Они вошли в узкую дверь. Старуха хлопотала возле печи, заталкивая в нее солому.
- Ой, мати божья! Вам, сынки, треба поисты, а я ничого не маю. Нимец все забрал. Зараз я бараболи… Ой, мати божья! Серникив нема.
Николай вытащил из кармана спички и отдал ей.
- Нам ничего не нужно, мамо. Вот разве воды напиться.
Женщина подала воды и сквозь слезы с материнской нежностью смотрела на Николая. Он выпил полный ковш и поблагодарил по-украински:
- Дякую, мамо. У тебя что, фашисты угнали кого-нибудь? Дочку, может быть? - Старуха закивала. - В каком городе она? - Николай вынул из планшета блокнот с карандашом.
- Так, так, - обрадовалась и закланялась она, - запиши, сынку, Котбус, чи город, чи мистечко. Котбус. Горпына Мельник. Горпына, - и она беззвучно зарыдала.
- Найдем, мамо. Не журись. Всех найдем. Ну, а теперь ховайся: бой еще, может, будет. Счастливо, родная.
Офицеры почтительно козырнули и вышли. Юрий подсмеивался. Его забавляло, с какой серьезностью Николай записывал имя и фамилию неведомой девушки.
- Зачем это тебе? - спросил он.
- А как же? - озабоченно возразил Николай. - Во-первых, женщина теперь знает, что мы не просто воюем, а за нее воюем. И потом, чем чорт не шутит, может доведется как раз побывать в этом самом Котбусе. Приятно тогда будет встретить знакомую.
* * *
Вскоре по радио был получен приказ: удерживать деревушку до подхода бригады. Лейтенанты выбрали на западной окраине два кирпичных здания с хозяйственными пристройками. Юрий быстро замаскировал танки в сараях и разрешил экипажам спать. А Николай долго не давал отдохнуть своим бойцам. На оборону были перенесены все трофейные гранаты, в доме разобраны полы, выкопаны вдоль стен щели и у земли пробиты бойницы. Он обыскал оставленные немцами машины, вынул пулеметы, заставил собрать по всей деревне патроны к ним. Потом он предложил Юрию перетащить на буксире немецкие танки в огород, поставить их на виду, чуть замаскировав.
- Для модели, - пояснил он. - Пусть они по ним стреляют.
Юрий выполнил эту затею, хотя не думал, что будет бой. Он радовался, что все обошлось хорошо в прошедшую ночь, и хотел отдохнуть. А Николай точно боялся безделья. Заканчивали одно, он задумывал другое.
Наконец, все готово к обороне. Довольный проделанной работой Николай приказал бойцам спать, а сам пошел к раненым. У механика-водителя сожженного танка вспухла пробитая осколком нога. Он лежал в жару и отчаянно ругался. Николай подсел к нему и положил руку на лоб:
- Чего бранишься? Ну? Как дела?
- Плохо, товарищ лейтенант. Рана-то пустяковая, да натрудил я ногу за ночь. Вот проклятая, чтоб ей…
Николай успокаивал:
- Ничего, сейчас придет бригада, поедешь в госпиталь.
- Эх, не везет мне. Все ничего было. Полгода за рычагами. А тут на́ тебе! И сразу - так здорово.
- Ты сегодня за двоих сработал, - утешал Николай.
- Да меня засмеют, если узнают, что механик-водитель всю ночь с пулеметом на чердаке просидел…
Вошел Юрий.
- Вот ты где! Пойдем приляжем, отдохнем.
- Сейчас, подойди.
Николай наклонился к уху раненого и сказал ему что-то. Механик засмеялся. Николай погрозил ему пальцем: молчи, мол, и вышел вслед за Юрием.
Они перешли в крайний дом, где спали автоматчики. Николай встал к окну с выбитыми стеклами. Там, в утренних лучах июльского солнца желтели полоски пшеницы. Николай порылся в карманах, достал измятую пачку сигарет, со вздохом посмотрел на нее и спрятал обратно.
- Ты что механику такое смешное сказал? - спросил Юрий.
- Анекдот один. Надо же развеселить человека.
- Расскажи мне.
- Потом, - отмахнулся Николай. - Что же это противничек к нам не жалует?
- Зачем тебе противник?
- Курево уже кончается, - напустил на себя веселость Николай и, подсаживаясь к Юрию, по-свойски ткнул его пальцем в бок. - А мы с тобой удачливые. Легко взяли перекресток.
- Да, выполнили приказ, - произнес Юрий, думая о чем-то своем.
Не догадываясь, что мысли Юрия заняты другим, Николай продолжал:
- Вот не люблю так без дела сидеть и ожидать противника. То ли дело - на него самому наступать.
- Да, - поддержал Юрий, - скорей бы до границы дойти.
- Почему до границы? А что старуха сегодня говорила? Помнишь?
- Ну, до Берлина. Расправиться бы с этим фашизмом - и конец.
- А если дальше придется?
- Дальше - едва ли. Берлин падет - и фашизм падет.
Николаю не нравился слишком спокойный тон, которым говорил Юрий о таких вещах. "Рассуждает, как старикашка!" Ему захотелось взбудоражить этого невозмутимого парня. "Подумаешь, надел погоны офицера, овладел техникой и думает, что достиг в жизни всего". Он чуть было не начал высмеивать Юрия, что тот подбил брошенные немецкие самоходки. Но вспомнив, как Юрий был доволен этим, как у него горели глаза, Николай сдержался. Потом все-таки спросил:
- Ты сегодня здорово увлекся, когда самоходки противника увидел? Правда?
