- Васильково?.. - переспросил Ефимыч и добавил: - Значит, они совсем рядом.
- Рядом, - подтвердил Леонтий. - Километра два на юго-восток.
Он показал в том направлении, но смотрел при этом не на Ефимыча, а на капитана.
Тот по-прежнему стоял, не двигаясь, но внутри его непримиримое "нет" начинало переплавляться в еще неопределившееся "да". Впереди бой с немцами. Времени мало.
А если этот бой последний для него? Умереть и оставить после себя недобрую память?
- Кто из вас, - неожиданно сказал он, - может часа на два отпустить одного солдата из экипажа?
Командиры танков, Беляев и Леонтий, ничего не понимая, смотрели на него. Он пояснил:
- Пойдет в Васильково с поручением к Станеку!
- Дмитрий Иванович! - Голос Беляева дрожал. - После всего, что ты нам сказал, ты хочешь…
Глаза Федорова сузились: быть может, именно отец Станека был среди тех, кто тогда бесчинствовал в их деревне…
- Я не спрашиваю вашего мнения о том, что делаю, - сказал он непреклонно. - Я спрашиваю, кто пойдет!
- Никто, - выпалил Беляев. - Кто ж теперь захочет.
- Эх вы, а еще минуту назад сами рассказывали, как Станек воюет!
Капитан не хотел еще что-либо объяснять и приказал:
- Выделите двух солдат!
Ефимыч подмигнул Леонтию:
- Отпустишь меня на часок?
Одобрено. Леонтием и капитаном.
- Кто еще?
Варвара, стоявшая в стороне, вдруг очутилась перед капитаном.
- Ты?
Взгляд Дмитрия переходил от Варвары к сибиряку, потом опять к ней, словно по невидимой ниточке.
Беляев смотрел на них и думал о себе, о своем возвращении: "Как встретит меня Соня, когда я с изуродованным лицом…" Он представлял себе ее расширенные от ужаса глаза, и кровь холодела в жилах.
- Не отправляй ее, Дмитрий Иванович! - неожиданно взмолился он. - Не годится, чтобы такая женщина говорила от имени капитана гвардии!
- Какая такая? - возмутился сибиряк. - Потрудитесь объяснить, товарищ лейтенант.
- Ты бы уж молчал! - крикнул ему Беляев. - Знаешь, что замужняя, а пристроился…
- Вы в наши дела не суйтесь, товарищ лейтенант! - Варвара встала между ними. - Вас это совсем не касается.
- Касается! - Лицо Беляева стало фиолетовым. - Я тоже женат, тоже далеко от своей жены, как твой муж от тебя. А этот стрелок?! Как подумаешь, что ему подобный у меня в Ленинграде… Это подлость!
- При чем тут подлость! Я люблю его.
- Тем хуже! - Беляев настоятельно потребовал - Дмитрий Иванович, прекрати это!
- Такие перекати-поле и в гвардейской роте… - накинулся на Варвару капитан. - Я тебя уже предупреждал!
Варвара в белом маскхалате искоса посмотрела на него, белки глаз сверкнули, словно и они были куском белоснежного полотна.
- Предупреждал? Очернили вы меня, товарищ капитан!
Беляев смотрел на нее тяжелым взглядом, но видел Соню: молодую, красивую, как Варвара. Прикрыл глаза. Залезть в танк, это лучшая маска для обезображенного лица. И стрелять! Стрелять! Мстить за павших, за изувеченных, за самого себя.
Варвара наступала на капитана: пусть вспомнит! Очернил ее именно в глазах чешского офицера. Поэтому она хочет пойти к нему вместе с Ефимычем. Рассказать, что и как.
- Иначе он будет думать, что в вашей роте дурные женщины. И с этим он приедет на родину. Вы ведь не хотите этого, товарищ капитан? А если хотите, ваше слово - и я никуда не пойду!
- Иди! - сказал Дмитрий. - Я с тобой разберусь, когда вернешься. Но с ним говори лишь за себя. От моего имени будете говорить вы, Алексей Ефимович.
- Не беспокойтесь, я все хорошо скажу, - заверил Ефимыч.
Беляев приказал солдату принести из его танка вещевой мешок. Вынул оттуда серебряную стопку, покрытую снаружи эмалью тонкой работы, внутри позолоченную. Протянул Ефимычу:
- Ефимыч, это подарок для Станека. Поцелуй за меня Георгия. Основания для этого веские, сам знаешь.
Ефимыч вертел в пальцах стопку:
- Подарок, как говорится, к месту. Иржи выпьет из него за нашу дружбу. - Глаза его хитро блеснули: - Бутылка у меня уже в кармане.
Варвара затянула тесемки капюшона и уже торопила старика:
- Алексей Ефимович, в путь!
Тот замурлыкал:
- Хорошая мы с тобой парочка - гусь и гагарочка! - Взял ее под руку, и они пошли.
Танкисты выпили водки, закусили бараниной и разошлись по своим машинам. Некоторые забрались в землянки. Поспать, если выдалась минутка, солдату всегда полезно: никогда не знаешь, будет ли на то время завтра.
Остались Беляев, Леонтий и капитан.
С шоссе долетал гул моторов. Двигалась колонна советских танков.
