"Пишут обо всем, что произошло, хорошо пишут, но как-то странно", - подумал он. Вздохнул и начал перечитывать еще раз, все с самого начала…
А потом вспомнился ему летний день сорокового года. Человек явился после полудня. Уверенно, спокойно шел улочкой, словно бы каждый день ходил здесь. Слегка ссутулившийся, в потертом пиджаке, старых брюках, он напоминал рабочего, возвращающегося домой после долгих часов изнурительной работы. Лишь позднее Коваль заметил, что у этого с виду неприметного человека быстрые, живые глаза. Человек толкнул калитку, Матеуш выпрямился, отложил в сторону мотыгу. Пришелец дотронулся рукой до шапки и произнес какое-то приветствие.
- Добрый день, - ответил Коваль.
- Вы, кажется, продаете висячие замки?
- Только маленькие, для сундучков. - Коваль сказал эти слова машинально, по старой привычке. И сразу поймал себя на том, что сегодня они ничего не значат. Теперь действительно он подрабатывал слесарным делом и продавал людям всякую мелочь.
- Я хотел бы поговорить в доме. - Незнакомый человек незаметно оглянулся.
- Можно и в доме, - согласился Коваль. На их маленькой улочке незнакомый человек может возбудить любопытство.
- Точно помните, - улыбнулся пришелец, когда они уже вошли на кухню. Здесь он расслабился. Тяжело опустился на лавку, вытащил из кармана кисет и начал скручивать цигарку.
- Что помню?
- Пароль.
- Так вы не за замком? - Коваль внимательно оглядел пришельца. Было в нем что-то знакомое, может, эти движения, когда он скручивал цигарку, может, этот быстрый, проницательный взгляд.
- Я был уже у вас.
- Когда? Я что-то не припомню…
- С Хромым… Мы еще переночевали у вас. Кажется, в тридцать третьем. Я тогда вышел из тюрьмы.
- Давние времена, - вздохнул Коваль. Незнакомец одновременно интересовал и вызывал у него беспокойство.
- Антек где сейчас скитается?
- Откуда мне знать?! Ушел, когда фронт приближался, и нет вестей.
- На восток?
- Может быть…
- Юзек здесь живет?
- Здесь, в Мнихове.
Незнакомца, кажется, не обижали лаконичные ответы Коваля. Он медленно затягивался дымом и неторопливо говорил:
- Как-то мы говорили о вас. И один товарищ сказал, что стоило бы проведать Ковалей. - Последнюю фразу он произнес таким тоном, будто ждал ответа на вопрос. Но старый Матеуш потягивал трубочку и молчал. - Вот я и приехал.
- Всегда рад гостям.
- Я сюда к вам не в гости приехал.
- Да?
- Да. Что это вы так насторожились?
- Если не в гости, то, наверное, по делам.
- Да.
- Так что вы там с этими товарищами решили?
Незнакомец коротко ответил, что намереваются восстановить оборвавшиеся связи. Война разбросала людей: многие скитаются по свету, другие были вынуждены сменить место жительства.
- Зачем?
- Нужно подумать о будущем. Война затянулась надолго, - ответил связной. - Нужно подумать об организации. От наших вздохов Гитлеру хуже не будет.
- А что это будет? Партия?
- Нет.
- Почему?
- Вы ведь знаете: мы же не можем создать ее сами. Все спрашивают, - вздохнул Худой, - но нельзя нам самим начинать. Однако и ждать тоже нельзя. В конце концов мы сошлись на одном: нужно кое-что знать друг о друге, помогать один другому, изучать создавшуюся обстановку. Неплохо было бы хоть чем-то насолить немцам. А придет время больших дел - организация тогда пригодится.
- А когда придет это время? О чем здесь вообще говорить?
Старому Ковалю самому не раз хотелось поговорить со знакомыми. Но о чем говорить? Что им сказать? Что сами должны начинать? А сколько их должно быть? Коваль один партию не создаст. А как говорить о Советах? Хорошо - мало кто будет слушать, плохо - сам не хотел. Лучше держать язык за зубами.
- Так что же мы смотрим друг на друга, будто не верим, что нам удастся что-нибудь сделать?
- Начать борьбу с Гитлером? - зло усмехнулся Коваль.
- Сегодня, может быть, нет, но когда-нибудь…
- А пока Гитлер побеждает.
- Пока. Правильно говорите, что только пока.
- Вы что-нибудь знаете? - насторожился Матеуш.
- Еще нет. Но уже ясно одно: каким бы сильным он ни казался сегодня, все равно будет разбит. Трудно идти против всех.
- Как это против всех? Советы сидят спокойно.
- Я знаю одно, - прервал Коваля незнакомец, - огонь с водой не примиришь. Гитлер у себя начал с коммунистов. А помните процесс Димитрова? Рано или поздно, но фашисты нападут на Советский Союз и в конце концов сломают себе шею. И мы внесем в это дело свою лепту. Я уговариваю вас не за печкой сидеть. Мы не можем позволить, чтобы нас резали, как баранов. А когда люди увидят нас в действии, они пойдут за нами.
