Люси закончила чтение. Никто не нарушал установившуюся тишину, глубоко осмысливая впервые услышанные слова призыва, исходящего от человека, решительно взявшего в свои руки национальное знамя поруганной Франции.
- Да здравствует де Голль, да здравствует Франция! - воскликнул Тюлян, преисполненный возвышенными патриотическими чувствами. - Мы, солдаты отчизны поднимаемся на борьбу!
- Смерть Гитлеру и Петену! - добавил Дюран.
- Не Петен - пютен, - поправил Дюран, изменил всего лишь один звук, отчего получилось французское слово "шлюха".
- Да. Только такого имени он и заслуживает, - согласился генерал Пети. - Завел нашу родину в тупик. А ведь де Голль ему весьма обязан за пророчество. Ещё в 1926 году, представляя капитана де Голля слушателям Высшей военной школы, Петен, уже маршал, сказал: "Слушайте его внимательно, ибо настанет день, когда признательная Франция обратится к нему". Тогда в честь Петена де Голль назвал своего сына Филиппом.
- Вот что судьба делает с людьми! - удивился д ля Пуап.
- Причем тут судьба? - вмешался молчавший до сих пор Пуликен. - Человек сам строит свою судьбу. Вот мы с вами сейчас в Москве. А другие служат вишистам. Каждый избирает собственный путь.
- Разве обстоятельства в расчет не берутся? - спросил Прециози.
- Никакими обстоятельствами нельзя оправдать предательство! - вспылил обычно сдержанный командир эскадрильи. - Коль так, позволю себе зачитать еще один документ.
Он извлек из бокового кармана куртки толстый бумажник, порылся в нем и достал в несколько раз сложенную, потертую на сгибах газетную вырезку:
- Вот! Из "Пари-суар", Люси, прочтите, пожалуйста, и это.
Люсетт осторожно взяла листик, развернула с какой-то робостью, будто ожидая подвоха, стала читать:
- "С болью в сердце я говорю вам сегодня о том, что надо прекратить борьбу. Сегодня ночью я обратился к противнику для того, чтобы спросить его: готов ли он искать вместе со мною как солдат с солдатом после борьбы средства, сохраняя честь, положить конец военным действиям".
- Чьи это слова?! - раздалось несколько голосов;
- Это слова Петена, это язык гнусного предателя, - жестко ответил Пети. - Я согласен с Пуликеном: право выбора всегда остается за нами. Вы знаете, как непросто было вырваться де Голлю из Франции?
- Да нет, это нам неизвестно, - ответил за всех Пуликен.
- Петен установил за де Голлем тщательную слежку. Окруженный агентами генерал шагу сделать не мог. Выручил английский генерал Спирс, оставленный Черчиллем в Париже для связи. Он улетал в Лондон. Де Голль провожал его. У самолета распрощались. И тут внезапно распахнулась бортовая дверь, несколько пар рук схватили де Голля и втащили в самолет, не дав опомниться его "охранникам". Так что, кто верен родине, тот найдет возможность ей служить, не то что этот пютен… Согласен с Пуликеном: право выбора всегда остается за нами. Петен выбрал путь предательства. Не думал, что еще когда-нибудь услышу его омерзительное изречение!
- Извините, мой генерал, я сохранил вырезку как обвинение. Придет же время предъявлять счет предателям. А я ведь газетчик…
- Молодец, Жозеф! В таком случае дарю тебе листовку с призывом де Голля.
- Это самый щедрый подарок из тех, которые мне довелось принимать. Благодарю, мой генерал!
Тексты обращений двух французских генералов легли рядом в толстом бумажнике Пуликена.
- Вот вам и судьба! - попытался сострить Дюран. - Снова оказались вместе.
Шутка была явно неудачной.
Все сделали вид, что не расслышали ее.
Прием подходил к концу. Опустошив бутылки, прокрутив все пластинки, французские летчики поочередно танцевали с дамами под аккомпанемент любимой песни:
О, Париж, мой Париж,
Ты в синеве ночной
Огнями яркими горишь,
Париж, Париж,
Всегда со мной,
Везде со мной,
Люблю тебя, Париж!
Всем хотелось, чтобы вечер этот никогда не кончался. Но перевалило за полночь. А ранним утром - вылет в Иваново. Не представилось возможности "нормандцам" побродить по Москве. Только сверху, в иллюминаторы, видели они Красную площадь, Кремль, Мавзолей Ленина, Сожаление о столь кратком пребывании в столице СССР выразил Пуликен, когда благодарил генерала за чудесный прием.
- Надеемся, - сказал он, - что еще не раз побываем у вас на Кропоткинской, и вы покажете нам Москву.
