- Все будет как надо! - снова повторил старший Ратинац.
- Если ты, Шиля, не веришь в завтрашний день, то тебе вообще не следовало идти в партизаны, - пошутил Драгослав.
- Гаврош знает, что я имею в виду! - рассердился Шиля.
- Человек всегда должен во что-то верить, - сказал Гаврош. - Я, например, сейчас хотел бы верить, что мои находятся в Рудо...
- А я верю только в свободу и смерть, - перебил его Шиля. - В жизнь, свободу и смерть! - повторил он энергично.
Мичо Ратинац снова посмотрел на Гавроша:
- До этого ты спешил больше всех, а теперь колеблешься!.. Плохо, что тебя мучают какие-то сомнения и предчувствия...
- Вот именно. И я то же самое говорю, - поддержал его Шиля. - А когда мы шли, я едва поспевал за ним...
Понимая, что разговор ни к чему не приведет, Воя встал, чтобы взять свой пулемет.
- Пошли! - заметив это, крикнул дядя Мичо и бодро вскочил на ноги. - Придет день - и все будет как надо! - уже в который раз повторил он.
Гаврош улыбнулся, грустно посмотрев на Шилю большими серо-зелеными глазами.
- Ну что ты раскис, Гаврош? - спросил, подходя к ним Артем. Три месяца назад гитлеровцы расстреляли возле Чачака его отца. Именно поэтому Артем имел право говорить с Гаврошем резче, чем остальные. - Не вешай нос, тем более что наверняка тебе еще ничего не известно!
- Что поделаешь, Артем, вот уже неделю меня гложет эта тревога, - ответил Гаврош.
- У тебя осталась надежда встретить отца в Рудо... Видишь, ты все-таки можешь надеяться!.. Я был бы счастлив, если бы мог надеяться, - добавил он искренне.
Гаврош не только ничего не сказал в ответ, но даже не посмотрел на него. Он отвернулся в другую сторону, будто и не слышал слов товарища. Артем обиделся, смерил его хмурым взглядом и пошел к Вое.
- Когда человек ставит перед собой какую-то цель, он должен набраться сил, прежде чем идти к ней, - снова заговорил Шиля. - Назад, дружок, нельзя! Не разрешается... Революция, как сказал вчера Лека, не отступает...
Воя перебросил пулемет через плечо.
- Вперед! - скомандовал он и взмахнул рукой.
Колонна тронулась.
Артем немного задержался, чтобы подождать Гавроша,
- Что ты сказал своему отцу? - спросил Мичо Ратинац у Гавроша.
- Перед выходом из Земуна я ему пообещал, что вернусь за ним не позже чем через два дня... Я должен был проверить связь, но мне так хотелось увидеть брата Горчина и Хайку! Это и помешало мне вернуться в Земун. С тех пор отца я не видел...
- А их ты нашел? - остановившись, спросил Мичо Ратинац,
- Какое там!.. Горчин скрылся с группой земунских скоевцев, а Хайка вернулась, рассчитывая на каких-то родственников на Космае... Когда мы были в Ужице, мне сказали, что она ушла с другой группой земунских подпольщиков к Фрушка-Горе... Мой отец - капитан пехоты... Четники как раз им заинтересовались, а я бросил его в такую трудную минуту.
Ратинац ускорил шаг, чтобы догнать голову колонны. Может, он поторопился уйти потому, что не знал, как утешить Гавроша.
Артем, который сочувствовал Гаврошу и понимал всю тяжесть мучившей его неизвестности, как только увидел, что старик отошел, догнал Гавроша и стал его успокаивать и ободрять, а потом спросил, что он будет делать, если найдет отца, брата и девушку в Рудо.
Гаврош не знал, что сказать, и хотел промолчать, но потом, не удержавшись, довольно резко все же ответил, что никакие утешения ему не нужны и что, несмотря на все свои личные несчастья, он никогда не нарушит воинскую дисциплину. И добавил, что ему просто вспомнились отец, брат, любимая девушка, дружеские встречи, вечеринки, общие заботы и волнения и что забыть все это его может заставить только смерть.
Его вдруг охватило отчаяние. Он представил себе, как мать получает одно за другим извещения об их гибели с выражением сочувствия, и подумал, что в конце концов она и сама может от горя заболеть и умереть. Война не дала ему продолжать работу и учебу, разлучила с любимой. Один из лучших студентов юридического факультета, убежденный коммунист и верный товарищ, он заслужил любовь и уважение всех, кто его знал. Ему всегда приходилось четко распределять свое время между работой, семьей и Хайкой. Девушка тоже училась. Она на все смотрела такими же ясными глазами, как и он. Вечерами, оставшись один, он часто просиживал в своей комнатушке за книгой до самого рассвета. Старался не курить и не пить ракию. Сейчас все переменилось. Чтобы не мучиться от голода, он начал курить, а иногда не отказывался и от предложенной ему рюмки, веря, что это поможет отогнать тревожные мысли и предчувствия. Теперь ему приходилось испытывать изнуряющее душевное напряжение, страшную усталость и мучительный голод. Он изведал все то, о чем раньше знал только из книг или кинофильмов. Когда казалось, что он, голодный и усталый, уже не может идти, когда во время атак во рту пересыхало и не хватало дыхания, когда не было силы перепрыгнуть даже через самую маленькую канавку, когда он видел, как погибают стоящие рядом с ним товарищи, когда приходилось спать на голом полу или даже просто на земле, он дал себе клятву выдержать. Выдержать и с честью дойти до самого конца, что бы ни случилось с ним или его близкими.
