Вокроуглицкий открыл дверцу и, словно во исполнение приказа Галиржа, приветливо сощурился на Станека:
- Сегодня, я думаю, пикник вполне уместен. - Он взял бутылку французского коньяку. - Наши разведчики нашли целый ящик этого добра в немецком блиндаже.
- Сдается, немцы захватили с собой в поход на Россию половину сладкой Франции, - рассмеялся Станек.
Вокроуглицкий палил всем троим в металлические стопки. Станек был как на иголках. Он скороговоркой произнес тост за победу и залпом влил в себя содержимое стопки, не замечая ни изысканного вкуса, ни аромата всемирно известного "Наполеона".
Вокроуглицкий налил всем снова. Галирж провозгласил:
- Теперь за нас!
- За нас, - без энтузиазма повторил Станек и, опять быстро опрокинув стопку, хотел было распрощаться.
Галирж взял его под руку и отвел в сторону.
- Не хочу скрывать от тебя, Ирка, своего огорчения, - начал он доверительным тоном. - Ты не мог бы мне объяснить, почему я не получил "Андромеду" первым, как ты мне это обещал?
- Пришлось поступиться дружеским обещанием, Джони.
- Дружеское обещание! - Галирж криво усмехнулся. - Это звучит почти интимно - как во время партии в бридж. А на военном языке это называется "действовать согласно уставу". Почему же ты "не действовал", Ирка?
Станек сознавал, что Галирж формально прав, но тем не менее возразил:
- Главное состояло все-таки в том, чтобы Рабас мог перейти в наступление…
Отовсюду неслись радостные крики:
- Ура, ребята! Слава вам!
Эти возгласы еще больше раздражали Галиржа. Киевская операция должна была стать его блестящей премьерой. Но, увы, к числу отличившихся в боях за Киев он не относился. Взрывы радости он переносил тяжелее, чем недавние взрывы снарядов и мин.
- Бесспорно, все это так, - сказал он, с трудом заставляя себя быть спокойным, - но для того, чтобы Рабас мог перейти в наступление, нужно было подождать предложений моего отдела.
- Сейчас все представляется по-другому, - объяснял Станек. - Особенно тебе, Джони. Но когда у второго батальона обнажился фланг и немцы вели по нему ожесточенный огонь, ты - будь ты на моем месте - поступил бы так же, как я.
- То есть?
- Не заставил бы Рабаса ждать.
- Это я и хотел услышать! Твое признание!
- Джони! Почему ты не хочешь понять этого?
Галирж думал: "Из-за него, друга, моя военная репутация подмочена…"
- Отвечай же, Джони!
"…Что скажет наша миссия, наше министерство, мой тесть?.."
- Батальон Рабаса… - доносились до него слова Станека.
Галирж одернул себя: "Не забывай, что ты еще не дома. Надо привыкать ко всему, что случается здесь, иначе и дома будет плохо". Он горько усмехнулся:
- Рабасы - твои новые друзья, для них ты готов на все, даже предать нашу старую дружбу.
"Что это? Ревность? - размышлял Станек. - Честолюбие? Конечно, Джони тщательно готовился к киевской операции, бог знает какие надежды с ней связывал. Быть может, именно здесь он хотел добиться наивысшей эффективности своей разведывательной работы? А я его оставил на бобах".
- Но, Джони… - прорвал Станек затянувшееся молчание. Выпитая самогонка, подкрепленная коньяком, начинала действовать. Кровь ударила в голову. Он схватил горсть семечек и принялся с особенным усердием грызть их, но это не помогало. Он с яростью заговорил: - Мы одни из первых пробились к Днепру, а ты цепляешься за пустяки - кто и что!..
- Оставь свои правильные речи, - резко прервал его Галирж и уже ровным тоном продолжал: - Ты прекрасно знаешь, что действия каждого из нас будут предметом особого разбора, а мне, по-твоему, безразлично, если все будут констатировать, что мой отдел сидел сложа руки во время такой грандиозной битвы?
Вокроуглицкий смотрел на небо, в котором, сменяя одна другую, вспыхивали ракеты, и философствовал: стоит военной карьере пошатнуться, как на передний план закономерно выдвигается что-то другое…
- Ага! - не выдержал Станек. - Заслуги! - Выплюнул изо рта шелуху. - Война кончится, наступит длительный мир. Надо обеспечить себе на будущее тепленькое местечко в министерстве!
Галирж не остался в долгу:
- А где я должен работать? На кирпичном заводе? Или на шахте? Где бы ты хотел меня видеть? Нет уж, извини, но мне кажется, что это вы себе готовите будущее, и уже сейчас, здесь. - Укоризненный тон сменило деланное сожаление. - Я к тебе со всей душой, а теперь вижу - мешаю тебе!
- Джони! - воскликнул Станек. - Как ты можешь все так передергивать?
Галирж только что вернулся из штаба. Ему казалось, что там он был лишний, посторонний. Устава он не нарушил, дороги никому не перебежал, и все-таки все скорее понимали Станека и Рабаса, чем его, когда он давал объяснения, почему не смог своевременно предложить меры по оказанию помощи. В штабе все обращались друг к другу по имени - "Карел, Владя, Славек", - а ему и сегодня вежливо говорили "пан капитан", сегодня, когда все так быстро сходились друг с другом.