Генерал Эрнест Пети заверил майора Пуликена, что так и будет, пожелал всем успешно подготовиться к боевым действиям, проявить на русском фронте все величие французского духа.
- Не забудьте оставить адреса для наших милых дам, - добавил он, - Они многое могут сделать для вас. Для начала хотя бы вышить золотом нарукавные нашивки "Нормандия". Чтобы при вынужденной посадке русские люди могли определить вашу принадлежность к эскадрилье "Нормандия".
Раздались одобрительные возгласы. Все снова сгрудились вокруг Люсетт, Жинетт и мадам Мисраки.
- Не волнуйтесь, - успокоила летчиков Люси, - все получите золотые нашивки. Пишите нам, делайте заказы, мы с Жижи всю Москву обегаем, но достанем все, что потребуется.
Бизьен одиноко стоял в сторонке. Люси подошла к нему, ласково посмотрела в глаза:
- Вам, милый Ив, я вышлю нашивку первому.
Бизьен зарделся от нахлынувшей волны благодарности.
Утром грузились в те же неотапливаемые тихоходы Ли-2. На аэродром подъехал Мирле. Был он не в лучшем расположении духа. В Лондоне, из которого майор только что вернулся, дали согласие на вооружение "Нормандии" советскими истребителями. А представитель американского посольства в Москве адмирал Стенли недвусмысленно дал понять, что это решение является большой ошибкой. Мол, Британия поставляет в СССР "харрикейны", а Соединенные Штаты - Белл Р-38. Стенли и его сторонники из английского посольства были взбешены, когда Мирле открыто заявил, что в настоящий момент лучших истребителей, чем "яки", нет ни у американцев, ни у англичан, ни у немцев, а французы должны воевать именно на лучших самолетах.
Обо всем этом Мирле доложил генералу Пети, рассказал майору Пуликену, который, как и все летчики "Нормандии", жаждал получить русские боевые машины.
- Как теперь все обернется? - беспокоился Мирле.
- Конечно, союзные посольства будут гнуть свою линию - престижа авиации их государств. Однако последнее слово за нами, французами. Думаю, все будет по-нашему, - сказал Пети.
- Я тоже уверен в этом, - поддержал генерала Мирле, - Придется побороться. Хорошо, что в советских ВВС мы имеем надежного друга полковника Левандовича. Он и другие поддержат нас.
На том и расстались. Ли-2 взял курс на Иваново. Полет в неизвестность продолжался. Но он уже не холодил, как прежде, французские сердца. Потому что позади были гостеприимный Баку с первым русским тостом, приветливая Москва с военной миссией, генералом Пети, майором Мирле, очаровательными Люсетт, Жинетт и мадам Мисраки. Постепенно неизвестность становилась все менее загадочной и тревожной.
Ли-2 ушли, а генерал Пети и майор Мирле еще долго вдыхали бодрящий морозный воздух подмосковного аэродрома, обсуждая далеко не простую проблему: как помочь "нормандцам" утвердиться на советской земле, создать вокруг них атмосферу симпатии и доброжелательства, дать почувствовать им внимание и заботу со стороны русских.
- Мой генерал, - обратился после долгого раздумье Мирле, - Я вспомнил сейчас один очень важный для нас момент из своей жизни: задолго до войны в эльзасской школе мне довелось некоторое время учиться вместе с дочерью советского писателя Ильи Эренбурга, жившего тогда в Париже. Разрешите воспользоваться этим обстоятельством, обратиться к Эренбургу.
- И что будет?
- Он - человек высочайшей культуры - до тончайших нюансов владеет нашим языком. Надо организовать его встречу с летчиками "Нормандии", а остальное сделает его золотое перо.
Генерал Пети знал об исключительной популярности писателя Эренбурга. Знал, что к нему питал ненависть Гитлер за его публицистические разоблачительные статьи в печати. Но он помнил указание де Голля: избегать идеологического подчинения. И это были не просто слова. Ведь приставка "де" - свидетельство дворянского происхождения. А всем известно, что под ледяной маской невозмутимости Шарля де Голля скрывается характер крайней полюсности - от стоической уравновешенности до нервозной несдержанности. Можно предположить его примерную реакцию в зависимости от того, что напишет Эренбург. А что он напишет - не предугадаешь.
Мирле понял колебания генерала.
- В Лондоне в наших кругах высоко ценят Эренбурга, - принялся рассеивать сомнения генерала. - Он искренне любит Францию и кроме пользы ничего иного нам не принесет.
- Ну, хорошо, - согласился генерал, - нащупывайте дорожку к писателю, а там видно будет…
Пока Ли-2 находились в полете, пока Пети и Мирле вели разговоры, Люсетт и Жинетт объезжали московские магазины в поисках парчовых ниток для нарукавных нашивок "Нормандия",