…Девушка тяжело вздохнула и, словно отвечая на немой вопрос раненого, отрицательно покачала головой. Во время затянувшегося молчания Воронцов внимательно смотрел на нее. Он пытался понять, о чем думает эта чудом появившаяся в его убежище девушка с таким милым русским лицом.
"Звери…"- повторил он про себя ее слова. Может быть, есть еще надежда, что девушка окажется такой же хорошей, как и ее лицо?
Мысли его начали путаться, голова закружилась, и перед глазами роем взметнулись мохнатые расплывающиеся мухи. Видимо, сильно разбередил он рану, неосторожно ударившись плечом о печку. Под повязкой набухало что-то теплое, липкое. Лицо девушки поплыло в сторону, заволакиваясь пеленой, и уже из темноты прозвучали ее странно далекие слова:
- Вы не бойтесь меня. Я вас не выдам!
Наташа склонилась над раненым, осторожно стирая душистым платочком бисеринки пота со лба. "Какое приятное лицо, открытое, честное".
Девушка расстегнула воротник его гимнастерки. Показалась повязка из заскорузлых бинтов, местами раскисшая от крови. На мгновение Наташе стало не по себе. Вспомнились окровавленные перчатки на крыльце, которые она заметила утрам… "Если его найдут, то как с теми - два выстрела и… все. Что делать?" Она поднялась на ноги. Раненый дышал ровнее, но краска еще не возвратилась на его щеки. Девушка поспешила к двери. Там она снова обернулась, настороженно посмотрела на лежавшего без сознания человека и побежала к дому…
* * *
Комната, отведенная Покатилову и двум другим офицерам, была погружена в полумрак. Пахло застоявшимся табачным дымом и кислыми огурцами, которыми закусывали, отмечая победу на станции.
Офицеры спали. Один из них, подпоручик с багровым до синевы лицом, громко храпел, в горле его что-то клокотало. Спутанные волосы разметались по валику дивана, голова запрокинулась, и острый кадык натужно ходил под кожей, словно подпоручик и во сне продолжал что-то глотать. Другой офицер, совсем еще мальчик, спал спокойно. Он устроился на полу. В откинутой руке зажата недокуренная папироска, пепел обсыпал шинель и ослепительно белую простыню. На левой щеке прапорщика - видимо, он только что повернулся во сне - отпечатались рубчиками узоры пухлой диванной подушки, вышитой бисером.
Покатилов проснулся и с завистью посмотрел на юношу. Прапорщик пил мало, отоспится и опять будет весел и задорен, как молодой легавый щенок. А тут, проклятье, трещит голова и во рту противный вкус.
Поручик встал, умылся и прошел в небольшую темную комнату, служившую обитателям флигеля столовой. Там сидел сам хозяин усадьбы, Наташин дядюшка Николай Александрович Краенинский. Он прибыл в усадьбу тотчас же после прихода белых, чтобы лично присматривать за восстановлением хозяйства. Неожиданному визиту карателей он даже обрадовался, тем более что с их командиром - поручиком Покатиловым - был знаком еще по Москве.
Дядюшка Наташи с аппетитом закусывал. Покатилов поздоровался и сел за стол.
- Прошу - кофе, сыр. Рекомендую сыр. Союзный, точнее, настоящий швейцарский.
- Благодарю, - буркнул поручик.
Краснинский с любопытством посмотрел на него. Покатилова можно было бы назвать красивым, если бы не странные, производившие гнетущее впечатление брови, которые залегли над серыми глазами темными полукружьями. Эти брови придавали Покатилову сходство со святым мучеником, сошедшим с иконы старинного письма. Все остальное в его лице было обычно, словно природа истратила всю фантазию на брови, а для остального пользовалась готовыми лекалами. Брови, в полном смысле этого слова, царили над лицом. Как ни растягивал поручик свои пухлые губы в улыбку, как ни кривил их в презрительную усмешку, лицо оставалось неподвижным. В детстве он пытался сбривать брови, но потом стал гордиться ими и видеть в них признак породистости. Они, по мнению поручика, придавали ему значительность, оригинальность и даже - чего не подумает самовлюбленный человек - выразительность, хотя именно они и лишали его лицо подвижности. Дай ему обычные брови - и он стал бы простым, чуть блекловатым человеком.
Наблюдение за поручиком навело Краснинского на тревожные мысли. Черт их знает, карателей, от них всего можно ожидать…
- Георгий Игоревич, вы меня обяжете, - заговорил Краснинский вкрадчиво, - если в дальнейшем не будете озлоблять понапрасну мужичков. Я совсем не хочу в один прекрасный день сгореть в своем вновь обретенном родовом гнезде, тем более что под это гнездо подведен солидный фундамент в виде шести сотен десятин.
- Шестисот? - с удивлением спросил Покатилов. Он хорошо знал, что земли Краенинского давно перешли к новым владельцам.
