- А что толку, если бы мы пошли в атаку? Могли нас поодиночке перетопить. Только и всего. А мы выполнили задание, транспорты привели, вон они, полюбуйтесь! - Трофимов показал в иллюминатор на темные силуэты судов, стоявших на рейде.
- Это мы с вами так считаем, а у командира базы особое мнение.
- Неужели вы не могли доказать?.. - начал было Трофимов, но Зайцев перебил его:
- Доказывать можно с фактами в руках. А тут ничего не докажешь…
- Надо требовать расследования! - возмущался Трофимов.
- Будет расследование. А пока я под подозрением…
Трофимов ничего не ответил, долго стоял опустив голову, лицо его было озадаченным…
Раздался стук в дверь, и в каюту вошел Шувалов. Увидев командира с помощником за каким-то серьезным разговором, он понял, что явился не вовремя. Извинился и хотел было повернуть обратно, но Зайцев спросил:
- Что у вас?
- Да ничего особенного. На транспорт полярники в гости приглашают, я вот и пришел просить разрешения.
- То вы скорбели и печалились, а теперь все забыли, в гости рветесь идти… - ядовито заметил Трофимов.
Шувалов глянул исподлобья:
- Ничего не забыл… Все помню… Бросили мы их на гибель… Такого комдива, как капитан второго ранга Максимов, больше не будет…
Зайцев слушал Шувалова, смотрел в упор и думал: "Парень понимает - беда случилась. А мы… Ищем себе оправдания…"
Трофимов погрозил пальцем.
- Вы, Шувалов, слишком мало знаете, чтобы иметь свое собственное суждение.
- Как же мало?! На моих глазах все произошло…
- Мало видеть. Надо еще понимать обстановку. Мы могли пойти на минное поле и остаться там вместе с Максимовым. Кому от этого польза?
- По-всякому могло быть! А может, и спасли бы их! Ну, а если на тот свет, то не зря, на помощь товарищам спешили, они нам не чужие…
Трофимов поморщился и вспыхнул.
- Знаете что, Шувалов, в гости ходить будете после войны. А сейчас идите и продолжайте службу!
И когда сконфуженный Шувалов повернулся кругом и скрылся за дверью, Зайцев встал и нервно зашагал по каюте. Его задело поведение Трофимова. Либо он еще не сознает, что произошло, либо вполне сознательно устраивает театр!..
- Зачем обидели парня? Он верно сказал, Впрочем, возможно, для вас они чужие? - сказал Зайцев, не скрывая своей прежней неприязни.
- Что вы, товарищ командир? Я, может, больше всех переживаю. Только плохие мы офицеры, если вроде Шувалова нюни распустим и болтовней будем заниматься. Бывали у нас с комдивом недоразумения, а раз погиб человек, какой с него спрос?
"Циник!" - подумал Зайцев и стал собираться.
- Пойду в штаб базы. Будем разбираться до конца…
- Ничего не случится, товарищ командир. На вашей стороне правда. Уверяю вас, все будет в порядке, - успокаивал Трофимов.
- Как знать!
Зайцев надел шинель и вышел. Трофимов следовал за ним по пятам. Подойдя к трапу и услышав команду "Смирно", Зайцев поднял руку к голове и замер, глядя на бело-голубой флаг, сморщившийся, отяжелевший от инея, безжизненно свисавший, как это бывает в минуты траура. Сойдя с трапа, он зашагал не оглядываясь, а на палубе молча стояли моряки и смотрели ему вслед: темная фигура долго выделялась среди ослепительной белизны снега.
Трофимов вернулся в каюту, открыл иллюминатор, вихрем ворвалась струя морозного воздуха. Сев в кресло, он принял любимую позу Зайцева, - откинувшись на спинку и широко расставив ноги, задумался. "Конечно, жаль человека. Если формально подходить, то, может быть, и следовало произвести атаку, пробомбить небольшой участок. Скорее всего, мы никакой лодки бы не потопили, а был бы повод для оправдания. Зато, будь в этом месте лодка, мы могли получить сдачи так, что остались бы от всего нашего конвоя рожки да ножки… Во всяком случае, с меня взятки гладки. Я не принимал решения, на то и командир, чтобы иметь свое собственное мнение…"
Трофимов постарался отогнать от себя неприятные мысли, переключился на другое: "Надо устроить большую приборку, привести корабль в полный порядок. Если Зайцева отстранят, наверняка явится начальство. Пусть видят: Зайцева нет, а служба идет. Под руководством помощника, который тоже не лыком шит. Службу знает. Был и снова может стать неплохим командиром корабля. Кто может поспорить? Максимов? Так его уже нет. Почил во бозе…"
И вдруг мысль породила тревогу: "А если меня вызовут, что да как? Еще за чужие грехи потребуют ответ держать…"
Глава седьмая
Был третий час ночи. Зайцев вздрогнул, почувствовав чье-то прикосновение, открыл глаза и не сразу понял, где он и что происходит. Маленький круглолицый мичман склонился над ним:
- Товарищ командир! Там ваш тральщик пришел.
