- Ничего себе, сержант, - протянул капрал Драйвер, освещая карманным фонариком толстенные железобетонные стены. Они были совершенно монолитными - за исключением узких прорезей-бойниц для пулеметов. - Ты знаешь, что это, черт побери, за место?
Холцингер отрицательно потряс головой. Нет, у него не было никакой догадки на этот счет. Остальные члены разведгруппы выглядели столь же удивленными своим неожиданным открытием.
- Это - "Линия Зигфрида"! - возбужденно бросил Драйвер. - Мы достигли проклятой немецкой "Линии Зигфрида"! Наконец-то мы сделали это!
Челюсть Уорнера Холцингера на секунду отвисла, пока эта информация доходила до его сознания.
- Братишка! - возбужденно воскликнул он наконец. - Я думаю, ты чертовски прав! Теперь нам надо как можно скорее ознакомить с этим открытием наше командование!
Сидя в полутьме немецкого бетонного бункера, стены которого все еще хранили запах дешевого табака и нечистых тел фашистских солдат, американцы победоносно улыбнулись друг другу. Но Холцингер прекрасно понимал, что им нельзя терять времени. Он подозвал к себе рядового Локке и прижал к губам микрофон полевой рации, которую тот нес на своих плечах.
- Солнечный луч-один, прием, - быстро проговорил он в микрофон. - Солнечный луч-один, прием! Солнечный луч-один, вы слышите меня? Это Чарли-один. Вы слышите меня? Прием!
В наушниках раздался треск, и Холцингер отчетливо услышал громкий и ясный голос командира, штаб которого находился по другую сторону границы Люксембурга с Германией:
- Привет, Чарли-один. Слышу вас ясно и четко. Говорите!
Штаб-сержант Холцингер на мгновение застыл, осознав наконец всю колоссальную важность сообщения, которое он собирался передать, и прочистил горло.
- Привет, Солнечный луч-один. Говорит Чарли-один. Время - одиннадцатое сентября, восемнадцать часов ровно. - Он еще раз откашлялся. - Наш разведывательный отряд только что вошел на территорию Германии к северо-востоку от Люксембурга. Мы достигли "зоны А". Не встретили здесь никакого противника. Все заранее укрепленные и оборудованные позиции покинуты неприятелем. Конец!
В течение очень длительного времени он не слышал ничего, кроме неясного потрескивания в наушниках и тяжелого дыхания людей, сгрудившихся вокруг него в полутьме немецкого бункера. Затем в наушниках послышался громкий радостный голос командира, ради такого случая отбросившего к черту все условности, которые обычно соблюдались во время подобных переговоров по радио:
- Холцингер, какой же ты везучий сукин сын! Ты же только что стал первым иностранным солдатом, которому со времен Наполеона удалось пробиться на немецкую территорию! - Командир на мгновение перевел дух. - А теперь уносите-ка оттуда ноги, пока вы еще целы. Я хочу, чтобы ты лично выступил с этим донесением перед нашим генералом, командующим дивизией. Черт побери, Холцингер, генерал должен быть по-настоящему польщен, узнав, что это именно его дивизия первой из всех объединенных войск союзников проникла на территорию Германии. Так что давай-ка, шевелись, не теряй времени. Возвращайся как можно быстрее! Конец связи!
- Понял вас. Конец связи, - торопливо пробормотал Уорнер Холцингер и выключил радиопередатчик. Локке тут же подхватил микрофон.
Штаб-сержанту не требовалось никаких дополнительных указаний, чтобы начать как можно быстрее двигаться в направлении их "Уайта", спрятанного в зарослях сосен на люксембургской территории.
