- Значит, Отто, вы тоже утаили от меня свои планы? А ведь мы вместе отвечаем за операцию, - оскорбленно заметил Богаец. - Так друзья не поступают. Вряд ли командование одобрит ваши действия.
- Э, мой друг, импровизация - первое качество разведчика и диверсанта. При выполнении операции идеи приходят, как аппетит во время еды.
Зонгер задумался, испытующе долго смотрел на Богайца, смаковал сигарету, пуская дым длинными тонкими струйками. Наконец отбросил окурок, вкрадчиво проговорил:
- Лео, вы поделитесь со мной золотом, и все будет о'кей, как выражаются наши злейшие враги туполобые британцы. Не пойму, почему фюрер тянет, не прикажет нам вырезать их поголовно, как йоркширских свиней? - он значительно замолчал, как бы давая собеседнику время на обдумывание своего предложения, добавил: - Я возьму с собой парней, мы совместно обтяпаем ваше дело в лучшем виде.
Богаец заерзал на стуле, краска бросилась ему в лицо, шея набухла. Воротник душил, он рванул его, пуговицы брызнули на пол.
- Не стоит нервничать, господин Богаец, - развязно продолжал гауптман. - В том, что я предлагаю, нет ничего предосудительного, - он поправил на себе форму командира Красной Армии. - Как в том, что в интересах рейха я натянул на себя это.
Крепко зацепил его Зонгер, не вывернуться.
- Мои ребятишки выследили, комендант уехал, часть солдат тоже отправилась в сторону границы, - укрощая гнев, взвешивая слова, как бы в чем не дать промашки, не попасть к Зонгеру на новый крючок, медленно проговорил Богаец.
- С какой целью, на какое время? - пронзая Богайца взглядом, спросил гауптман.
- Он не поделился со мной планами, - зло ответил тот, едва сдерживаясь, чтобы не нагрубить.
- Не в упрек, Лео, как другу: выяснить все это - первая заповедь разведчика, - Зонгер снова доставал сигареты - он сосал их почти беспрерывно. - Стало быть, в пограничном гарнизоне остались крохи, коменданта нет, а семья его здесь. Это нам на руку.
В дверь постучали. Богаец откинул крючок, вошел Микола Яровой. Из-за него вынырнул и проскользнул в комнату невысокий юркий человечек неопределенного возраста, одетый, как и большинство здешних крестьян, в домотканые рубаху и штаны.
- Це до вас пробивается, пан Леопольд, - хрипловато проронил Яровой, прикрывая рот ладонью, от него разило самогонным перегаром и чесноком.
- Ты где шлялся? - сердито накинулся на него Богаец.
- У Хижняка ж… Виткинул копыта Хижняк, вмер. А який хлопець був, - Яровой сдернул кепочку с кучерявой головы.
"Вот они, издержки, - вспомнил Богаец разговор с гауптманом. - Неизбежные".
Ему было жаль Хижняка. Тот в тридцать девятом ушел с ним. Сейчас он жалел его не как преданного человека, а как боевика, готового в любую минуту стрелять, резать, грабить. Почему пуля нашла именно его?
- Помянем Хижняка… позже, - хмуро сказал он и вопросительно взглянул на юркого человечка, какое у того дело к нему.
Человечек молча разулся, оторвал подкладку в чувяке и извлек маленький пакет, завернутый в клеенку.
На листке отцовского фамильного блокнота Богаец увидел его почерк и несколько слов, заставивших вздрогнуть. "Свершилось! Час пробил, идет возмездие Господне. С Богом, сынок!"
Он не стал спрашивать отцовского посланца, когда тот видел пана Казимира и как удалось перейти границу. После ухода гонца Богаец поднялся во весь рост и истово перекрестился. Вот ему и приказ, и сроки. Он не станет ждать гауптмана. Пусть Зонгер занимается диверсиями и не вмешивается в его и отцовские дела.
Микола Яровой все понял и без слов, тоже вытянулся, для чего-то пригладил кучерявые волосы, выдохнул:
- Када?
- Скоро. Через несколько часов. Готовь людей.
Но как только темнота окутала землю, появился гауптман. Будто сидел рядом, все видел и слышал. На сей раз он был затянут в эсэсовскую, с иголочки, форму. За окном маячили силуэты солдат. "Когда, откуда?" - удивился Богаец, хотя это уже не имело никакого значения.
- Мы с вами решили объединить усилия, - заговорил гауптман. - Немецкое командование оказало вашей семье высокую честь. В особняке для короткого отдыха остановится командующий группой армий. Затем в нем разместится, тоже временно, наместник здешнего края. После его резиденция будет там… - гауптман указал рукой на восток. - Лео, я желаю вам… короче говоря, у вас появляется возможность, чтобы вас заметили. К прибытию высоких господ особняк должен блистать чистотой и полным комфортом.
Пока гауптман говорил, Богаец почувствовал, как вырастал он в собственных глазах от того, что в ближайшее время окажется в поле зрения столь значительных особ.
- Благодарю, Отто, - он согнулся в полупоклоне. - Я постараюсь.