- Разве я не понимаю, что вы все смотрите на меня, как на незваного, что я для вас по-прежнему чужой?
Станек успокаивал Галиржа:
- Джони, это твои выдумки! Чужой! Незваный! Ты ведь отгораживаешься ото всех. Видишь только свои карты, только себя! А ведь в чем суть дела? Кто исходил кровью, ты или люди Рабаса? Где правда?
Галирж указал пальцем в землю:
- Пока мы здесь, правда всегда на вашей стороне. Здесь… - Он снова указал на землю. - Здесь я никогда не буду прав.
- Посторонись! Посторонись! - раздалось у них за спиной.
Они обернулись. Брезентовые носилки прогибались под неподвижным телом. Надпоручик вспомнил Боржека, и глаза его повлажнели. Тело с наброшенной на лицо накидкой проплыло мимо них.
Оба стояли молча.
Галирж, невольно проводив взглядом носилки, потерял желание дальше препираться. Он сунул руку в нагрудный карман, где лежала записная книжка: с этим делом разберутся в другое время! В другом месте! И по-другому!
Станек заметил движение Галиржа: "Ага! Записная книжка! Реестр грехов! После войны в Праге мне их напомнят". Взорвался:
- Готовишься к Праге? Я скажу тебе, чем я собираюсь заниматься в Праге. Армейскую службу по боку, вернусь к своей музыке. Но пока мы будем вместе…
Галирж прервал его:
- Если ты еще раз во время боевых действий грубо нарушишь уставной порядок…
- Послушай, Джони, - не дал договорить ему Станек. - Сразу же после войны я возвращаюсь к музыке…
- Нет, ты слушай! Если ты еще раз…
- …но пока я еще здесь! - орал разозленный Станек. - Обеими ногами здесь! И помни, Джони, если речь снова зайдет о жизни и смерти, я опять начхаю на инструкции и твой престиж!
Галирж отпрянул назад, потом рванулся к Станеку, вернее, за Станеком, который исчез у него из виду за стеной танцующих солдат и местных жителей. Он хотел крикнуть ему вдогонку, но Станек уже был далеко. Злость бурлила в Галирже. Он подошел к машине:
- Налей мне!
Вокроуглицкий молча повиновался. Галирж, сидя с опущенной головой, медленно потягивал коньяк. Думал: "Скверные итоги. Теперь я буду еще более одинок".
Вокроуглицкий сунул за щеку резинку и принялся энергично жевать.
- Ты слыхал, в чем он мне признался? - нарушил Галирж молчание. - Он хочет после войны покончить со службой в армии.
- Меня это совсем не касается, - зевнул Вокроуглицкий.
Но Галиржу казалось, что он нашел причину того, почему Станек позволил себе ставить ему палки в колеса.
- Разве ему важно, какое мнение он о себе составит? Он музыкант. В бригаде только гость. Ему не надо думать о том, что в Праге будут разбирать, как проявил себя здесь тот или иной командир. Он повоюет себе - и прощай военная служба! Служить в чехословацкой армии?! Ни в коем случае! И думать нечего. Дирижировать в филармонии! - Галирж судорожно сжал стопку с недопитым коньяком. - Фрак! Аплодисменты! Цветы!
Вокроуглицкий оживленно проронил:
- Прекрасно! Я уже сегодня аплодирую ему.
Галирж еще больше разгорячился:
- Разве ты не понимаешь, что поэтому он так безответственно вел себя. И до конца войны мы будем зависеть от его импровизаций. Опять будут "Андромеды", и он снова даст своего "паука" в первую очередь бог знает кому, а мы останемся беспомощными.
Вокроуглицкий натягивал перчатки.
- Ты куда?
Вокроуглицкий кивнул куда-то вперед:
- Пойду веселиться. Мы победили…
Он шел, с небрежным безразличием проталкиваясь сквозь плотную толпу.
8
Блага заслонился рукой: Млынаржик и Цельнер, обняв друг друга за плечи, топтались возле него.
- Поосторожней, ребята.
- Не бойся, мы тебя видим, - огрызнулся Цельнер.
- Да, но из-под ваших ботинок летит песок, а у меня сало.
Цельнер тут же подскочил к Благе и стал смотреть, как тот охотничьим ножом резал большой кусок сала, подаренный ему местными жителями.
- Это очень заманчиво.
- Когда ты перестанешь думать о жратве? - раздраженно пробормотал Махат.
- Может, мне подекламировать Неруду. Или "Май" Махи? Что прикажешь?
- На Здену не обращай внимания, - посоветовал Млынаржик Цельнеру. - Он сегодня не в своей тарелке, и ему не угодишь ни ты стихами, ни Блага салом. - Он протянул Благе руку. - Кинь мне кусочек.
- Дай всем, кто тут есть, - приказал Цельнер Благе и разделил обязанности: - Ты режешь сало, я - хлеб.