- Слушайте меня, ребята, - объявил он. - Кажется, мы вошли в историю или что-то в этом роде. А теперь давайте-ка рвать когти отсюда. Здесь почему-то холоднее, чем в могиле… И у меня нет никакого доверия к этим чертовым краутам…
* * *
Пока американская разведгруппа сбегала вниз по склону холма, поскальзываясь на влажной траве, которую неожиданно густо покрыла роса, и стремясь как можно быстрее добраться до своей разведывательной машины до того, как вся эта маленькая зловещая долина окончательно утонет в ночной темноте, невысокий немецкий солдат-связист в очках зашевелился в своем укромном месте. Он выдал вздох облегчения и вытер пот со лба обшлагом рукава своего потрепанного серого форменного кителя. Солдат с удовольствием сейчас закурил бы, - но он знал, что у него нет ни минуты времени на перекур. К тому же его руки страшно дрожали. Связист просто не смог бы удержать в руках сигарету. Да к тому же у него и не было с собой курева. Он прикончил свою последнюю сигарету тогда, когда лейтенант Рауш приказал ему остаться здесь и докладывать о развитии обстановки. Затем командир поспешил отвести остатки их потрепанного, полностью потерявшего боевой дух батальона в глубь немецкой территории…
Стараясь сдержать дрожь в пальцах, связист покрутил ручку полевого телефона. Прижав трубку к губам и изъясняясь шепотом, точно боясь, что американцы, бредущие сейчас по колено в воде через бурлящий поток, смогут услышать его, он выдохнул:
- Вы слышите меня, господин оберлейтенант?
- Ну конечно, я слышу тебя, четырехглазый идиот! - рявкнул оберлейтенант Рауш. Связист сразу узнал его грубый голос, хрипящий от шнапса и курева. - Может быть, у меня еще и немного кружится голова после того, как мне пришлось срочно сваливать из этого чертового места, но слышу я хорошо. Давай, Майер, докладывай, что ты там увидел?
- Разрешите покорнейше доложить вам… - начал было Майер, используя традиционную форму для обращения к офицеру, принятую в немецкой армии, но Рауш оборвал его:
- Отбрось это дерьмо! Ближе к делу! Что ты, черт побери, там увидел?
- Американские бронетанковые части, господин оберлейтенант, - ответил Майер. - Пока я видел всего лишь одну машину, господин оберлейтенант, но я слышал, как ревели моторы гораздо большего количества бронированных машин на другой стороне реки. Их собралось здесь очень много, господин оберлейтенант. А теперь вы позволите мне вернуться в расположение части?
Рауш молчал, не отвечая на мольбу связиста, прозвучавшую в самом конце. Вместо этого Майер, который был вместе с оберлейтенантом с того самого дня, когда в начале августа 1944 года началось их длительное, паническое, кровавое отступление из Франции, услышал, как командир тяжело вздохнул - так, словно на его плечах был груз ответственности и забот самого фюрера.
Наконец Рауш усталым голосом проронил:
- Итак, Майер, бледнолицый ты кусок дерьма, ты, конечно, догадываешься, что все это означает, не так ли?
Майер, который знал, что в устах Рауша выражение "бледнолицый кусок дерьма" означает что-то вроде поощрения, не почувствовал себя ни капли оскорбленным.
- Нет, господин оберлейтенант, - ответил он. - Что же?
- Это означает, осел, что уже сегодня ночью или в крайнем случае завтра рано утром эти американские солдаты предпримут атаку на Аахен. И нам придется вновь уносить ноги, чтобы только спасти наши драгоценные жизни. - Голос Рауша стал еле слышным: - С мечтами покончено, Майер. Вермахт великой Германии наконец-то столкнулся с непреодолимой силой и будет окончательно разгромлен.
Глава вторая
- Вы только взгляните на этих проклятых ублюдков, господин штандартенфюрер, - простонал гауптшарфюрер Шульце, указывая на шеренги пехотинцев, которые до сих пор удерживали высоты, но теперь, не выдержав натиска противника, скатились с них и обратились в паническое бегство. - Вся армия этих вонючих недоносков бежит, и все дела! - Он с презрением сплюнул и взглянул на светловолосого штандартенфюрера Куно фон Доденбурга, который стоял рядом с ним на броне "королевского тигра". - Что вы собираетесь делать со сбродом этих дерьмовых уродов, с самого начала наложивших себе в штаны, спрошу я вас?!
Штандартенфюрер фон Доденбург, командир боевой группы СС "Вотан", находившейся в полной боевой готовности и сконцентрированной в сосновом массиве в пяти километрах к западу от Аахена, отвел глаза от шеренг пехотинцев, которые в беспорядке бежали назад, бросив свои боевые позиции. Какой-то офицер безуспешно пытался остановить их и восстановить линию обороны, но его никто не слушал. Орудия Седьмого корпуса армии США безжалостно молотили по позициям, которые занимали эти солдаты, обращая все в пыль и дым. Скоро к артиллерийской артподготовке должны были присоединиться американские штурмовики, чтобы сбросить на это место груз бомб и окончательно покончить с любыми очагами немецкого сопротивления в преддверии грандиозной атаки американских войск на Аахен.