- Удрал, гад, от меня! За этими треклятыми елями может спрятаться целый полк, и его нипочем не сыщешь. Однако я все-таки отнял у него револьвер. Я почти уверен, что ранил его, но он все же ухитрился улизнуть.
Старик взял у него револьвер и задумчиво покачал на ладони.
- Наган, вот как? Да, ребята из НКВД, не иначе.
- Как мы и говорили с самого начала, - раздраженно сказал Порта. - Если б начальство больше прислушивалось к нам, эта гнусная война, может, уже кончилась бы.
Старик вернул Малышу револьвер, и мы осмотрительно тронулись в темноте, чтобы присоединиться к роте. Барселона продолжал говорить о той девушке. Она явно не давала ему покоя; в то время вряд ли кто из нас верил словам Легионера, что она выложила все по своему почину. Это казалось совершенно невероятным; лично я был почти уверен, что Малыш пригрозил ей своей смертоносной удавкой.
- Что же вы не взяли ее с собой? - спросил Барселона. - Ведь прекрасно знаете, что эти скоты сделают с ней, когда узнают. Сами видели, как они обращаются с людьми.
- Это не наша забота, - ответил Старик. - Наше дело воевать, а не нянчиться с предательницами.
- Не согласен, - с горячностью возразил Барселона. - Одно дело - платные предатели. Люди, которые вынуждены быть предателями, - совсем другое. Приставь пистолет человеку к голове, и…
- Да кончай ты, - сказал Легионер. - Сколько можно повторять - никто не заставлял говорить эту сучонку. Она заговорила сама. По доброй воле. Тот вопящий гаденыш, что там был - ее. А кто отец, знаешь? Гауптштурмфюрер треклятого СС! Вот такая она курва!
- Возможно, он изнасиловал ее, - сказал Барселона.
- Мне плевать, что он с ней сделал, - холодно ответил Легионер. - Я только знаю, что, по ее собственному признанию, она выдавала своих направо и налево при каждой возможности. Сама сказала нам. Видимо, считает это своим предназначением в жизни. Я считаю это предательством, а по мне любой предатель пусть пропадет пропадом, на чьей бы стороне он ни был.
- Она, - сказал Барселона.
- Она, он или оно, - ответил Легионер, - мне все едино.
- Возможно, она считала, что влюблена в того скота.
- Господи боже, ты только что говорил, что он ее изнасиловал!
- В общем, она мразь, - сказал Малыш убедительным тоном, - и мне плевать, что с ней будет. Она донесла на собственную мать - сама сказала нам. Мать отправили в Сибирь всего навсего за то, что она стащила окорок. Я прикончил бы эту девку на месте, только нам приходилось думать о более важных вещах.
Теперь уже казалось явным, что девушка заговорила по своему почину. Малыш непременно бы похвастался очередным подвигом с удавкой, а Легионер не видел бы смысла скрывать, что правда была вытянута у нее силой. Бессмысленно жестоким он не был, но при необходимости становился безжалостным и не делал из этого тайны. В целом я теперь склонен был верить его словам и не беспокоиться о том, что сталось с девушкой. Барселона продолжал говорить об этом, думаю, просто из принципа.
- У нее нет ни малейшей надежды, - сказал он. - Они с ней тут же разделаются. Видели хоть раз, как обходятся с предателями в этой части мира? Эти люди еще полуцивилизованы. Они…
- Избавь нас от подробностей, - сказал Старик. - Ладно?
Штеге неожиданно засмеялся, горько и задумчиво.
- "Враг ценит предательство, но презирает предателей", - сказал он. - Очевидно, Шиллер был совершенно прав.
- Шиллер? - тупо переспросил Порта. - Он тут при чем? Он умер, так ведь?
- О, давно, - ответил Штеге. - До твоего рождения…
- Видели б вы, как язык вывалился у него изо рта, - хвастливо сказал Малыш.
Мы уставились на него, пытаясь осмыслить эту совершенно поразительную связь с Шиллером. Связи, разумеется, не было никакой; Малыш просто-напросто воскрешал в памяти свой последний момент торжества, когда задушил удавкой парня из НКВД.
- Схватил меня за горло, но я оказался сильнее. Он ни слова не произнес. Только хрипел, булькал, издавал какие-то странные звуки. Так всегда бывает, когда по-настоящему приложишь силу. Они…
- Черт возьми! - ругнулся Хайде. - Ты, наверно, только и живешь ради секса и удушений!
- Каждому свое, - напыщенно ответил Малыш. - Мы здесь для того, чтобы убивать, и я это делаю так, как мне больше всего нравится. Давай посмотрим правде в глаза, - сказал он в высшей степени рассудительным тоном, предотвращающим все попытки возразить, - у каждого есть свой излюбленный способ.