Растянувшись гуськом, ничем не выдавая себя, диверсанты вышли к пограничной комендатуре. Все команды отдавал гауптман. Богайца с его боевиками он послал к дому, где жили семьи. С тихим стоном пали под ножами двое пограничников-часовых, и тут же в окна красноармейской казармы полетели гранаты. Взметнулись оранжевые всплески огня, ночь озарилась сполохами, тишина лопнула от взрывов, стрельбы и криков людей. Из казармы в одном белье выскакивали бойцы и падали под пулями нападавших.
Богайцу показалось, что он и сам бы совершил налет не хуже, тогда не пришлось бы делить славу с гауптманом. Но эти вожделенные мысли, лишь только он ступил на крыльцо комендантского дома, оборвала вдруг длинная, заглушившая все остальные звуки, пулеметная очередь. Богаец не сразу понял, откуда хлестал пулемет, но в отблесках вспышек успел заметить, что бил он в самую гущу немецких солдат.
8
В полночь дневальный красноармеец Иван Кудрявцев сменился со службы.
- Как придет с поста Шустов, - попросил он напарника, - скажи ему, я запрягать лошадь пошел. Пусть побойчее собирается.
Накануне старшина объявил: несмотря на воскресенье, все свободные от службы пограничники отправятся на сенокос. Усмехнулся Кудрявцев, где они свободные-то? Народу кот наплакал.
- Кудрявцев, ты с ночи поедешь. По росе накосишь и навьешь возок, - распорядился старшина. - Вези на конюшню. Мы все будем косить, за день кошенина высохнет. Жены командиров обещали помочь сгрести.
Пришел Шустов, и они выехали. Дорога тянулась по мелколесью, колеса мягко постукивали на перехлестнувших ее корневищах. Кони бежали нетерпкой рысью, пофыркивали.
Закинув руки за голову, Кудрявцев полулежал в бричке, вспоминал свою деревню и думал о недалеком свидании с нею. Осенью кончался срок его службы. Скоро он скажет: прощай, граница, до свидания, Серега Шустов. Иван Кудрявцев едет домой.
А Серега, легонько похлопывая ременными вожжами по сытым крупам коней, чмокал губами, для порядка, как заправский возница, покрикивал: "Но, шевелись!" Из-за спины у него торчал ствол винтовки. Капитан Ильин запретил выходить за ворота комендатуры без оружия.
Боец прошлого осеннего призыва, Шустов сразу приглянулся Кудрявцеву. Если у парня выдавалась свободная минута, он шел на конюшню, помогал дневальному убираться, чинил и чистил упряжь, хотя его об этом никто не просил. Старался молодой боец и на занятиях по боевой подготовке, и скоро на комендатуре стал одним из лучших стрелков. Кудрявцев про себя решил: более надежного коновода Ильину не сыскать. Вот капитан вернется с границы, и он расскажет ему о Шустове, попросит назначить его взамен себя.
Делянку они нашли сразу. Кудрявцев бывал уже тут со старшиной, запомнил два одинаковых дуба по обе стороны от дороги.
- Лошадей отправим пастись, - Шустов натянул вожжи, соскочил с повозки. - Я распрягу.
- Погоди распрягать, сначала давай опушку очистим от травы. Здесь будет наш стан, - Кудрявцев взял косу, тронул ее бруском.
- Темно же еще…
- А звезды на что. Гляди, как светят, чес-слово.
Над лужайкой от павшей росы поднималась испарина. Было необычайно тихо, только неподалеку попискивала одинокая птаха.
- Ох, и раззадорился я. Знал бы ты, Серега, как стосковались руки по такой работе, - воскликнул Кудрявцев, и коса мягко вошла в траву.
Пока они обкашивали опушку, начало светать. Шустов пошел к лошадям, пора было навивать возок.
Услышал, как где-то грохнуло, донесся частый перестук, будто за глухой стенкой забивали гвозди.
- Ваня! - побежал он к Кудрявцеву. - Погоди косой махать, послушай.
- Кажись, в нашем городке, в комендатуре, - Кудрявцев весь напрягся, лицо будто окаменело. - Похоже, пальба. Беда, Серега.
Он бросил косу на травяной валок, вскочил в повозку. Крутанул вожжами, свистнул, лошади сорвались в галоп.
- Может, начштаба учения затеял, боеготовность проверяет, - кричал ему в ухо Шустов.
- Эва, да разве старшина начал бы сенокос, - возразил Кудрявцев. - Сними-ка винтовку из-за спины.
В небе возник рокот. Задрав голову, Кудрявцев глядел на плывущие огоньки. С запада на восток летели самолеты. Много самолетов. Гул прокатился и затих вдали, а в той стороне, где проходила граница, загромыхало, горизонт озарился вспышками.
- Что это? - озирался Шустов, но вокруг все оставалось по-прежнему: в задумчивости стояли деревья, над землей висела легкая кисея тумана. - Ты почему молчишь, Ваня?
- Не знаю, что сказать, чес-слово.
Видимо, произошло самое худшее из того, о чем не раз говорил с ним в поездках по границе капитан Ильин. И самолеты в небе, и стрельба в комендатуре, и канонада на границе - все одно и то же.
- Война это, Серега. Надо скорее мчать в комендатуру, помогать товарищам отбивать врага.
Невдалеке от комендатуры резко осадил лошадей, чуть не смял какую-то женщину.
- Ой, хлопци, не ездийте туда. Там ваших усих поубывалы. Тикайте, - голосила она.