В комнате царил разгром. Стулья перевёрнуты, лампа разбита, картины на стенах перекошены. Одна упала, рама сломалась. Окно открыто, ветер задувает в комнату снег.
Отец лежал лицом вниз посреди комнаты. На нём было пальто, изорванное и грязное.
Он где-то потерял ботинок. В руке у него была полупустая бутылка, содержимое которой вытекало на ковер.
Она поставила поднос на кровать и опустилась на колено рядом с отцом.
- Папа?
Он замычал, перевернулся и, моргая, посмотрел на неё.
Она тронула его за плечо:
- Папа.
Рывком он приподнялся и принял сидячее положение. Посмотрел в открытое окно на крыши домов, на маячившую махину завода и огромную стоянку для автомашин, засыпанную снегом.
- Пошла ты! - пробормотал он. - Я проткну всем машинам в городе шины. Каждой паскудной машине. Вот что я сделаю.
Линда просунула руки ему под мышки и попыталась поднять. Качаясь, он встал, проковылял с нею к кровати и сел на край. Он медленно повернул голову и посмотрел ей в лицо. Кожа у него была серой, как из теста. Он был небрит.
Длинный рваный шрам с тёмными узелками швов пересекал левую сторону лба. Струйка слюны свисала из угла рта.
- Непременно я это сделаю, девочка. Всё вокруг, целое море! Целый океан проткнутых шин!
- Да, папа.
Она оставила его и пошла закрывать окно. Пока она опускала раму, он скатился с кровати и упал на пол.
Линда подошла, подоткнула платье, нагнулась и закинула его руку себе на плечи, попыталась поднять его назад на кровать. Пришлось помучиться, прежде чем это удалось. Она тяжело дышала, в глазах стояли слёзы.
Он снова упал.
- Ох, папа! - вскрикнула она.
Она попыталась еще раз, расходуя последние силы и превозмогая себя.
Внезапно он ударил её и попал прямо в лицо. Она отлетела назад и, опрокинув стул, упала на пол.
- Сучка поганая… все вы суки! - Отец рывком поднялся и бросился на неё.
Линда поднялась и протянула к нему руки:
- Папа! Папа, это же я, Линда!
Он закатил ей оплеуху. У неё помутилось в глазах и зазвенело в ушах. Она подняла руки, чтобы защититься от следующего удара, но он изловчился и ударил её снова.
- Ненавижу! Суки проклятые! Я им всем поспускаю шины…
Замахнувшись еще, он промазал, повернулся и, что-то бессвязно бормоча, рухнул на пол.
Слёзы катились по щекам Линды. Она стояла и молча плакала.
- Суки поганые! Все вы! - рычал отец, уткнувшись в ковёр.
Линда спустилась вниз и через гостиную прошла к себе в комнату. Затем вытащила из чулана чемодан.
Майкл, Ник, Стивен и Аксел сидели, облокотившись на стойку бара, а Джон Уэлч склонил голову по другую сторону. Все они пытались подпевать песенке Долли Партон, несшейся из музыкального автомата. Получалось только у Джона, у которого был приятный голос, но они уже так много выпили, что разницы не чувствовали, и все были в прекрасном настроении.
Стэн спорил с толстым водителем о том, чья очередь играть на бильярде. Спор начинал переходить в ссору.
Из задней комнаты донёсся какой-то визг.
Джон бросил петь и прошёл в конец бара. Никто, казалось, этого не заметил.
Из распахнувшихся дверей выскочила официантка.
- Там какая-то безумная баба! - закричала она.
- Что? - спросил Джон.
Водитель схватил Стэна за плечи и припёр его к стене:
- А что, если я побросаю тебя вверх-вниз, как баскетбольный мяч, коротышка?
В задней комнате что-то треснуло, и двое из присутствующих повернули голову к дверям.
Стэн сунул руку под рубашку, достал из-за пояса короткоствольный пистолет и наставил его в живот шофёру:
- А как насчёт убраться отсюда подальше, толстячок?
У шофера округлились глаза, и он начал отступать.
Двери задней комнаты вновь распахнулись как раз тогда, когда Джон подошёл к ним.
Одна створка ударила его по лбу.
- Ой! - Он отпрянул назад, схватившись за голову.
Ворвалась мать Стивена, размахивая какой-то доской.
- Что это такое? - вопила она. - Пьёшь в день своей свадьбы! Иди вон! Прочь!
Она опять замахала доской. Мужчины пытались увернуться. Она сшибла со стойки стаканы, перевернула стулья. Она бушевала, как фурия, колотя доской по спинам и ногам увертывавшихся мужчин. Большинство устремилось к дверям, шумно протестуя, но заливаясь весёлым гоготом.
Стивен, Ник, Майкл и Аксел выбежали вместе и остановились под падавшим снегом.
- Ну, вот и всё, - сказал Стивен. - Действительно всё. Да, ребята, я пошёл!
Ник засмеялся:
- Ну и хорошо, что она тебя достала. Тебе, Стивен, сейчас никак нельзя слишком расслабляться.
- Ети твою в корень, - пьяно произнёс Аксел.
Разгорячённая, на улицу выбежала мать Стивена, всё ещё сжимая в руках доску. Она посмотрела на Стивена, выпустила доску из рук и расплакалась.