- Э, батенька мой, не знали? Особое совещание при покойном Временном правительстве изволило утвердить решение земельного совета о возвращении мне всех земель фамилии Краснинских.
Покатилов мрачно подумал, что вот, пока они, бескорыстные спасители отечеств а, проливают кровь за идею белого знамени, такие ловкачи, как Краснинский, прибирают к рукам землю. Поручик почувствовал, как растет в нем злоба против этого преуспевающего барина, которому наплевать на то, что будет с Россией, и который заботится только об одном - как бы ухватить, пользуясь смутным временем, кусок пожирнее.
Он встал из-за стола:
- Кстати, где Наталья Алексеевна?
Краснинсжий насмешливо улыбнулся и неопределенно пожал плечами.
* * *
Костя пришел в себя. Он осторожно сел, оглянулся. Ни девушки, ни песика со смешным хвостом не было. Неужели все это ему почудилось в странном бреду? Но на сене остался душистый платочек, словно безмолвное подтверждение, что девушка действительно была. А если так, то где она сейчас? "Я не выдам вас" - вспомнились ее слова. Возможно, они были только хорошо рассчитанной ложью, так похожей на правду. И как только смогла, она побежала за своими сообщниками из отряда… Сейчас они придут, и все кончится. Не-ет, врешь, так просто белякам его взять не удастся. У него еще достаточно сил, чтобы стрелять, и на крайний случай есть лимонки, оставленные Фомой!..
Костя еще раз осмотрелся, оценивая домик с точки зрения обороны. В окошко никто не пролезет: оно слишком узко даже для мальчишки. Если устроиться с левой стороны двери, то печка надежно загородит его сзади от тех, кто попытается стрелять через окно. Воронцов сунул за пазуху гранаты, достал запасные патроны к маузеру, проверил обойму и пополз к двери.
За стеной избушки послышались чьи-то торопливые шаги. Костя прижался к бревнам.
- Начинается, - подумал он.
Из-за угла выпрыгнул старый знакомый - песик Джерри. За ним шла девушка. В руках у нее был небольшой сверток, она торопливо дышала, раскрасневшись, словно после быстрого бега. Увидела в дверях Костю, вооруженного. Остановилась. В глазах отразились удивление, испуг, смущение. Она покраснела еще сильней и возмущенно заговорила:
- Вы мне не поверили? Вы думали, что я способна вас предать? Как вам не стыдно! А я так торопилась. - Наташа повернулась, чтобы уйти.
- Постойте! Да, я не поверил, в моем положении это более чем понятно - и все же простите меня. Ведь я вас совершенно не знаю. Простите… - Воронцов неловко спрятал маузер за пазуху. Гримаса боли скривила его губы.
- Подождите, я помогу.
Заботливые руки подхватили его.
- Вот так. А теперь мы будем умными и сделаем перевязку.
Наташа явно копировала когда-то знакомого врача. Воронцов с удивлением посмотрел на нее.
- Я была на медицинских курсах. - Говоря это, Наташа быстро разворачивала сверток. В нем оказались бинты, вата, йод, чистая мужская рубашка, термос и еще что-то завернутое в промасленную бумагу.
- А как вас зовут?
- Константин, попросту - Костя.
- А меня - Наташа… Теперь снимем рубашку. Придется потерпеть, пока отмокнут бинты.
Через полчаса Воронцов, перебинтованный умелыми руками, в чистой, белой, немного короткой ему рубахе, лежал на взбитом сене и пил горячий кофе из термоса.
- Спасибо, Наташа, - весело сказал он, возвращая ей термос. - Скажите, вас никто не видел, когда вы собирали все это и несли сюда?
- Нет. - Девушка ласково прикоснулась рукой ко лбу раненого, поправила сено у него под головой и села рядом, подперев подбородок руками, с любопытством разглядывая юношу, так неожиданно вторгшегося в ее жизнь.
- Объясните мне, - заговорила Наташа, - что происходит? Я не понимаю, зачем русским людям понадобилось убивать друг друга. Неужели нельзя договориться? Ведь царя теперь нет. Мне просто страшно, когда я вижу бессмысленную братоубийственную войну. Я читала книги, даже Плеханова и Тулина, хотела разобраться…
- Так это ваши? - удивился Воронцов.
- Вы нашли?
- Да, случайно, в печке, и страшно удивился.
- Я спрятала их, когда пришли добровольцы.
- Значит, вы понимали, что, с точки зрения белых, - это крамола?
- Конечно.
- Расскажите мне о себе.
- А что рассказать? - Наташа задумалась.
Детство ее было чистым и светлым: заброшенная усадьба, гувернантка, сухая и строгая мисс Симеон, которая за тридцать лет жизни в России так и не научилась говорить по-русски… Отец, разорившийся помещик, неудачник, безвольный человек, и трогательно-беспомощная мать. С Наташиным рождением в семье начались разлады. Но маленькая Талли узнала об этом потом. Позже - Москва, гимназия на самом берегу реки.
- Так вы москвичка? - обрадовался Костя.