Как-то, оставшись в запертом доме, он вышел на повить почитать и раскинулся на свежем сене. Пахло десятками знакомых с детства оттенков летнего разнотравья. Шилов отложил газету в сторонку и уткнулся головой в душистое сено. Терпкий запах мяты, перемешанный с ароматами зубровки и пырея, приятно дурманил голову. Так было хорошо дышать полной грудью, что не хотелось пошевелиться. Но вот что-то хлопнуло на чердаке. Шилов вздрогнул и выбежал в сени. Осторожно поднялся по лестнице на чердак. Бойкая струя ветра, проникшая в проем выставленной на лето рамы, сорвала с перекладины стропил старые вожжи, и они петлей вниз все еще раскачивались на ветру. Шилову почудилось, что виселица живая и, словно магнитами, притягивает его к себе, чтобы удушить.
- Ма-а-ама! - крикнул Шилов и свалился с лестницы…
Прошла еще неделя. Из интереса он следил за текущими событиями в стране и за рубежом. Но, так как газеты приходили в опытную с большим опозданием, его потянуло к живому слову радиодиктора, и Шилов решил восстановить детекторный приемничек, собранный еще в седьмом классе. Однако Татьяна Федоровна выбросила его из подвала на помойку вместе с картофельными отбросами, и Шилов стал нудить мать достать какой-нибудь батарейный приемник. Он знал, что приемники изъяты из личного пользования в начале войны. Но желание услышать Москву настолько было велико, что Татьяна Федоровна не устояла перед сыном и дала слово любым способом найти приемник.
В воскресенье она уехала в город на базар. Обошла ряды, где торговали овощами. Заглянула на толкучку. Там продавались вещи хозяйственного обихода. В конце прилавка, на отшибе, Татьяна Федоровна увидела потертый ящик со стеклянной шкалой и тремя клавишами. Лицевая сторона ящика была обтянута желтой с бугорками обшивочной материей.
- Что это за штуковина? - спросила Татьяна Федоровна хозяйку - старую женщину с седыми волосами, торчавшими из-под черного платка.
- Был приемник, - ответила хозяйка, - а сейчас - не знаю. Убили моего сыночка на фронте. Некому теперь приглядывать за приемником. Купите, милая. Не дорого возьму.
- А куда мне такое дерьмо? - поморщившись, сказала Татьяна Федоровна.
- Выбросите нутро, приделаете крышку - будет хорошая хлебница.
Торговавший рядом сосед рассмеялся:
- Хлебница-то теперь, гражданка, никому не нужна. Паек-то он и без хлебницы не залежится и не загустеет.
- Ну лук можно хранить, чтоб тараканы не ели.
- Давай уж возьму. Жаль мне тебя, бабонька, - согласилась Татьяна Федоровна. - Ложки класть стану. Сколько тебе за эту хламину?
- Сколько не жалко.
Татьяна Федоровна выбросила три десятки и покупку сунула в мешок.
- Спасибо вам, - обрадовалась старушка, не ожидавшая, что за такой ящичек дадут тридцать рублей.
Приемник, приобретенный на базаре за- бесценок, оказался исправным. Не доставало батарей. Татьяна Федоровна в понедельник, когда все ушли на обед, заглянула в столовую. Увидев, что Фаина села за стол, вернулась в красный уголок, отсоединила батареи от приемника и спустила их через открытое окно в крапиву. Вечером жала траву для коз и положила батареи в мешок. Шилов похвалил мать за находчивость и долго думал, как быть с антенной, которая могла его подвести. Но догадался, что можно воспользоваться громоотводом, выступавшим над печной трубой. Проверил заземление и услышал Москву.
Вечером Фаина обнаружила пропажу и заявила участковому Данилычу, старому партизану с пышными буденовскими усами и белой головой. Он был на пенсии, но, когда началась война, заменил молодого товарища, ушедшего на фронт, и честно нес свою нелегкую милицейскую службу.
- Кого подозреваешь, дочка? - спросил он у заведующей.
- Шилову, Данилыч. Шилову Татьяну Федоровну, - бойко ответила Фаина. - Один раз она у меня газету из подшивки украла.
- Шилову - так Шилову, - записал участковый. Только зачем ей батареи?
Раскинув умом, он сообразил, что батареи похищены тем, у кого приемник. А есть приемник - должна быть и антенна. Отпустив заявителя, Данилыч решил прогуляться до Кошачьего хутора к дому Шиловых.
Заметив железный стержень, торчавший над печной трубой, Данилыч принял его за антенну. "Значит, Татьяна свистнула батареи", - подумал он и подошел к крыльцу. Он забыл, что рабочий день не кончился. Огромный замок и метла, вставленная в скобу двери, не пустили в дом. Данилыч заглянул в окно. Ему померещилось, будто какая-то тень мелькнула за оконной занавеской и скрылась в глубине горницы. Он испугался. Данилыч верил в существование ночных привидений. В дневных - сомневался и отошел от окна.
В конце рабочего дня он вызвал Татьяну Федоровну, усадил против письменного стола, откашлялся в кулак и плутовато спросил:
- Что это, Татьяна, у тебя призраки бродят по избе среди бела дня?
- Что ты, господь с тобой! - перекрестилась Татьяна Федоровна. - Уж не выжил ли ты, старый, из ума, что призраки перед тобой заходили?
