Задумался Петро. Как же лучше? Конечно, с двух сторон стукнуть немцев - больше эффекта, но так можно перестрелять и своих. А что, если во время налета с какой-нибудь стороны появится новый эшелон да вдруг еще с войсками? Всего скорее такой эшелон появится с запада.
- Сколько у вас народу? - опросил Петро Жлобу.
- Двадцать три.
- Ничего, подходящие?
- Не бойцы, конечно, но в армии многие служили.
- Вот вам задача: километрах в трех от станции с западной стороны разберите путь.
- У нас мины есть.
- Во, это еще лучше. Поставьте мину.
- Сколько бойцов у тебя с оружием? - спросил Петро у Грачева.
- Десять.
- Микола, дай ему еще десять хлопцев. Прикроешь нас с востока. Ясно?
- Ясно, товарищ командир! - откликнулся Грачев.
- Ты, Микола, со своими идешь первым. Возьмешь вдобавок еще один взвод. Охрану уничтожишь, эшелон с боеприпасами забросать гранатами. Остальные ждут на исходных позициях. Если Миколе достанется туго, вступать в бой всем.
- А те без оружия? - спросил Григорий.
- Там видно будет. И предупредите их, Грачев, пусть под ногами не путаются, оружие пусть добывают, а под ногами не путаются.
И отряд продолжал путь. Григорий держался рядом с Игониным. Сказал:
- Здорово, однако, ты.
- Чего здорово? - не понял Петро.
- Да распорядился-то.
- А! - отмахнулся Петро. - Нужда заставит калачики есть. Приспичит, так не то еще сделаешь. Был бы Анжеров, разве он бы так распорядился? А я что? Темный человек в военном деле.
- Самокритика - хорошее дело, - улыбнулся Андреев.
- Какая к черту это самокритика? Сами себя критикуют те, кто что-то умеет делать, да ошибается. А я честно признаюсь в своей беспомощности. Ты вот, кажется, грамотный, политруком зовешься, а этого понять не можешь.
- Понимаю.
- Ладно. Вот грохнем по станции и тогда увидим: правильно я распорядился или нет. А то накостыляет нам с тобой немец по шее, тогда неизвестно еще, о чем ты будешь петь. Может, потащишь меня в трибунал.
- Ох и любишь же ты загибать, Петро.
- Коли загибать люблю, тогда нечего и воду в ступе толочь.
К станции вышли к одиннадцати часам ночи. Погода, словно по заказу, испортилась, закрапал мелкий теплый дождь. Темным-темно стало. Жлоба доложил Петру, что отправляется к своему отряду. Еще раз уточнили задачу, и Жлоба бесшумно растаял в темноте. Иванов остался с Игониным. Послали вперед разведку. Она вернулась вскоре. На станции спокойно. Действительно, стоят три эшелона. Чем они нагружены, выявить не удалось. Зато определили точно, в каких вагонах живет охрана: слышно, как пиликают на губных гармошках, курят совершенно открыто, в двух вагонах горит свет безо всякой маскировки.
- Ну, что ж, - сказал Петро Грачеву и Миколе. - Пора! Ты подождешь, пока Грачев выдвинется на восточный край станции. Десяти минут хватит, Грачев?
- Хватит.
- Давайте бегом. - Когда Грачев убежал, Петро сказал Миколе: - Возьми с собой разведчиков, пусть они покажут тебе вагоны с охраной. Ударь сначала по этим вагонам. Постарайся подойти незаметно. Легче будет расколошматить охрану. Давай, действуй!
Убежал и Микола. Петро взял с собой отделение автоматчиков, связного Сашу и Иванова, вместе с ними выдвинулся на опушку леса, залег там: отсюда хорошо наблюдать за боем. Андреева оставил с остальной частью батальона. В случае надобности обещал прислать Сашу.
Темно и прохладно. Сверху сыплется мелкий дождик, но в самую чащу леса он не попадает. Сосны наверху тоскливо шумят от ветерка, задерживают дождик. Кто-то закрылся плащ-палаткой и курит. Андреев пошел туда, ругнулся злым шепотом:
- А ну прекратить! - цигарка погасла. Рядом шепчутся двое. Пусть шепчутся. Где-то свистнул паровоз, приближаясь. Неужели ребята ввяжутся в бой раньше, чем пройдет этот поезд? Неужели они его не слышат? Да, идет он с востока. Шум нарастает и нарастает. Эшелон уже почти рядом.
Шумят сосны. Шепчутся бойцы. Совсем недалеко грохочут колеса вражеского эшелона. А там, на опушке, затаились бойцы. Нет, они, конечно, слышат грохот колес и не начнут раньше времени.
И вдруг подумал Андреев: как это на руку Миколе! Когда эшелон загрохочет по станционным путям, легко и незаметно можно подкрасться к вагонам, где живет охрана.
