывать? Не хотел мешать вам, товарищ майор, пока вы с полковником стратегические вопросы обсуждали.
- Почему не доложился, спрашиваю? Под арест захотел? Вот посажу тебя на пять суток. - Клюев был весь багровый, даже затылок стал красным.
- Старший лейтенант Плотников, - вдруг позвал Шмелев.
- Я, - Плотников встал.
- Старший лейтенант Плотников, доложите. Где лейтенант Габрусик Юрий?
- Убит в атаке.
- Где подполковник Безбородов?
- Убит снарядом.
- Где сержант Мякинин?
- Ушел в разведку и убит.
- Где Игорь Абросимов?
- Пропал без вести.
- Где Володька Карьки?
- Умер в госпитале от ран. Семь пулевых ранений. Жил сорок часов.
- Ах, Володька, - сказал Клюев. - Какой был парень. Какая голова. Какие девки за ним бегали.
- А вы? - Шмелев взглянул на Обушенко и покачал головой. - Сколько людей вокруг нас полегло. Лес поваленный. И это только с Парфино, за этот год... А тут новый человек возник. Маленький такой. Ничего не знает. Ни про смерть, ни про войну. Как хорошо, что есть на земле такие люди, которые совсем не знают, что такое война. Я предлагаю выпить за таких людей. Чтобы их стало больше на нашей земле.
- Это мы сделаем, - с радостной улыбкой воскликнул Обушенко.
Клюев цыкнул, и Обушенко примолк.
- Нас может не стать завтра, - продолжал Сергей Шмелев, глаза у него заблестели, - а он останется на земле, потому что он человек, который родился. Выпьем за этого человека.
- Ай да капитан. Уважаю. - Обушенко поднял кружку и подержал ее над столом.
Клюев жадно приник к кружке, потом схватил котелок и долго пил из него большими частыми глотками.
- С ним и пошутить нельзя. - Обушенко нервно скривил рот: до госпиталя у него не было этой привычки. - Воды-то хоть оставь.
Клюев кончил пить и передал котелок над столом Обушенко.
- Смотри у меня, - сказал он.
- Пойдем потом стрелять в консервную банку, - сказал Обушенко. - Ладно?
- Ну и война, - Клюев вздохнул.
- Кто дежурит у трубы? - спросил Шмелев у Комягина.
Комягин встал. Обушенко потянул его за гимнастерку.
- Ты что, немцев не видел? Посиди еще...
- Он должен идти, - сказал Шмелев.
Борис Комягин отдал честь и вышел.
Клюев смотрел на Шмелева и сокрушенно качал головой.
- Эх, Серега, Серега, скучный ты человек. Серый ты, вот кто. Зачем человека прогнал отсюда? Кругозор жизни не понимаешь. Одинокий ты. Сирота. Тебе даже писем никто не пишет, потому что ты серый.
- Все сказал? - спросил Шмелев. - У тебя сегодня неплохо получается. Скажи еще что-нибудь.
- Я все сказал. - Клюев подвинул кружку и вскинул голову. - А у меня сын родился.
- Смотрите. В нем отец проснулся! - воскликнул Обушенко.
- А что? Мой сын! Кто скажет, не мой? Выходи.
- Твой, папа, твой. В газете объявление было.
- Володькой назвали. Владимир Павлович - звучит! - Клюев держал кружку и широко улыбался.
- Поздравляю вас, товарищ майор, - сказал Войновский. - Разрешите выпить за вашего сына.
На лавке под окном тонко зазуммерил телефон. Войновский взял трубку.
- Хорошо, - сказал он. - Хорошо, передам. - Он положил трубку и отдал честь Клюеву: - Товарищ майор, разрешите обратиться к товарищу капитану?
- Давай, давай, чего там.
- Товарищ капитан, разрешите обратиться?
Шмелев кивнул.
- Товарищ капитан, разрешите доложить? Лейтенант Комягин докладывает, что он принял дежурство и ведет наблюдение за противником.
- Садись, - сказал Шмелев. - Пей. - Он услышал далекий шум поезда, стены раздвинулись и ушли. Он понимал, что сейчас не время и не место, но уже не мог остановиться: голоса уходили все дальше, а грохот электропоезда нарастал все сильнее.
До самого конца своих дней он не сможет понять, почему сел именно в тот поезд. Билет был совсем по другой ветке, он не спеша шел от кассы, и вдруг его словно ударило - догнать, уехать, иначе будет плохо. Он выскочил на перрон и пустился во всю прыть за последним вагоном. Он и знать не знал, что гонится за судьбой.