- Очень даже возможно, - обиделся участковый. - Поживи-ка с мое - не то еще увидишь. - Он достал записную книжку, раскрыл ее и положил перед собой на стол. - А вызвал я тебе, девушка, по делу.
- По какому делу?
Данилыч, забыв обиду, хитро сощурился на Татьяну Федоровну, расправил усы и спросил:
- Тебе известно, что с сорок первого года все приемники изъяты из личного пользования граждан?
- Какие приемники?
- Радио…
- А зачем ты меня про приемники спрашиваешь?
- Затем, - сказал участковый, - что, если найду у тебя приемник, под суд пойдешь… Вчера пропали батареи. Так тебя подозревают в хищении.
- Кто подозревает? - соскочила Татьяна Федоровна со стула.
- Сиди-сиди, не волнуйся, - смягчился Данилыч. - А подозревает заведующая красным уголком Фаина Марковна.
- Та белоглазая вертихвостка?
- Не знаю, вертихвостка или нет, а подозревает…
- Пошла она к… - Татьяна Федоровна послала ее далеко. Очень далеко, и Данилыч боялся, как бы она не послала и его по тому же адресу, а то и дальше… У нее много адресов…
- Напрасно, Татьяна, отказываешься, - снисходительным тоном проговорил участковый. - Я сам проверял.
- Что ты проверял?
- У тебя антенна у трубы…
- Что у меня у трубы?
- Антенна, говорю.
- Ах, ты, старый хрыч! Хочешь, я тебе собачьи усы повыдергаю? - взъелась Татьяна Федоровна. - Да знаешь ли ты, что у меня у трубы?
- Думаю, антенна.
- Плохо думаешь! Громоотвод. Понял?
- Пока нет.
- Сейчас поймешь! - она подошла к нему вплотную. - А еще умным себя считаешь. Видал у меня на задворках сухую осину?
- Видал
- А почему она сухая? Знаешь? - и объяснила: - Ее громом разбило еще до войны, в тридцать девятом году. Так мой покойный сынок, Мишенька… царство ему небесное на том свете… поставил этот громоотвод, чтоб избу не спалило… Понятно? А ты - "энтенна". На что мне твоя энтенна? Ворон пугать? - понесла такую ругательскую ахинею, что у Данилыча глаза поползли на лоб. Он сорвался с места, закрыл уши и закричал истошным голосом, пытаясь остановить эту зубастую бабенку:
- Стой, Татьяна! Стой! Хватит понапрасну собачиться. Не видишь? Сдаюсь! Твоя взяла, - и поднял перед ней руки.
Но Татьяну Федоровну трудно было остановить.
- Стой, говорят! Кто кого допрашивает? Ты меня или я тебя?
- Ты, Данилыч.
- То-то же…
Татьяна Федоровна блестяще доказала свою непричастность к похищению батарей, и Данилыч поспешил выпроводить ее из кабинета, так как не хотел слышать брани, которой не терпит человеческое ухо и вянет.
- Прости, Татьяна, - повинился Данилыч, провожая ее к выходу. - Зря вызвал. Ошибся. Конь о четырех ногах, и тот спотыкается.
- Ладно. Не размазывай. Тошно слушать. Моли бога, что усы целы. А то бы Феоктиста на порог не пустила.
Татьяна Федоровна вышла из кабинета и схватилась за голову. Несмотря на то что она облапошила Данилыча с батареями, "призрак" не выходил из ее головы. Ведь этот усатый леший видел ее сына. А что, если донесет? И какой дьявол надоумил шататься по избе? Всю дорогу она была сама не своя и решила пожурить сына за неосторожность, напомнить ему, что у него на каждом шагу враги, которых надо бояться пуще смерти.
Когда она открыла дверь и увидела сына, сердце ее окаменело. Сын стоял перед ней бледный и растерянный.
- Что, Мишенька?
- Сегодня, - сказал он, опустив глаза, - кто-то заглядывал в окно и, кажется, видел меня.
- Знаю. Это Данилыч, - и мать рассказала о призраке, которым отшучивался участковый, как присказкой, перед тем как начать разговор о батареях.
Шилов понимал, что стоит на скользком пути, и если сделать неосторожный шаг, можно упасть и разбить себе голову. Но, выслушав мать, оживился.
- Не будет Данилыч доносить обо мне, - сказал он с уверенностью.
- Ой-ли? - усомнилась Татьяна Федоровна. - Твои бы слова да до бога дошли.
- Не будет, - определенно заявил Шилов. - Он меня не узнал. А узнал бы - тебе не сказал. Это точно. Снял бы трубку и донес.
- А что ему мешает сейчас донести? Догадка приходит, Мишенька, не сразу. Надо пуд соли съесть, пока догадаешься…
В этот день Шилов не ночевал дома. Одевшись потеплее, он прихватил с собой веревку и, дождавшись, когда стемнеет, ушел в лес.
Вернулся на рассвете с вязанкой веников усталый, с красными глазами и подпухшими веками. Мать открыла ему дверь, приняла веники и приготовила поесть. Уплетая за обе щеки свежие огурцы и запивая козьим молоком, Шилов невнятно пробормотал:
- Видел двух женщин-грибников.
Татьяна Федоровна втянула голову в плечи:
- А они тебя видели, дитятко?