* * *
- Благодарю вас за информацию, гауптштурмфюрер, - процедил толстый гестаповец, не вынимая изо рта сигары. - Эта женщина с самого начала участвовала в движении Сопротивления. Госпиталь был идеальным местом, где она могла вести свою подрывную работу. Ведь раненые, которые лежат в госпиталях, всегда болтают с медсестрами, не так ли? Вы ведь с ней тоже несколько раз встречались и разговаривали?
- Да, пару раз, когда я лежал раненый в госпитале.
- Она пыталась выведать у вас что-то?
- Отсюда до Англии всего три часа пути. Каждый и так прекрасно понимал, для чего мы оказались здесь, - коротко бросил фон Доденбург.
- Понятно. - Гестаповец сделал какую-то пометку в своей черной записной книжке. - Понятно. - Он захлопнул ее. - Ну что ж, тогда все ясно, господин гауптштурмфюрер. Еще раз благодарю вас за содействие. Теперь, когда мы поймали большую часть этих людей, они перестанут вас тревожить и позволят вам спокойно готовиться к, скажем так, завоеванию Англии. - Он ухмыльнулся, словно слова о завоевании Англии были шуткой.
- А что будет с этой женщиной? - спросил фон Доденбург, не обращая внимания на его улыбку.
- Что будет с женщиной? - Толстый гестаповец, взявшийся уже было за ручку двери, на мгновение остановился. - Мы попросили парней из вашей дивизии "Мертвая голова" позаботиться о ней.
- Что вы имеете в виду?
- Бойцы "Мертвой головы" должны расстрелять ее, вместе с еще двумя саботажниками, в четверг в местечке Анри-Шапель под Льежем. Как вы думаете, кстати, мне удастся разжиться глоточком рома в вашей столовой? На улице так холодно, что можно запросто отморозить себе яйца.
* * *
Старуха с обвязанной платком головой выливала ведро помоев в сточную канаву. Мужчина в деревянных башмаках рубил дрова перед домом. Двое рабочих, закутав шарфами тощие шеи, притоптывали от холода ногами. Никто из них не обратил никакого внимания на одетых в черные мундиры немецких офицеров, вылезших из длинного служебного лимузина.
Они подошли к часовому, стоявшему на посту в раскрашенной белыми и красными полосами будке. На ногах солдата, чтобы защитить их от холода, были надеты огромные валенки.
- Мы прибыли по поводу шпионских дел, - коротко бросил часовому один из офицеров.
- Пройдите через ворота и поверните направо. Минуете площадь и выйдете в поле. Расстрелы начинаются сегодня в десять часов, - сказал часовой, точно оповещая о сеансах местного кинотеатра.
Офицеры молча прошли через ворота, пересекли большую грязноватую площадь и вышли на поле. Там их ждал толстый гауптштурмфюрер в форме дивизии СС "Мертвая голова". Он был довольно молод. Его широкую грудь украшала единственная награда - Крест за военную службу второй степени. Офицер пожал им руки, спрашивая, хорошо ли они доехали.
- Я полагаю, вы осведомлены о цензурных требованиях, господа, - сказал он. - О расстрелах запрещено упоминать в письмах, которые вы будете отправлять домой. О них вообще нигде нельзя упоминать в письменном виде. Мы не хотим превращать этих людей в героев. Мы также не хотим никак беспокоить жителей рейха какими-либо сообщениями о них. Это ясно?
Офицеры Ваффен-СС, каждый из которых представлял один из батальонов в составе дивизии СС "Лейбштандарт Адольф Гитлер", согласно кивнули и пробормотали, что им все понятно.
- Хорошо. Тогда - вперед, - промолвил толстый капитан.
Они прошли на следующий участок поля. Он был весь истоптан ногами. Часть следов замерзла и превратилась в твердые выступы на земле. Поле окружал забор из колючей проволоки. С одной стороны пустошь круто обрывалась вниз.
В середине поля были установлены три столба. Рядом с ними, покуривая и негромко переговариваясь, дожидались приговоренных солдаты расстрельного взвода.
Фон Доденбург медленно осмотрелся, точно желая навсегда запечатлеть в памяти этот пейзаж. Местность была словно предназначена для того, чтобы производить здесь расстрелы - пустынная и голая, с невысокой чахлой травой, застывшая в ледяном молчании под серо-свинцовым небом, из которого в любой момент грозил повалить снег.
Раздался звук шагов по утоптанному снегу. Он повернулся и увидел Симону, одетую в тюремный балахон. Ее лицо было покрыто смертельной бледностью. По обе стороны от нее шагали двое юношей-фламандцев. Вид у них был совсем домашний. Им было очень страшно, и они даже не пытались сохранять хоть какое-то внешнее достоинство.