Дмитрий тихонько напевал.
- И ты еще поешь, Дмитрий Иванович? - укоризненно сказал Беляев.
- А почему бы нет? - капитан широко раскинул руки, словно для объятий. - Хорошо на белом свете, ребята! - Рассмеялся: - И ты, Андрюша, как свидетельствует твоя стопка, тоже радуешься возвращению к жизни.
Беляев оставался серьезен:
- Иногда - да. Иногда - нет. Но ты был сегодня чересчур уж веселый.
Капитан оглянулся: нет ли кого поблизости. Но своего тона не оставил:
- Смех - лучший фермент жизни.
Леонтий наклонился к нему:
- Пленные говорят, что немцы стягивают крупные силы…
- А мы разве не стягиваем? Послушайте! - Капитан кивнул головой в сторону шоссе. Блеснул зубами в улыбке: - Нас много.
Беляев приглушил голос:
- Изображаешь перед ребятами хорошее настроение, это я понимаю, я ведь артист. Но зачем ты играешь и перед нами?
Капитан старательно подгребал к огню несгоревшие ветки и молчал.
- Что же вы молчите, товарищ капитан? - встревоженно спросил Леонтий. - Думаете, мы боимся услышать правду? Или сами чего-то боитесь?
Капитан улыбнулся мягко и печально:
- Я думал о твоих малышах, Леонтий.
- Дмитрий Иванович, - возмущенно заговорил Беляев.
- Не сердись! Сейчас скажу вам все. - Он притянул командиров поближе к себе, понизил голос. Они, конечно, знают, сколько тут, на правом берегу Днепра, может быть наших. А немцы тем временем сосредоточили в районе Белой Церкви, Гребенки и Кагарлыка танковые дивизии СС "Райх", "Мертвая голова", 25-ю и 7-ю танковые дивизии, несколько пехотных дивизий. Перебрасывают сюда войска со всех концов Европы. Они вооружены "тиграми", модернизированными танками T-IV, самоходными орудиями "фердинанд". Все здесь радовались, когда попытка немцев взять обратно Киев к 28 ноября, как приказывал фюрер, провалилась. Но разве может он, Дмитрий Федоров, утаить от своих, что этот приказ остается в силе?! Он веткой подгребал пепел в кучу. Затрещали угли. Он отбросил занявшийся прут. - Немцы из последних сил будут пробиваться назад, к Днепру.
- Ну и что? - коротко спросил Беляев.
- Нам будет нелегко.
- Что ж это, впервые?
Капитан не взглянул на него:
- Нет. Не впервые…
Ну так что тогда? - нетерпеливо спросил Леонтий.
Капитан сказал:
- Наши должны переправить через Днепр весь украинский фронт.
- Ну, хорошо, переправят… - согласился Беляев.
Капитан поднял голову и посмотрел на товарищей:
- Да. Только вопрос: когда. И второй вопрос: не перейдут ли немцы в наступление раньше.
Они начинали понимать. Капитан говорил теперь торопливо, хотел поскорее закончить этот разговор. Сводилось все к следующему: они остаются тут как заслон до тех пор, пока боеприпасы, горючее и все, что необходимо, не будет переброшено через Днепр.
Колонна удалялась. Капитан повторил:
- До тех пор…
Все молча смотрели на догорающий костер.
- Значит… - прервал молчание Леонтий.
Капитан остановил его:
- Не начинай! Знаю, будешь, как перед каждым боем, плакаться, папочка: наверняка сложу тут голову, не увижу своих детишек. А потом будешь стыдиться за такое настроение.
Беляев чувствовал, как мороз пробирает до костей. Затопал по снегу:
- Спасибо за доверие, Дмитрий Иванович. Скажи, когда выступаем?
- До рассвета. В четыре тридцать.
23
В Василькове было не настолько безопасно, чтобы туда мог приехать глава государства: поэтому идея посещения президентом Бенешем бригады прямо на фронте была отвергнута. Однако советское командование хотело все-таки дать возможность бригаде встретиться со своим верховным главнокомандующим. Несмотря на тяжелое положение на фронте, оно отдало приказ свободовцам передать линию обороны Красной Армии и ночью переместиться в Киев. Там бригада должна будет ждать президента.
По бесконечным коридорам артиллерийского училища имени Фрунзе постукивали кованые ботинки и сапоги, помещения наполнились голосами. Телефонисты были разделены на три группы: одна еще на местности, под Васильковом, сматывала кабели, вторая здесь, в Киеве, налаживала подключение к центральной городской станции, третья находилась в казармах.
Яна сидела у окна, на коленях лежала шинель, она пришивала пуговицы. Млынаржик принес гимнастерку:
- У меня тоже оторвалась. Пришьешь?
Зап протянул к ней руки. Из рукавов торчали лишь кончики пальцев.
- Хорошо бы укоротить. Как по-твоему?
- У Ержабека дырка на локте. Может, подлатаешь?
- Несите все, что у кого есть, - сказала Яна. - Чтобы не осрамиться на смотре.
В соседнем здании бригадный оркестр репетировал марш. Дребезжащий звук медных тарелок долетал даже сюда.
- Я представляю себе этот парад, - загорелся Цельнер. - То-то мы помаршируем.