- Какой еще тральщик?
- Тральщик из вашего дивизиона. Будто бы комдива спасли…
- Максимова?
- Так точно!
- Да неужели?
Зайцев дружески обнял мичмана, тряс его за руку, потом с торжествующим видом сел на диван и никак не мог поверить в это известие.
- Так, значит, действительно спасли?
- Спасли, спасли, - подтвердил мичман.
- Где же он?
- Там, на корабле… Сейчас увидите…
- Вот здорово! Я быстренько…
Вскочив с койки, он поспешно оделся и через несколько минут шагал в темноте вдоль пирса. Мела пурга, снег слепил глаза и забивался за воротник, ноги то и дело сползали с деревянных мостков, и он тонул по колено в снегу, цепляясь за канат, поднимался и шел дальше.
Он забыл о неприятном разговоре с командиром базы, об оскорбленных чувствах - обо всем решительно забыл. Он был во власти одного радостного чувства: Миша спасен, вернулся с того света…
Тральщик, к которому подошел Зайцев, был похож на громадину льда, отколовшуюся где-то на полюсе и приплывшую сюда нежданно-негаданно. Войдя в каюту, Зайцев обомлел: Максимов лежал на койке с желтым пергаментным лицом и темными кругами вокруг глаз, потерявший прежний облик, совершенно неузнаваемый…
Вокруг стояли и сидели офицеры. Зайцев осторожно подошел и взял его за руку, ощутив жар. Он не знал, что сказать, и держал его руку в своей, пока Максимов сам не произнес:
- Молодцы! Спасибо за транспорты!
Голос его звучал, на удивление, твердо. Зайцев ощутил крепкое пожатие. Он никогда не ожидал услышать эти слова от человека, только что пережившего такую страшную трагедию…
- Совсем не молодцы. Прошляпили лодку. Можно было ей дать жару…
- Да, ты прав. Это досадно, не могу себе простить… - с огорчением медленно проговорил Максимов. - Мой акустик поймал шумы винтов, но не успел доложить. Значит, поздно ее обнаружили и поделом наказаны. А вы тут ни при чем…
Зайцев не ожидал такого признания и смущенно отвел глаза в сторону.
- Виноваты все… Теперь уже поздно каяться… Как ты?
- Поплавали малость, потом заметили плашкоуты с огоньками, подгребли к ним, а там скоро и наши подоспели, уцелевших подняли на борт. Погибли многие… Ну а мне ничего не сталось. Согреться надо, и пройдет…
К Максимову подошел фельдшер и протянул таблетки:
- Примите лекарство, товарищ комдив, и рекомендую заснуть…
- Да, да, выспись, отдохни. Будет время, наговоримся, - сказал Зайцев и вместе со всеми остальными офицерами вышел из каюты.
Через несколько дней Максимов сидел в кабинете командира базы и убеждал его:
- Нельзя было капитана третьего ранга Зайцева обвинять в трусости. Он - боевой офицер, недавно участвовал в проводке кораблей из Америки, и такого с ним не случалось. Быть может, если подходить формально, получается - виноват…
- Не формально, а по закону, - вставил Назаров. - Согласно уставу наступление есть лучшее средство обороны.
- Ну что ж! - упорствовал Максимов. - Закон тоже можно толковать по-разному. Я много думал, и для меня эта история предстает в несколько ином свете. Зайцев увидел гибель нашего корабля. Решил, что здесь минное поле, и вместо преследования немецких лодок, атаки их глубинными бомбами решил спасать транспорты. Это ему казалось главным. Стало быть, он не совсем правильно оценил обстановку. Ошибка всегда ошибка, а трусость нечто другое.
- Я в трусости его не обвиняю. Это ему приснилось. Апломб! Гигантское самолюбие! Не будем спорить, он должен был атаковать лодку.
Разговор был прерван телефонным звонком. Назаров снял трубку, на лице появилась озабоченность.
- Да, сейчас буду! - сказал он и, обращаясь к Максимову, добавил: - Извините, меня вызывают к оперативному.
Максимов остался в кабинете один. Он беспокойно ходил из угла в угол, никак не мог примириться с мыслью, что погиб корабль и значительная часть команды, в том числе и командир корабля Проскуров. Максимов вспомнил его жену Надюшу - Найденыша, и сердце сжалось от боли. Он себя винил во всем, свою собственную нерасторопность…
Назаров скоро вернулся, мрачный, озадаченный.
- Что случилось, товарищ контр-адмирал? - осведомился Максимов.
- Наши предположения полностью подтвердились. Получено радио с батареи Мыса Желания. Немецкая подводная лодка всплыла и обстреливает батарею. К счастью, люди живы-здоровы. Да вот беда, у них нет снарядов, ответить не могут. К тому же прямое попадание в склад с продовольствием. Командир батареи просит, умоляет выслать самолеты или корабли, найти, уничтожить эту проклятую лодку и срочно забросить боеприпасы, продовольствие.
- Какая чертовщина! - с досадой проговорил Максимов.