- Мальчик мой милый. Ангел мой… покидаешь родную мать ради чужой женщины… беременной! - Она бросилась к Стивену и упала к нему в объятья.
- Мама…
- И так-то ты поступаешь со своей родной матерью, которая всю свою жизнь ходит в церковь дважды в день.
- Мама, всё будет хорошо. Мы же будем жить всего лишь этажом выше. Мы будем жить одной семьёй.
Совсем растерянно она посмотрела на его друзей, которые выражали ему сочувствие, а затем занялись изучением снежинок.
- Неужели ты такой бесчувственный? Разве у тебя такое жесткое сердце? Ты женишься на этой женщине, оставляешь меня с ней, а сам уезжаешь во Вьетнам!
- Ведь всего лишь один лестничный пролёт, мама, - устало сказал Стивен, слыхавший всё это уже не раз. - Один пролёт. Я буду жить всего лишь этажом выше, когда вернусь домой. Я люблю Анджелу, мам. Она любит меня.
Мать ничего не ответила.
- Ведь так же, - сказал он.
Помолчав немного, она сказала:
- Надень сегодня шарф.
Он сморщился:
- Не надену я шарф с фраком. Никто не носит шарфа с фраком.
Дело близилось к полудню. Майкл поддал газу, приближаясь к дороге, уводившей в гору, к вагончику, где они жили вместе с Ником. Машина набирала скорость, затем начался подъём. Задние колёса отбрасывали снежную кашу - "кадиллак" завилял.
Майкл поворачивал руль короткими резкими рывками, пытаясь погасить юз. На подходе к вершине колёса стали буксовать, ему пришлось переключиться на низкую скорость и добавить газу. "Кадиллак" с ревом, наконец, преодолел подъём и выехал на ровную дорогу. Майкл затормозил, выключил двигатель и поставил машину на ручной тормоз. Вышел из машины во взятом напрокат фраке, чувствуя себя в нём так же непривычно, как дрессированное животное в цирке. Как ни нелепо это выглядело, но на нём были горные сапоги, и брюки были заправлены в голенища. Штиблеты он нёс в руке. Он прошёл по мокрому снегу к старому помятому фургону Ника. У заднего окна кабины были пустые крепления для ружей.
Вагончик представлял собой двухтонный прицеп, промазанный по швам силиконовой замазкой и исчерченный потеками гудрона с крыши. Они купили его с третьих рук на стройке. Прицеп стоял на шлакоблоках на холме с видом на город и завод. Выглядел он неважно, но они сумели сделать его влагонепроницаемым. Всё-таки это был их дом, и он им очень нравился.
Майкл раскидал снег у входа и рывком открыл дверь. Ник сидел на кушетке в парадных брюках и накрахмаленной рубашке, фрачный пиджак висел на спинке стула.
Он натирал свои полевые сапоги жиром.
- Хочешь выглядеть принцем? - спросил он Майкла.
- То есть как?
Тот рассмеялся.
- Это нужно было делать ещё вчера, - сказал Майкл.
- Знаю.
- А так они сядут.
- Да знаю я, Майк.
Майкл подошёл к холодильнику, взял банку пива, откупорил её. Прислонился к стойке, разделявшей кухню и комнату, потягивая пиво. Он осматривался, чувствуя первые признаки ностальгии. Через пару дней он уедет и вернётся обратно нескоро.
Над раковиной висела голова оленя с одиннадцатью отростками рогов. Парусиновые шторы. Ружья на полке. Мебель раздобыта у родственников и друзей. В углу - удочки. Новый линолеум на кухне. Рюкзаки и спальные мешки свалены в углу.
Охотничьи фотографии в дешёвеньких рамках. Нож для свежевания, который он только вчера наточил, всё ещё лежал на кухонном столе рядом с точильным камнем. Коробка с гильзами для патронов на холодильнике. Всё как родное.
- Я просто жду, - сказал он вдруг. - Понимаешь?
- Как?
- Я просто жду, - повторил он. - Вот это… жду именно этого. Горы. Только здесь я чувствую себя хорошо, на своём месте. Я жду целый год, чтобы выбраться в горы, к оленям.
Ник взял старую зубную щетку, повозил ею в жире и начал втирать смазку в шов между подошвой и подъёмом сапога.
- Я тоже, - сказал он. - Пожалуй.
- Не может быть, - удивился Майкл.
- Да. Какого черта… я только об этом и думаю. И о Вьетнаме тоже.
Вдруг он отставил сапоги, вытер руки о бумажное полотенце, встал и взял с полки винтовку с оптическим прицелом. Открыл нижний ящик, вынул оттуда чистую замшевую тряпицу и начал снимать лишнее масло с ружья.
- Ты правда думаешь об этом? - спросил Майкл.
- Да. То есть, не знаю. Ради Бога, Майкл, Стивен ведь женится через пару часов.
Не понимаю, какого черта мы тут толкуем об охоте в последний раз перед армией.
Всё это ерунда.
Он вынул затвор и посмотрел в ствол. Затем вставил затвор обратно и уселся, положив ружьё на колени. Посмотрел в окно:
- Мутотень.
Майкл хлебнул пива.
- Я тебе вот что скажу. Знаешь, мне бы хотелось закончить свою жизнь в горах.
Ник повернулся к нему.