5
Фельдфебель Заломски скрывал, что понимает русскую речь: от одной славянской фамилии ему было довольно неудобств. Впрочем, в его благонадежности давно никто не сомневался, и со времени славного похода на Францию он бессменно распоряжался на складе боеприпасов. Он всегда слышал грохот фронта, но не предпочел бы более глубокий тыл - не менее опасный и коварный в этой бесконечной стране.
В березняке около заброшенного овощехранилища, где временно обитали фельдфебель с телефонистом, росли штабеля тяжелых ящиков. То и дело подходили грузовики. Пожилые солдаты привычно и споро огораживали склад колючей проволокой. Тут же скучали автоматчики из охраны.
Метрах в двухстах от овощехранилища, за бугром, по плечи был виден Шмегглиц - долговязый флегматичный конвойный, который недавно пригнал сюда из соседней деревни женщин. Они рыли для команды блиндаж.
Убежище должно быть достаточно надежным и на тот случай, если хозяйство из десятков тонн снарядов и взрывчатки вдруг взлетит в воздух.
Конвойный нудно ругал женщин, хотя знал, что его не понимают. Он был убежден, что только по своей несообразительности русские не могут толком набрать в лопату земли. Теряя терпение, сам брался за лопату, и женщины воочию могли видеть образец настоящей работы (до того, как стал завоевателем, он содержал в образцовом порядке свинарники одного преуспевающего бауэра). Но старался напрасно. В это время женщины о чем-то говорили, и он не без основания подозревал, что разговор шел совсем о другом.
Фельдфебель прислушался к разговору русских, делая вид, что сосредоточенно набивает трубку.
- …Шелудивый мерин. Видно, что на своих спину гнул, а туда же - в завоеватели.
- Тише.
- Они и не то слышат. Вчера у Ключей, а потом со стороны лукашинских - эвон где! - великая стрельба была.
Почти детский голос:
- Брат Санька сказывал, будто сам видел: танки паши лесом пошли и теперь вражинам ни взад, ни вперед…
- Дай бог.
Эти разговоры, чужие и враждебные, фельдфебелю приходилось слышать часто, но он давно понял, что ожесточаться от них так же бессмысленно, как ожесточаться от здешних морозов и трудных дорог. Равнодушно спросил конвойного:
- О чем они говорят?
- Эти? - Шмегглиц пожал плечами, по ответил уверенно: - О жратве, только о жратве. О чем они могут говорить?
Фельдфебель удовлетворенно кивнул. Ответ даже развеселил его. Наверное, хорошо, что существуют эти шмегглицы. Они будут всегда в ответе… Но другой разговор насторожил его:
- Вера Ивановна, а они знают, что их побьют?
- Многие из них до глупости послушны. Другие знают. Но и те не лучше первых: до поры исправно убивают и грабят.
Он уже приметил эту женщину. Наверное, из учительниц. Что ж, она права: сегодня он сообщит о ней в полевую жандармерию.
Наступал полдень. Со стороны полевой кухни пахло картофельным супом. Там уже стоял с котелками солдат из караульной команды. Фельдфебель тоже почувствовал голод, но прежде пошел в сторону овощехранилища, к телефону.
- Майора Кильбера, - приказал он телефонисту.
Тот засуетился около аппарата, но скоро виновато вытянулся перед фельдфебелем:
- Связь прервана…
Фельдфебель посмотрел на него подозрительно.
- И, надо полагать, давно, э?
- Никак нет. Только что звонили, что русские танки…
- Тем более! Какого дьявола!..
- Оснований для тревоги никаких…
И в этот момент издалека послышался протяжный автомобильный сигнал. Машина быстро приближалась и гудела не переставая, призывно и тревожно.
- Что? Что это?
- Не могу знать…
Фельдфебель проворно выскочил наружу. Все вокруг оставалось спокойным, только двое солдат, взобравшись на овощехранилище, настороженно смотрели в сторону леса.
- В чем дело?!
Солдат с посеревшим лицом пробормотал:
- Партизаны…
Заломски не поверил.
- Вздор!
