Покатилов едва успел отскочить к кустам и спрятаться, как дверь отворилась и выглянула девушка, придерживая собаку за ошейник. За ней в темной рамке двери возникло лицо мужчины, почти юноши. Он осторожно привлек к себе Наташу - так, по крайней мере, показалось Покатилову. На гимнастерке юноши виднелись петлицы.
Поручика словно током ударило. От внезапного приступа ярости он заскрежетал зубами. Красный, комиссар! И она с ним путается. Дворянка!
Но кто он - этот красный? Откуда взялся здесь, в глубоком тылу, где царствуют каратели и контрразведка? Раненый? Не из того ли отряда? И она ему носит еду… Ну подожди, комиссарская барышня! Хороша - развязала поясок на сене, в грязной избе.
Едва дождавшись, пока дверь, скрипнув, закрылась, Покатилов рывком поднялся на ноги и побежал к дому. План действий в его голове сложился мгновенно: он открывает Краснинскому глаза на поведение племянницы, требует, чтобы ее немедленно позвали, а когда девушка уйдет из избушки, арестовывает раненого комиссара. Это будет неплохое приобретение. В дивизии поручика, без сомнения, похвалят… А с девчонкой он знает, что сделать…
Свежая могила с красноармейскими фуражками осталась далеко позади.
Бойцы пробирались по оврагу молча. Ни шуток, ни смеха, только изредка вздохнет кавалерист и ответит ему другой скупым, протяжным, как вздох, "да"…
Давно привык Дубов к тому, что смерть вырывает из рядов то одного, то другого товарища. Он слишком много лет провел на фронте, слишком часто смотрел сам в глаза смерти. Часто он, как командир, шуткой старался разогнать уныние, горе, поддержать товарищей - ведь живым нужно жить.
Но Гришка, веселый и смышленый паренек, полюбившийся всему эскадрону, Гришка - совсем иное дело. Он только начинал жить, он даже толком не знал, за что борется, за что пошел на смерть… И ведь виноват в его гибели только Дубов: уступил, оставил в цепи, не послал к коноводам… Ну пусть Ибрагимов, пусть завтра сам Дубов - такова солдатская судьба. Но при чем тут мальчишка? Зачем?
- Паренька жаль, - словно отвечая на мысли командира, сказал Ступин.
И вдруг аукнулся в лесу звонкий мальчишеский голос:
- Товарищ, товарищ командир…
- Гришка? - ахнул Дубов.
А паренек уже бежал по склону оврага, падал, скользил по сырой траве, вскакивал и снова бежал, цепляясь за кусты.
- Что с тобой? Что случилось?.. Как ты вырвался? - обступили его красноармейцы.
- Ой, товарищи, думал, отстану, - задыхаясь, со счастливой улыбкой отвечал всем сразу паренек.
- А ну докладывай, что с тобой произошло? - спросил строгим голосом Дубов, чувствуя, как теплеет у него на сердце при виде Гришки, целого и невредимого.
Гришка замолчал. Он краснел, медленно, мучительно, до синевы. Пунцовый румянец скрыл веснушки на щеках, захлестнул шею, и вот уже. горят кумачом уши.
- Так в чем дело? - настаивал командир.
- Заснул я, - еле слышно ответил Гришка.
- Что?
- Заснул…
Громким смехом бойцов разрядилось напряженное молчание.
- Так теперь не утро, зачем встал? - спросил Дубов серьезным тоном.
- Меня, как стрелять из пушек начали, разбудило. - На глазах у паренька выступили слезы.
- Нет, ребята, вы слышали? С пушками его все же можно добудиться, - сострил кто-то. - Запоминайте, из какого калибра в случае чего палить!
- Да бросьте вы, парень всю ночь не спал, для нас же старался, - ворчал Ступин. - Ты не обижайся, это они любя. Для них смех сейчас вроде лекарства.
- А что? - насторожился Гришка.
Ступин не успел ответить. Сзади, в овраге, раздался выстрел. Эскадрон спешился.
- Что случилось? И где дядя Фома? - опять спросил Гришка, пристраиваясь за деревом рядом со Ступиным.
- Нет Фомы. И Ибрагимова, и Иванчука.
"Нет Фомы? - Гришка задохнулся. - А как же он теперь?"
Гришка тихонько плакал. И чтобы не видели его слез разведчики, двигался в самом хвосте колонны. Он плакал и оглядывался, словно надеясь на чудо.
И вдруг… Из кустов вышел человек с тяжелой ношей на плечах.
- Дядя Фома! - прорезал воздух звонкий крик. Не успели бойцы понять, что происходит, как Гришка кинулся навстречу Харину, прыгнул, обнял крепко и, застыдившись своего порыва, пошел рядом.
- Фома, Харин. Ты как, чертушка? - кричали бойцы. - Живой?
- Глупый вопрос, ты что, меня не видишь? Что мне сделается, ребята… Где командир?
- Что это у тебя? Никак, пушку принес?
- Такой принесет…
- Дура ты трехдюймовая… Пленный.