Командовавший расстрелом толстый гауптштурмфюрер распорядился привязать бельгийцев ко вкопанным в землю столбам. Бойцы расстрельного взвода проворно исполнили его приказания. Было видно, что они уже привыкли это делать и справлялись со своей задачей очень быстро и умело.
К приговоренным вышел пожилой бельгийский священник со старым молитвенником, который подрагивал в его иссохшей руке, и негромко пробормотал несколько слов молитвы.
- Они же - наемные убийцы, - мрачно произнес один из офицеров СС, стоявших рядом с фон Доденбургом. - К чему так долго возиться с ними? Их надо было застрелить прямо на месте, и все!
Фон Доденбург не сводил глаз с Симоны Ванненберг. Он вспоминал, как они занимались любовью, как между ее грудей мерцали бисеринки пота, а все тело изгибалось в любовном экстазе. Она больше никогда не станет заниматься любовью, она вообще никогда и ничем не станет больше заниматься…
- Внимание! - рявкнул командовавший расстрелом толстяк.
Бойцы расстрельного взвода подняли винтовки. Гауптштурмфюрер подал следующую команду. Первая шеренга опустилась на одно колено. Пожилой священник торопливо отошел в сторону.
- Целься! - крикнул гауптштурмфюрер. - Огонь!
- Да здравствует… - Голос Симоны оборвали пули. Она повисла на веревке, которой была привязана к деревянному столбу, и разметавшиеся волосы закрыли половину ее лица.
Часть вторая. ОПЕРАЦИЯ "БАРБАРОССА"
Ставка фюрера, 18 декабря 1940 г.
Совершенно секретно.
Германские Вооруженные силы должны быть готовы разбить Советскую Россию в ходе кратковременной кампании еще до того, как будет закончена война против Англии. Сухопутные силы должны использовать для этой цели все находящиеся в их распоряжении соединения, за исключением тех, которые необходимы для защиты оккупированных территорий от всяких неожиданностей.
Приготовления следует закончить к 15 мая 1941 года. Решающее значение должно быть придано тому, чтобы наши намерения напасть не были распознаны.
Адольф Гитлер
Глава первая
Бойцы "Вотана" вот уже два дня прятались в польском лесу, в двух километрах от реки. В течение дня они почти ничего не делали - разве что спали и играли в карты. Все передвижения были запрещены, вплоть до наступления темноты. И только когда наступала ночь, им разрешалось выйти к реке, помыться и постирать вещи, а также принять горячую пищу - один-единственный раз за сутки.
- Похоже на летний лагерь гитлерюгенда, а, Шульце? - обратился к унтершарфюреру Куно фон Доденбург.
- Не знаю, господин гауптштурмфюрер, - покачал головой Шульце. - Я никогда не состоял в гитлерюгенде.
Фон Доденбург улыбнулся:
- Ну хорошо, в любом случае это похоже на отдых.
Шульце бросил взгляд на танки, спрятанные в лесу.
- В армии невозможно оперировать таким понятием, как отдых, господин офицер, - вздохнул он. - Как только ты думаешь, что тебе наконец стало хорошо, твою задницу сразу же бросают в самое пекло. - Он помолчал. - Как вы думаете, что мы здесь делаем? Собираемся ударить по иванам?
- Если честно, то я даже не представляю, - медленно произнес фон Доденбург. И это было правдой. Ему действительно никто не объяснил, почему вдруг их подняли по тревоге, и, посадив на поезд в Бельгии, провезли через всю Германию и высадили здесь, на берегу реки Буг, напротив Брестской крепости, которая отошла к СССР после того, как Германия и Россия поделили в сентябре 1939 года Польшу.
- Не думаю, что мы собираемся напасть на русских, - сказал фон Доденбург. - Скорее, Сталин решил разрешить нам скрытно пересечь всю Россию, чтобы мы смогли ударить по британцам в Иране. Ты просто подумай, для чего на каждый танк навьючено по десять 20-литровых канистр с горючим? Ведь когда ты собираешься атаковать противника, ты не навьючиваешь на танк канистры с горючим…
- Хотелось бы верить в это, господин офицер, но мне как-то не думается, что старый прожженный плут Сталин действительно поверит, будто мы собрались промаршировать через Россию для того, чтобы оказаться в Иране. Вряд ли он вообще захочет, чтобы кто-то оказывался в его стране и совал нос в его дела…
- Откуда мне знать, Шульце? Давай лучше наслаждаться теплым солнышком и ждать…