Эшелон уже грохочет на станции, не сбавляет ход. Протяжный гудок. На проход идет. Иди, иди, а то попадет и тебе. Все дело испортить можешь!
Умчался эшелон, и опять тишина. Только ветер неловко барахтается в косматых соснах. Тревожно на сердце, берет оторопь. Григорий ежится, прислушивается, остановившись. Думал: сейчас нарвется эшелон на мину, поставленную партизанами. Но нет: наверно, не успели поставить.
Вот сейчас начнут, вот сейчас...
И точно. Грохнул первый гранатный взрыв, второй. Словно взбесились автоматы. Опять взрывы гранат. Автоматная перестрелка становится злее и злее. В чем же дело? Неужели не удалось уничтожить сразу всю охрану?
Появился Саша Олин. Крикнул:
- Командир приказал подниматься!
- Подъем, подъем! За мной! Бегом!
Впереди бежит маленький Олин, за ним Андреев, за Андреевым цепочкой бойцы. Вот и опушка. Ждет Игонин со своими хлопцами и Ивановым. Григорию:
- Бери половину и с фланга! С фланга! Они там залегли у станционного домика. А я пойду прямо.
Андреев побежал вдоль опушки, остановился, сказав направляющему:
- Прямо, а в конце станции налево.
Смотрит, как бегут бойцы, пошевеливает:
- Быстрей, быстрей! Не растягиваться!
Увидел вологодцев, вызвал их из строя:
- Будете замыкать!
- Есть, замыкать!
А сам что есть мочи вперед, чтоб догнать направляющего. Под ногами путаются сучки. На станции что-то горит. Слабый красноватый отблеск падает на черные сосны, на фигуры бойцов.
Свернули налево, какая-то тропка ведет к путям, бежать по ней легче. Вот стрелочная будка. Ни души. А за линией, в ложбинке, смутно угадывается поселочек. Там брешут собаки - все собаки рвутся с цепей. Горит вагон, в котором жила охрана.
Стрельба становится ожесточенной. Видно, Игонин со своими хлопцами вступил в бой. Андреев уже бежит по путям, его обгоняют бойцы, развертываются в цепь. Несутся к станционному домику, где залегли фашисты. Те пока еще, занятые боем, не знают об этой опасности. Но вот кто-то из андреевской группы закричал ура, крик подхватили дружно и мощно. Ура вспыхнуло и там, где дрались с противником Игонин с Миколой, и немцы дрогнули. Стрельба с их стороны стала редкой, а потом и совсем затихла.
Отряд Игонина ворвался на станцию. Петро разыскал Андреева, возбужденный боем, веселый, обнял друга одной рукой:
- Жив? Порядок! Не учли, понимаешь, одного - на станции ночевал какой-то приблудный взвод немцев, а может, больше. В вагонах фрицев накрыли быстро, а приблудные бой затеяли. К ним уцелевшие из вагонов присоединились. Ты молодец, хорошо помог!
Один эшелон был с продовольствием, два с боеприпасами. В одном вагоне обнаружили ящики с новенькими автоматами. Вооружились до зубов, некоторые в вещмешки напихали до десятка рожков с патронами.
- Жратву достанем, - оказал великан-правофланговый, - а патроны на дороге не валяются.
Потери в отряде небольшие - человек пять ранено и двое убито.
Эшелон облили керосином - бойцы разыскали в тунике целую цистерну - и подожгли.
Уже в лесу слышали, как начали рваться снаряды. В условленном месте отряд догнал Жлоба со своими людьми. Дорогу они заминировали, но не дождались, когда на мине подорвется эшелон.
На прощание Иванов крепко пожал Игонину руку и сказал:
- Жалею, что вы не остались. Видел - ребята вы боевые, понаделали бы мы здесь хлопот герману! Долго помнил бы.
- Ничего, мы скоро вернемся.
- Счастливого пути!
И снова впереди колонны шагает дед-проводник, снова ведет он отряд к каналу. На берегу, чуть южнее того места, где останавливались вчера, устроили привал. Утомились этой ночью. Лишь дед не стал отдыхать. В километре от бивака разыскал заброшенный дом лесника и старую лодку. Лодку на скорую руку отремонтировал - законопатил, забил досками большие дыры. Потом он с двумя бойцами из толстых досок обил два плота. Когда после отдыха переправочные средства спустили в воду, Игонин улыбнулся старику:
- Теперь вижу, папаша, службу знаешь. Я совсем забыл про этот чертов канал, что придется его переплывать, хреновый я еще командир. А ты вот, старик, не забыл.
- Каждому свое, - возразил проводник. - У тебя свои болести, у меня свои. Я веду вас, моя забота и о лодке подумать.
- Спасибо, папаша, за доброе дело.
- Не стоит, сынку. Беда у нас у всех одна - герман. А в беде помогать друг другу надо.