Машины не было видно, но сигнал нарастал и пугал.
И фельдфебель не выдержал:
- Тревога!!
Солдаты вмиг исчезли.
Грузовик стремительно выскочил из-за леска. Большая скорость не позволила шоферу сделать резкий поворот, и машина проскочила глубокую воронку. Кузов сильно подбросило, несколько ящиков перелетело через борт.
- Проклятье! Он свихнулся! Он забыл, что везет!
Фельдфебель огляделся. Поблизости был только телефонист.
- Остановить!.. Пристрелить к дьяволу!
Солдат понял. Схватив автомат, побежал навстречу машине.
Сигнал звучал исступленно. Но был уже слышен другой звук, и страшная догадка парализовала фельдфебеля. Он видел, как телефонист побежал в другую сторону, в открытое поле. И было понятно почему: за грузовиком с леденящим сердце рокотом гнался советский танк.
Он приближался. В этот момент фельдфебель еще помнил, что должен предотвратить беду, дать какую-то команду. Но рядом - никого. Только за бугром виднелись пестрые платки женщин.
Наконец сигнал умолк - это шофер бросил машину и побежал вслед за телефонистом.
Когда танк остановился и должно было произойти самое страшное, фельдфебель поборол оцепенение и сорвался с места.
Первый взрыв прижал его к земле, но он знал, что это только начало: взорвана машина, а сейчас русские танкисты увидят в прицеле штабеля…
Он бежал к женщинам. Ему почему-то казалось, что только среди них, русских, он может быть в безопасности, что их-то наверняка минует беда.
Он был совсем рядом, мог рукой дотянуться до торчащего из ямы карабина Шмегглица, когда земля всколыхнулась, за бугром взметнулось в полнеба пламя, и страшный грохот, казалось, выпотрошил ему голову. Он успел подумать, что и на этот раз опасность позади, но что-то тяжелое, как кувалдой, ударило ему в спину.
…Совсем близко прошел танк. Без страха смотрели ему вслед женщины. Из ямы донесся голос:
- Бабоньки, поднимите… Хочу видеть их.
Раненую подняли.
- Ой, славно, бабоньки!..
Ее осторожно положили на ватники и, плотно окружив, понесли.
Женщин никто не остановил.
Наконец и Шмегглиц выбрался из ямы. Склонился над фельдфебелем, рассмотрел на спине залитую кровью вмятину, розовый позвонок. Покачал головой.
- Это конец, фельдфебель, это конец.
Но поймал на себе живой взгляд, испугался.
- Конечно, я не доктор, но… на всякий случай, если что надо передать…
Фельдфебель Заломски умер, пока солдат раздумывал: надо ли возиться с безнадежным начальником или сразу отправиться на поиски обеда, потому что от кухни не осталось и следа.
6
Полковник расхаживал по комнате и говорил раздраженно:
- Да, вас туда никто не посылал, Лемм, это ваша инициатива. Но вы присутствовали там. Как старший, как офицер.
- Да, господин полковник.
- Даже Цейгер не может поделить ответственность с вами: он убит.
- Я готов нести ее один.
Старик сердито уставился на офицера.
- Гм… Я приму, конечно, к сведению, что вы не пытаетесь оправдаться… Не ожидал, черт побери, что русские так легко могли провести вас!
- Танк был слеп, господин полковник.
- Слышал! К дьяволу! Вы сейчас смеете это утверждать, когда погибла команда, разгромлена автоколонна, взорван склад. И это далеко не все, что мы знаем! Штаб лихорадит, и я вынужден подтянуть сюда дивизию… Ну, что вы на это скажете?
Лемм молчал.
- С советским танком должно быть покончено в ближайшие часы. И это сделаете вы.
- Слушаю.
- Полагаю, что русских возьмете живыми. Это ваша идея.
- Я все понял, господин полковник.
- Идите.
Минутой позднее дежурный телефонист с вымученной улыбкой доложил Лемму, что с русским танком, видимо, покончено.
- Каким образом?
- У него кончился бензин. Об этом позвонили…
- Вздор, - устало прервал обер-лейтенант.