Так, погруженный в свои мысли, шел он в колонне партизан, приближаясь к Рудо.
Послышался нарастающий гул беспокойно бурлящей реки. Прислушиваясь к этому гулу, он вдруг отчетливо вспомнил, как всю прошлую ночь шумел столетний бор, мрачный и бескрайний. В ту ночь он шел первым, прокладывая колонне путь по снежной целине, и вдруг услышал что-то зловещее в завываниях ветра; ему привиделись какие-то улицы, аллеи, замки, темные извилистые коридоры, из-за мрачных стен которых доносились стоны и мольбы. Утром, когда взошло солнце и от голубовато-серебристого блеска снега начало покалывать в глазах, ему стали чудиться гигантские соборы из граненого стекла, в котором преломлялся солнечный свет, распадаясь на множество оттенков и красок.
- Дядя Мичо прав, когда говорит, что все будет как надо! - догнав Гавроша, добродушно заявил Шиля, все время старавшийся поддержать и подбодрить друга.
- ...Хайка оставила Земун, чтобы найти меня, я искал Горчина, а отец пошел искать всех троих, - задумчиво продолжал Гаврош, глядя на Шилю.
- Капитан Гаврич еще пригодится нашей революции, - вставил Артем.
Он вытащил из кармана приготовленную самокрутку, переломил ее пополам и протянул половинку Гаврошу:
- Кури!
Гаврош с благодарностью посмотрел на Артема, коря себя за то, что своим поведением едва не обидел товарища. Этот простодушный смелый партизан, мягкий, одинаково искренний с каждым, не только надежно прикрыл его отход на Кадиняче, но и нес его потом, контуженного, больше двух километров; именно Артем, когда Гаврош решил идти в партизаны, познакомил его с нужными людьми и провел на свободную территорию. Артем был среднего роста, но ширококостный и потому казался сильным и крепким; он носил кепку, из-под которой выбивались длинные белокурые волосы. Лицо у него было румяное, немного вытянутое, с сильными челюстями, губы пухлые, нос приплюснутый, под густыми бровями светились голубые глаза. Он ходил твердым, размеренным шагом и никогда не жаловался на усталость. Сейчас Артем стоял, задумчиво глядя на горизонт, и вполголоса, наверное самому себе, что-то говорил, потом обернулся и, заметив, что Гаврош внимательно прислушивается к его словам, произнес громче:
- Советская власть со времени Октябрьской революции привлекла на свою сторону довольно много царских офицеров... Стало быть, если руководствоваться ее опытом, можно сказать, что капитан Гаврич нам просто необходим...
- Так и должно быть, Артем. И наверное, как говорит дядя Мичо, все будет как надо, - согласился Гаврош. - Но что поделаешь, если я в последнее время чувствую себя виноватым?.. А точнее - каким-то бездомным существом, у которого никого и ничего нет...
Артем внимательно посмотрел на него. Он был удивлен, потому что всегда считал Гавроша человеком очень сильным и выдержанным. От всей фигуры Гавроша, от его лица с доброй улыбкой исходила какая-то магическая сила. Возле Гавроша Артем чувствовал себя спокойно и уверенно.
- Как ты можешь так говорить?! - возмутился он. - Насколько мне известно, партия и товарищи от тебя не отвернулись, Хайка - тем паче... Жизнь у тебя шла как по маслу... Возьми себя в руки, братец!
- Да и мы для него, наверное, что-нибудь значим, - вставил Шиля.
- Я вам про Фому, а вы мне про Ерему, - сказал Гаврош и, схватив горсть снега, бросил Шиле в лицо.
- Перестань дурить! - рассердился Шиля. - Я серьезно говорю!
Гаврош швырнул в него еще один снежок.
- Я, конечно, не буду критиковать тебя за это на партсобрании, - продолжал Артем, - однако тебе все же придется признать, что ты вел себя неправильно...
- Неправильно и глупо! - добавил Шиля.
- Отец оставил Земун, чтобы найти нас с Горчином и больше уже с нами не расставаться, - продолжал Гаврош. - Он сказал мне: "Я знаю, что вы оба коммунисты, и вижу, что значит для вас партия... Иди... Там место нам всем троим". А я, дорогой Артем, ушел и не выполнил своего долга по отношению к нему...
- Мы вместе ушли из Земуна, - заметил Артем.