- Как вас там приняли? Что сказали? - спрашивал Марутаев.
- Однако, все по порядку, - ответил осипшим от волнения голосом Шафров, - Рандеву было в высшей мере приятным и весьма полезным. Конечно, в посольстве по случаю моего визита флаги расцвечивания не вывешивали и торжественного захождения не играли, но приняли тепло.
- Расскажи. Расскажи подробно, - торопила его Марина. - Ничего не забудь, прошу тебя.
- Сначала принял меня консул. Выслушал внимательно, прочел мой рапорт, то есть, прошение с семьей вернуться на Родину. Подробно расспросил, кто я, почему решил вернуться в Советский Союз, затем, любезно извинившись, оставил меня одного. Минут через двадцать вернулся и пригласил к послу.
- К послу! - в один голос воскликнули радостно Марина и Марутаев.
- К послу, - важно подтвердил Шафров. - Вы, дорогие, не представляете моего состояния. Шел я к нему в кабинет с полным сознанием того, что в Брюсселе со мною согласился поговорить самый высокий представитель моей Родины. Я мало верил здешнему вранью, что советские чиновники некультурные люди. Теперь я имел удовольствие убедиться, что большевистская Россия воспитала прекрасных дипломатов, душевных и замечательных людей. По русскому обычаю посол угостил меня чаем. Я на всю жизнь запомню этот чай, простое русское лицо посла, его слегка окающую речь волжанина. - Голос Шафрова дрогнул. Он перевел дух, оттянул узел галстука и повертел тощей шеей, будто освобождаясь от воротника, мешавшего свободно дышать. В нем еще жило чувство признания послу и гордости за самого себя, - Итак, он принял мой рапорт. Обещал снестись с Москвой и дать ответ. При этом соблаговолил выразить собственное мнение, что решение будет положительным. А собственное мнение посла многое значит!
- Ты все сказал советскому послу о себе? - спросила Марина и голос ее прозвучал хрустко.
- Да, дочка, все, - помрачнел и не сразу ответил Шафров.
- И что был у Колчака? - осторожно напомнила она.
- Доложил и об этом.
- Как отнесся к тебе посол после этого?
- С пониманием. Сказал, что советский народ великодушен и умеет прощать. Тем более, когда к нему обращаются за помощью от чистого сердца.
- Я что говорил? - не удержался Марутаев, - Значит, судьба еще не повернулась к нам спиной!
- Цыплят по осени считают, - раздался глухой голос Людмилы Павловны, о которой все словно забыли и теперь одновременно и недоуменно повернулись к ней. - Что так смотрите? Опять, скажете, мать не согласна? Рано радуетесь.
- Люда, - упрекнул ее Шафров, - К чему сомнения? Какие основания не верить советскому послу, официальному лицу государства?
- Хорошо, хорошо, - обидчиво умолкла Людмила Павловна, - Верьте, верьте.
- Ну, друзья мои, готовьтесь теперь отдать швартовы и с Богом к берегам Родины, - победно объявил Шафров, поднимаясь с кресла. - По этому поводу приглашай нас, дочка, к столу.
Когда были наполнены бокалы, он посмотрел на Марину, Марутаева, Людмилу Павловну, произнес проникновенно:
- За возвращение на Родину, - Уголки его губ при этом дрогнули и, проглотив спазму, сжавшую горло, повторил торжественно: - За возвращение!
Успешный визит в советское посольство окрылил его. Он перешагнул запретную для белого эмигранта черту. Сделал решительный шаг, к которому готовился исподволь и долго, преодолевая самого себя, свои сомнения, напрочь порывая с прошлым, шаг в сторону нового, мало понятного для него мира, о котором на Западе слыхал много ужасающе плохого, но к которому его неудержимо влекла внутренняя сила. Он праздновал победу над своим прошлым, настоящим, во имя будущего детей и внуков.
- Друзья мои, - повторил он, держа в дрожавшей руке наполненный бокал, - Поздравляю вас с днем рождения Вадима. Сегодня ему только три года. Впереди еще вся жизнь. Так пусть Господь уготовит ему более счастливую судьбу, чем нам. Пусть над его головой и головой брата Никиты всегда светит солнце нашей Родины.
Оживленный разговор о предстоящем возвращении в Россию вскоре прервал Марутаев. Несколько захмелев и от выпитого вина, и от переживаемой радости, он влюбленно посмотрел на Марину, поднялся с бокалом в руке, прося внимания. Лицо его приняло сосредоточенный вид и все с пытливым выжиданием уставились на него.
- Я хочу выпить за мою жену, - заговорил он, волнуясь, - За тебя, Марина. - Опустив виновато взгляд и помолчав мгновение, продолжил исповедально, - Ты заслуживаешь больше того, что смог я дать тебе на чужбине. Прости меня ради Бога за это. Но я обещаю сделать для тебя на родине значительно больше, и ты будешь счастлива. Так позволь же выпить за тебя, дорогая! Я желаю тебе долголетия и вечной молодости.
- О-о-о! Не мой же день рождения, - запротестовала Марина, смутившись, - Не я виновница торжества.
- За тебя, дочь, - поддержал Марутаева Шафров.