- Чем? Всем? Почему? Я готов выполнить любое, что мне поручат. Это долг офицера. Но не влюбляться же мне в войну. Она не девушка.
Николай промолчал. Ему хотелось относиться к Юрию как к младшему товарищу, но он почувствовал, что это невозможно - Малков был грамотен и рассуждал самоуверенно. Николай обдумывал, как вернее сказать о больших целях войны - об освобождении государств Европы, которые после этого, наверняка, пойдут по другому пути - за Советским Союзом. Юрий в это время спросил:
- У тебя симпатия есть в тылу?
- Какая симпатия?
- Ну, девушка любимая. Невеста, что ли.
Николай покачал головой:
- Невесты нет. Знакомых много.
- А у меня есть. Вот смотри. - Он вынул фотокарточку девушки и показал. - Вот. Она у меня химик-огнеупорщик. Знаешь огнеупоры? Печи мартеновские из них делают, кирпич такой. Слыхал когда-нибудь? - Он помолчал и продолжал. - Когда глядишь смерти в лицо, думается о самом дорогом. Правда? Смешно! Вот мы с ней только в средней школе вместе учились, а она для меня все: и боевое счастье, и радость. Посмотрю, вспомню Свердловск, гранитную набережную, пруд. Или лес. Там, ведь знаешь - сядешь на трамвай - и прямо до леса можно доехать. Эх! Когда только я опять там буду?
- Погоди, погоди, - перебил Николай, рассматривая фотографию. - Я где-то ее видел. Стой. По-моему она похожа на нашу Соню - радистку бригадной станции. Да, да. Точно.
- Соня Потапова? - спросил Юрий, и голос его стал сиплым.
- Не знаю. Может, Потапова. - Николай внимательно взглянул в смущенное лицо Юрия. Тот спросил:
- Давно она здесь, эта радистка?
- Уже давненько. А что? Да ты не беспокойся - может это и не она. Может, ошибаюсь: я видел ее всего два-три раза. Но похожа…
Юрий старался скрыть свое смятение. Он зачем-то полез в карман гимнастерки, потом в другой. Ничего не отыскал и вопросительно посмотрел на Погудина.
- Славная девушка, - Николай взял портрет, подержал его перед глазами в вытянутой руке и отдал обратно.
Он представил себе радистку Соню, которую майор Никонов называл "глазастой". Николай видел ее на совещаниях у начальника связи бригады, когда тот собирал в перерывах меж боями офицеров и радистов. Как-то случалось, что его место оказывалось против радистки бригадной станции.
Соня обычно сидела, подперев рукой голову, изредка что-то записывала в свою тетрадку, никогда не выступала. Николаю нравилось смотреть на нее. "Какая она усталая, лицо бледное. Это, наверное, от того, что целые сутки проводит у рации в своем ящике". Сонина радиостанция помещалась в крытом кузове грузовика. Николай никогда не бывал там, но представлял: наверное, там по-домашнему уютно… Случалось, Соня почувствует на себе внимательный взгляд Погудина и посмотрит на него. Взор у нее открытый, смелый, сначала будто удивленный, а потом ласковый, чуть насмешливый.
Но Николай ни разу не подумал набраться храбрости и заговорить с этой девушкой. И сейчас он с любопытством слушал Юрия, который, может быть, и на самом деле знает именно ее, любит Соню.
Он тряхнул головой и потер пальцами лоб, стараясь припомнить какие-нибудь особенные приметы радистки, чтобы выяснить с Юрием, действительно ли это и есть Соня Потапова. Но ничего, кроме больших выразительных глаз, не вспомнил. А Юрий вдруг решительно сказал:
- Знаешь, откровенно говоря, она мне вовсе не невеста. Это я так просто… Какая невеста! Она даже и не знает, как я ее… как она мне… - Юрий застенчиво улыбнулся и махнул рукой - запутался, мол. А Николай подумал: "Он, вообще, кажется, парень славный! Другом будет хорошим". Юрий совсем уже доверительно продолжал: - Я с ней не встречался, как в армию ушел. И до этого, когда в институт поступили после школы, тоже редко виделись. А вот когда меня на фронт из училища направили, домой заехал, взял на счастье ее портрет из альбома со школьными фотографиями. Ведь мы с ней дружили в школе.
Николай внимательно слушал его. Даже рот слегка приоткрылся. Он не сводил с Юрия глаз и спросил:
- Ты любил ее?
- Нет, - снова смутился Юрий. - Какая там любовь… в школе… Просто часто вместе бывали. Хорошие знакомые.
- А чего ж ты тогда ее карточку таскаешь? Может она другого любит?
- Нет. У нее никого нет, - сказал Юрий твердо. - Это я знаю. А сейчас она для меня все. Я в честь ее на любое дело пойду.
- Да ну?.. - Николай опустил голову и глядел исподлобья, изучая нового приятеля. Юрий переменил тему разговора.
- Ты до фронта кем был?
- Подручным сталевара, - протянул Николай. - А ты?
- Я был студентом. Первый курс механического факультета окончил.