Думаю, так оно и было. У каждого имелись свои предпочтительные способы. Легионер был приверженцем холодного оружия, Порта метко стрелял, Хайде любил действовать огнеметом, а я считался искусным гранатометчиком. Так уж оказалось, что Малышу нравилось душить людей…
II. Особая задача
Вороны шумно запротестовали, когда мы появились и нарушили их пир. Они сидели громадной черной тучей на трупах и, когда Порта выстрелил в их гущу, недовольно взлетели, недолго покружились у нас над головами, потом полетели к ближайшим деревьям, расселись на них и хрипло, протестующе закаркали. Осталась лишь одна; запуталась в кишках и не могла высвободиться. Хайде тут же застрелил ее. Мы стали стаскивать тела внутрь и складывать грудами. Лейтенант Ольсен пришел взглянуть на нашу работу и принялся бранить нас. Он потребовал, чтобы мы складывали их благопристойно, ровными рядами, один за другим.
- Кое-кто, - заметил Хайде Барселоне, - слишком уж разборчив в таких делах.
Недовольно ворча, мы тем не менее переложили трупы так, как хотелось лейтенанту. Офицеров, убитых в постелях, лежавших с перерезанным горлом в шелковых пижамах, оставили на месте. Пол был весь в темных кровавых пятнах, и на них уже густо сидели мухи. В одной комнате радио оставалось включенным. Слащавый голос напевал: "Liebling, sollen wir trauig oder glucklich sein?" ("Дорогой, будем мы печальными или радостными?").
Мы облили бензином весь гарнизон и вышли. Оказавшись снаружи на безопасной дистанции, мы с Барселоной бросили в окна десяток гранат.
С другого склона холма до нас доносилась пьяная песня торжествующих русских:
Если завтра война, если завтра в поход,
Если черная сила нагрянет,
Как один человек, весь советский народ
За любимую родину встанет.
Старик посмотрел в их сторону, за холмы, в туманную даль, а потом снова на горящий городок с убитыми.
- Что ж, ничего не поделаешь, - сказал он. - Это их война, раз они кажутся такими довольными.
Нагнали мы роту в сосновом лесу. Лейтенант Ольсен был не особенно доволен нашим долгим отсутствием, и прошло немало времени, прежде чем он оказался в состоянии изъясняться языком, не вызывающим у нас румянца застенчивой стыдливости.
В последующие дни у нас произошло несколько стычек с мародерствующими группами русских, потери наши составили в общей сложности человек десять. К этому времени мы приобрели немалый опыт в искусстве партизанской войны.
С нами было шестеро пленных - лейтенант и пять солдат пехотинцев. Лейтенант бегло говорил по-немецки и шел с Ольсеном во главе колонны; все разногласия были временно забыты.
Чтобы как-то вознаградить себя за необходимость вести пленных, мы заставили двух солдат нести кастрюлю с забродившей брагой.
Ранним утром - солнце наконец-то выглянуло - мы обнаружили коттедж в швейцарским стиле - горную хижину, окруженную со всех сторон галереей; у входа стояли на часах двое немецких пехотинцев. Когда мы приблизились, вышли двое офицеров и встали, поджидая нас. Тот, что постарше, оберст-лейтенант, держал в глазнице нелепый, сверкавший на солнце монокль. Он вскинул руку в небрежном приветствии лейтенанту Ольсену и, когда мы подошли, снисходительно нас оглядел.
- Вот вы наконец и притащились - я ждал вас гораздо раньше. Я не прошу подкрепления, если у меня нет в нем нужды - а когда такая нужда есть, ожидаю, что оно прибудет немедленно. - Монокль его прошелся по нашим рядам, презрительно поблескивая. - Ну что ж, ваши люди выглядят весьма опытным сбродом - надеюсь, наше доверие будет оправдано.
Он вынул монокль, подышал на него, протер, вернул на место и обратился к нам через плечо Ольсена.
- Хочу предупредить, дисциплина у нас строгая. Не знаю, к чему вы привыкли где-то там, но здесь придется ходить по струнке. Хм!
Он кивнул, видимо, довольный тем, что высказался, и снова обратился к лейтенанту Ольсену.
- Разрешите представиться: оберст-лейтенант фон Фергиль. Командую здесь я. - Лейтенант Ольсен откозырял. - Я послал за подкреплением несколько дней назад. И ждал вашего прибытия уже давно. Однако, раз вы прибыли, дело для вас у меня найдется. Вон там, на опушке леса, высота семьсот тридцать восемь. В последнее время там наблюдается оживленная деятельность противника. Вы найдете поблизости левый фланг моего батальона. Непременно содержите в порядке линии связи.
- Слушаюсь.
Лейтенант Ольсен откозырял снова, приложив два пальца к каске.
Оберст-лейтенант широко раскрыл глаз и выпустил моноколь.
- Вы считаете, что отдали честь по уставу, лейтенант?
Ольсен встал по стойке "смирно". Щелкнул каблуками и молодцевато вскинул руку.
Оберст-лейтенант кивнул со скупым одобрением.