- Спасибо, спасибо, мои дорогие, - сдалась Марина, - Сегодня у меня самый счастливый день в жизни и я…
Резкий звонок в прихожей прозвучал зловеще, прервав ее благодарственные слова, семейный праздник.
- Кто это может быть? - спросил Шафров, предчувствуя что-то недоброе.
- Сейчас узнаю, - ответили Марутаев и, вернувшись из прихожей, доложил, - Александр Александрович, к вам генерал Старцев и капитан первого ранга Новосельцев.
Шафров потемнел лицом, в его голосе прозвучало недовольство, когда спросил Марину и Марутаева:
- Вы их приглашали?
- С какой стати? - возмутилась Марина.
Шафров не хотел принимать Старцева и Новосельцева, догадываясь зачем они пришли, и в тоже время видел, что избавиться от них не удастся.
- Ну, что ж, - мрачно сказал он. - Хотя в народе говорится, незванный гость хуже татарина, но коль они пожаловать изволили, то деваться некуда. Просите.
За Марутаевым в квартиру вошли Старцев и Новосельцев.
- Мир дому сему, - приветствовал Старцев Шафровых и Марутаевых. Подошел к Людмиле Павловне, склонился в поклоне, поцеловал ей руку и улыбнулся. Однако глаз его, казалось, приветливо смотревших на Людмилу Павловну, улыбка не коснулась и они оставались холодными, какими-то отчужденными, - Сколько лет, сколько зим, сударыня? - произнес он удивленно, - Дай Бог память, когда же мы виделись последний раз?
- В тридцать седьмом году, - засияла Людмила Павловна, любезно напомнила. - В ресторане, Семен Сергеевич, по случаю Рождества Христова.
- О, да, да, - картинно приложил Старцев ладонь ко лбу. - Совершенно верно. А вы, дорогая, смею заметить, годам не подвластны, - поигрывая бархатисто-сочным голосом, отпустил он комплимент Людмиле Павловне и, выслушав ее благодарность, повернулся к Шафрову, - Здравствуйте, Александр Александрович.
- Здравствуйте, Семен Сергеевич, - прозвучал сдержанно-холодноватый ответ Шафрова.
Годы жизни в эмиграции будто не касались Старцева трудностями. Он оставался в числе тех немногих, которых судьба баловала и за границей. Быстро приспособившись к новым условиям жизни, он где-то состоял на службе, подвизался в монархических организациях, был близок к их руководителям. Жил в Париже, Берлине и, наконец, в Брюсселе. О нем говорили, как о преуспевающем человеке, твердо стоявшем за восстановление монархии в России.
Был он выше среднего роста, красивым шатеном с аристократическими чертами холеного лица, голубыми глазами. И в гражданском костюме он оставался генералом и соответственно этому держался - на людей смотрел свысока, подчеркивая свое превосходство и отгораживаясь от них незримой стеной отчуждения, был нетороплив в жестах, немногословен, но четок в изложении мыслей.
- Рад видеть в полном здравии боевого офицера русского военно-морского флота, - в свою очередь басовито приветствовал Новосельцев Шафрова.
Новосельцев во всех отношениях выглядел значительно проще Старцева. Судьба к нему была не столь благосклонно и он, бывший капитан первого ранга, командир боевого корабля, в эмиграции едва устроился боцманом на речном пароходе и, несмотря на отчаянные усилия, за многие годы не добился ничего лучшего. По-прежнему он считал себя капитаном первого ранга и соответственно этому старался держаться, но постепенно к нему приходили черты корабельного боцмана с грубым языком, ограниченным кругозором, примитивным мышлением. Новосельцев опустился и внешне, и морально, стал до удивления прямолинейным и злым.
- Я тоже рад видеть вас, Федор Аркадьевич, в полном здравии, - ответил Шафров, при этом подумав, что, видимо, тесную связь имеют эти господа с бельгийской службой, если так быстро пожаловали в дом, - Проходите, будьте гостями.
- Господа, вы пришли вовремя, - попытался Марутаев преодолеть назревавшую неловкость и как-то смягчить натянутость. - У нас сегодня семейный праздник - День рождения сына Вадима. Не соблаговолите ли разделить с нами это торжество?
- О, как говорится, с корабля на бал, - живо отозвался Новосельцев и с видимым удовольствием окинул взглядом накрытый стол. - Мне приятно поздравить вас, Александр Александрович, и молодых родителей с семейным праздником.
- Поздравляю вас, господа, - присоединился к нему Старцев.
Он подошел к Марине, свысока посмотрел на нее, будто оценивая, достойна ли жена Марутаева его снисхождения и, отметив, что она обладает той храброй прелестью, которая так свойственна женщине в расцвете лет и красоты, сказал восхищенно:
- Поверьте, что мне представляет особое удовольствие поздравить с праздником вас, прелестная Марина Александровна.
- Благодарю вас, господин генерал, - ответила Марина с достоинством и обратилась к Шафрову и Людмиле Павловне. - Папа, мама, приглашайте гостей к столу.
- Милости просим, - любезно пропела Людмила Павловна.
- Прошу, господа, - предложил Шафров.