- Товарищ командир, - добрался наконец до Дубова Фома и сбросил с плеч узел, - красноармеец Харин ваше приказание выполнил и вот пленного вроде привел.
- Принес… - поправил его Дубов с ласковой насмешкой.
- Ну принес, какая разница.
- А почему "вроде"? - спросил Дубов. Он улыбался. Так приятно было опять увидеть неторопливого спокойного Фому после всех переживаний этого дня.
- Земляк он мой. Случайно нашел. Чисто сдурел у беляков, - пояснил Фома, развязывая узел. - Не хотел к нам идти, говорит - убьете. Я ему в новую жизнь путь показываю, а он ни в какую… Так и пришлось его…
- Скрутить и волочить в новую жизнь на плечах? - докончил Дубов.
- Угу, - согласился Фома.
Взорам красноармейцев предстал маленький, щуплый солдат. Голубые глазки его напряженно бегали по лицам бойцов. Заметив, что все улыбаются, он тоже весело и добродушно улыбнулся:
- Соседи мы…
- Маленький Харин, - ахнул Егоров. - Смотрите, ребята, чистая фотография.
Действительно, пленный неуловимо напоминал Фому, в три раза уменьшенного.
- А согласен он в новую жизнь идти, ты его спрашивал?
- Чего зря спрашивать. Темнота. Голь перекатная, одной лебедой мы с ним по весне хлеб разбавляли.
- Гляди, унтер! - заметил Егоров. Только сейчас бойцы обратили внимание на то, что на плечах пленного алели унтерские погоны, новенькие и непомерно большие.
- Шкура барабанная. - Настроение красноармейцев быстро менялось. - Ты нам кого приволок, Харин? Земляка? Хорош сосед. Допросить его по всей форме! Маленький, да удаленький!
Унтер грустно посмотрел на Харина:
- Я же говорил, Фома.
А красноармейцы, обозленные гибелью товарищей, уже обступали их тесным кольцом.
- Унтер небось стрелял по нас.
- Тоже - в новую жизнь…
- Прихвостень офицерский, допросить его - да к стенке!
- А ну тише. Чего орете, тут разобраться надо, - крикнул Дубов. - Давай, солдат, побеседуем, - добавил он более спокойно.
Установилась тишина. Семен Харин в поисках защиты притиснулся к Дубову и стал рядом с ним, маленький, взъерошенный.
Он сразу почувствовал доверие к этому высокому, худому, на первый взгляд суровому, но такому, если присмотреться внимательнее, веселому, а значит, и доброму командиру. Были бы все такими - с красными жить бы можно… А командир переводил насмешливый взгляд с Харина-большого на Семена. Потрм командирские - непонятно, серого или голубого цвета - глаза под низко надвинутой на брови грязной повязкой строго сузились, и Семен услышал его низкий хрипловатый голос:
- Выкладывай свою биографию, солдат.
- Чего? Нет у меня ничего. Не грабил я..
Будто сломалась грозная тишина, плеснулась отходчивым русским смехом.
- Эх ты, дурень, жизнь свою народу расскажи, - пояснил Харин-большой земляку.
- Как унтерские лычки у Деникина зарабатывал, - добавил с вызовом в голосе один из красноармейцев, но вопрос его прозвучал не зло.
- Лычки? - переспросил Семен. - Они, браток, кровью мне достались. В Мазурских болотах. Может быть, слыхал? Ну, а жизнь моя простая. В одна тысяча девятьсот одиннадцатом году забрали меня на действительную. И лычки я те чертовы на германской за отличную стрельбу получил. За меткость стрельбы по немцам то есть. При Керенском совсем хотел было до дому податься, да ранили меня. И лежал я в госпитале, в южном городе Ростове, целый год с хвостом, думал, отдам богу душу.
- Что у тебя было?
- Проникающее ранение в живот с повреждением позвоночника, - с гордостью повторил солдат заученный, видимо, назубок диагноз. И пояснил, застенчиво улыбаясь: - Обезножел я и речь человеческую потерял. Ну, а как на поправку пошел, тут и белые появились. Встал на ноги - меня под руки и в строй. Вот и вся моя жизнь. Я еще ни в одном бою против вас не был, ребята. С госпиталя прямо сюда. У меня и справки есть.
- Ты, Харин-маленький, документики покажи, - подошел к Семену Егоров.
- Он все в твоих болезнях поймет…
Семен торопливо расстегнул ворот гимнастерки и достал из потайного кармана сверток. Там лежали пожелтевшие бумажки, новые справки и георгиевский крест. Егоров бегло посмотрел бумаги:
- Правду говорит, товарищи, недавно выписался. И покой ему прописан еще на месяц.
- Хорош покой ему Деникин подарил, в строю, - сказал тот же парень, что спрашивал о лычках.
- Так что, солдат, может, теперь до дому подашься? - спросил Дубов.
Семен задумался. Притихли и бойцы: интересно было знать, каков окажется выбор солдатика.
- Нет, дорогой товарищ, я - как Фома. Коль не разменяли сразу, так принимайте до конца.