- Ну хорошо, - примирительно сказал Коваль, - но я ведь уже немолодой…
- Вы знаете людей, они уважают вас. Можете с ними поговорить. И у вас есть сыновья.
Глупо как-то получилось, что о сыновьях он ничего не сказал. Зато быстро назвал других, с которыми можно попробовать поговорить: с молодым Рулкой, Козой с кирпичного завода, Кужидлой, Ключеками, Здихом Бонком, с Косем. Для начала хватит…
- Хватит, - согласился незнакомец. - Подберите первую пятерку.
- Сам?
- Нет, у нас тут есть надежный товарищ, попробуйте вместе.
* * *
Метека он не остерегался, хотя теперь к нему время от времени заходили люди, приносили газеты, он сам тоже уходил по делам. Работы прибавлялось все больше. Первые две пятерки разрослись, образовалась третья. Матеуш хотел создать еще одну - на кирпичном заводе. Коза обещал подобрать надежных ребят из предместья. Там жандармы бывают редко, и молодежь чувствует себя относительно свободно. Еще до войны здесь действовали и социалисты и коммунисты.
- Ну а деревня? - напирал товарищ из округа. Он приехал вскоре после их вступления в ППР . - Что у вас есть в деревне?
- Мы еще в городе слабы, - бурчал недовольный Матеуш.
- Вот именно поэтому вам нужна деревня. Мы должны начинать борьбу. Но как начинать партизанские действия без опоры в деревне?
- А как добраться до деревни-то? - разнервничался Матеуш.
- Помню, в давние времена было здесь несколько радикальных крестьянских деятелей. Или в Домбровке, или в Скорохове.
- А захотят ли они говорить с "наемными слугами России"?
- Что, малюют уже и у вас?
- Вчера… в трех местах.
- Кто?
- Эмиссары лондонского правительства… Старый Коваль, разумеется, не сказал всего, что знал.
Надписи увидел утром. Одна чернела на стене возле склада Рутковского: "ППР - наемные слуги России". Очевидно, писали в спешке, так как капли, стекавшие с кисти, запачкали стену. Коваль остановился на минуту, хотел выругаться, но, увидев возле себя людей, отвернулся и с подчеркнуто равнодушным видом пошел дальше. Весь день был испорчен, работа валилась из рук. Взять хотя бы его самого… Получил ли он от партии хотя бы грош? Разве он работает в партии ради денег? Его главная цель - борьба с Гитлером. Так почему же они пишут такую чушь? Потом он решил: надписи наверняка сделали немцы, чтобы ввести в заблуждение людей. Это его немного успокоило. И лишь вечером…
Вечером он пошел за дровами в сарай и увидел, что валявшийся в углу разный хлам лежит как-то иначе. А потом заметил измазанное краской ведерко с торчавшей из него кистью. С минуту он стоял, пораженный догадкой, потом повернулся и пошел в дом.
Вскоре примчался Метек. Умылся, схватил ведро и побежал за водой. Возвратился быстро, заглянул в кастрюлю, налил себе слегка теплого супа.
- Ешь не спеша, - сказал отец.
- Мне некогда.
- Что, сегодня опять будешь малевать?
Метек опустил ложку и некоторое время сидел, наклонившись над тарелкой, потом выпрямился и посмотрел на отца.
- А ты видел?
- Видел. Ты бы еще мог дописать: Ковали - коммунисты.
- Не мог.
- Почему?
- Ведь я не коммунист. - Таким тоном сын с ним еще не разговаривал. Взгляд у него был гордый. - Писал потому, что вы хотите помогать Советам!
- О ком ты говоришь?
- Я ведь не слепой. Прекрасно вижу, что ты взялся за конспирацию.
- Нынче каждый должен что-то делать. Вот ты можешь вызывающе держать себя с отцом. А скажи-ка мне правду: ты хоть раз в этом своем "войске" стрелял в немца?
- Ты тоже не стрелял.
- Но зато я начну раньше, чем ты.
Поговорили они тогда довольно резко.
- Малюют, - гневно говорил товарищ, приехавший из округа. - Те же самые, которые перед войной гноили нас в тюрьмах.
"Да, - думал Коваль, - если бы, к примеру, писал такой господский прихвостень, как Коздронь, то черт с ним, с подлецом. Но как назвать такого, как Метек? Наемный слуга буржуазии? Чепуха…"
- Не обращайте на это внимания, товарищ Коваль. Продолжайте делать свое дело. Нам необходимо начать партизанские действия, борьбу.
Борьба… Матеуш хорошо знал, что другого пути нет. Если он начнет колебаться, его сочтут трусом. Кроме того, старый Коваль чувствовал себя виноватым перед Антеком. Старший сын столько пережил и имел право думать, что его семья в трудную минуту будет рядом с ним. Но как убедишь чужих, если не можешь убедить своих? Он, Матеуш, не углядел за сыновьями. Оставалась только надежда, что когда-нибудь все же наступит согласие и брат не станет проклинать брата. Да, пока только надежда…