- Я ошибся. Я забыл, какое сегодня число. Уже два дня, как дипломатический корпус изменил место своего пребывания. До свидания!
Машина рванулась и резко свернула влево. Кулибаба в растерянности раскрыл рот и так и стоял, глядя им вслед.
Сноу повернулся к Вестри; вероятно, он подумал, что тому непонятен смысл этой сцены, и счел необходимым объяснить:
- Кулибаба очень порядочный молодой человек. Он обязательно выбьется в люди. Вы не думайте, что он дурак. На Ближнем Востоке мы из гораздо больших дураков делали всяких эмиров и королей. Он еще себя покажет. Кто знает? После этой адской катастрофы придется ведь подбирать для польского правительства совершенно новых людей. С нас, англичан, хватит шутов вроде Бека, у которых от любого пустяка голова кружится. Поэтому способный, исполнительный молодой человек, сочувственно относящийся к Англии, может рассчитывать на нашу поддержку. Особенно если он людовец, понимаете…
- Мне совестно… - спохватился Вестри. - Я занял его место…
- Чепуха! - Сноу махнул рукой. - Место нашлось бы, чемоданы можно было бы сдвинуть. Но вы понимаете, нельзя требовать слишком многого даже от английского дипломата в восточных странах. Мало того, что в Варшаве всю последнюю неделю не было теплой воды, что эти дороги, эти толпы, эти бомбы… Но еще везти с собой человека, пусть и будущего польского министра, польского премьера, который наелся местного национального лакомства - как его? - тчес… чес… Вы чувствовали, какой запах распространял вокруг себя наш дорогой Кулибаба?
- Чеснок! Чеснок! - воскликнул Вестри. - А я-то думал, чем здесь так вкусно пахнет!
Сноу посмотрел на Вестри, веселые огоньки сверкали в его глазах. Потом он решил проявить заботу о своем госте:
- Сядьте поудобнее! А сокровища, которые вы прижимаете к себе, можно ведь положить вон там, за чемоданом.
Лицо Вестри сразу сделалось каменным.
- Нет, нет, пустяки! Мне очень хорошо.
Он передвинул сверток подальше от Сноу, спрятал под полой пиджака.
25
Они попали в безвыходное положение еще на мосту и в течение всех первых суток блуждали среди моря беженцев либо отсиживались в кустах, ожидая, когда минует очередной налет. На следующую ночь было немножко легче. Ромбич уехал с Нелли и Слизовским, а Лещинский за ними - на пикапе с легкой радиостанцией и несколькими солдатами. Толпа беженцев немного поредела, теперь шофер только бешено сигналил да время от времени зажигал фары - это сразу действовало: беженцы кричали благим матом, чтобы он погасил, иначе начнется бомбежка, и удирали с дороги, роняя свои вещи.
Под Седльцами они впервые попали в большой затор. Какая-то воинская часть, видимо сильно потрепанная, пробивалась беспорядочными группками через речку, переправлялись обозы. Мост был взорван, вместо него соорудили временную переправу из бревен. Повозочные, не дожидаясь, пока идущие впереди переберутся на другую сторону, хлестали кнутами лошадей, ругали друг друга, телеги с треском сталкивались, кто-то грозил, что будет стрелять, солдаты прыгали в болотце возле речки, сапоги их хлюпали по воде.
Близился рассвет, и это больше всего тревожило солдат.
- Так я и буду для твоего удовольствия канителиться здесь до утра?! - орал повозочный, вышедший победителем из поединка. - Дождешься здесь! Пошли, старые! Пошли, черт бы вас взял! - И он гнал лошадей полугалопом, лишь бы уйти подальше.
Машины ждали около часу. Пробка не рассасывалась. Слизовский отправился на разведку и сейчас же вернулся.
- Плохо дело, пожалуй, целая дивизия…
Ромбич не выдержал:
- Что такое? Найдите командира, прикажите, чтобы подождали. Ведь это займет пять минут. Скажите, что из ставки…
Слизовский поморщился, но пошел. На этот раз он долго отсутствовал, но вернулся ни с чем.
- Никто не знает, где командир дивизии…
- Как это? Что за дивизия? Я его сейчас!..
- Не хотят говорить.
- Покажите свой документ! Найдите командира!
- Пан полковник, - смутился Слизовский. - Они очень напуганы. Не хотят слушать.
- Как? Не хотят подчиняться Верховному командованию?..
Слизовский не ответил, он стыдливо мялся.
- Подать сюда сейчас же кого-нибудь из офицеров! Что за неразбериха! Почему не сформировали маршевую колонну? Что означают эти гонки?
Слизовский только головой вертел. Ромбич не сдержался, хлопнул дверцей и гордо зашагал, на ходу поправляя пояс и поглаживая револьвер.
Они остановили первого попавшегося солдата.
- Где командир?
Солдат поглядел на них, шмыгнул носом, отвернулся и пошел прочь.
- Стой! - заорал Ромбич. - Стой, стрелять буду!
- А ну попробуй, - бросил тот через плечо.
Ромбич, может, и выстрелил бы, зайдясь от ярости, если бы Слизовский изо всех сил не сжал его руку: к ним подходили другие солдаты, один снимал с плеча винтовку.
Ромбич и Слизовский отошли, и солдаты тоже ушли, не обращая больше на них внимания. Новая толпа грязных, громко топающих солдат показалась Ромбичу более организованной, неведомо почему он решил, что эти движутся походным строем. Он подошел к ним и спросил:
- Кто командир?
- Ну я, например, - высунулся вперед какой-то молокосос. - А вам чего?
- Как? Встать смирно! Не видите, кто я такой!
- Ну-ну, потише. Много тут всяких путается…
- Я представитель ставки. Как вы смеете!..
- А ты знаешь, где у меня твоя ставка? Ребята, сказать ему?
- Скажи, скажи! - крикнул другой солдат. - Сам не догадается, видать, дураковатый.
- Да разве других в ихнем штабе найдешь? - подхватил третий.
Солдаты шли прямо на них; Слизовский оттащил Ромбича в сторону. Солдаты мрачно засмеялись.
- Вернемся! - шепнул Слизовский. - Часть совершенно разложилась. Не дай боже…
Ромбич его понял, они быстро добежали до машины, и Ромбич с раздражением поспешил оттолкнуть Нелли от окна. Слишком поздно.
Возле автомобиля остановилась новая группа солдат. Сзади кто-то со смехом им крикнул, что машина "из ставки". Этого было достаточно, чтобы солдаты стали бесцеремонно ее разглядывать и вслух делиться впечатлениями.
- Глядите, глядите! - тянул один с притворным восхищением.
- Лимузин! Красота! - подхватил другой.
- Ну конечно! В смысле удобств наша ставка хо-хо! - согласился первый.
- Штабная машина. Там, брат, только и думают, только и думают, как бы нам, беднягам, насолить покрепче, - вступил в разговор третий.
- Ребята, гляньте-ка! - крикнул четвертый, нагнувшись к окну. - Девочка, ей-богу!
Солдаты обступили машину с двух сторон, облепили стекла, кто-то навел электрический фонарик прямо на лицо Нелли. Она вскрикнула, заслонилась сумочкой. Ромбич выхватил револьвер, Слизовский, сидевший рядом с шофером, перегнулся и едва успел поймать его руку.
Светало, и это в конце концов их спасло. В тот самый момент, когда кто-то из солдат предложил извлечь девку на свет божий и поглядеть, как устроены генеральские потаскухи, вроде солдатских или по-другому, раздался крик: "Господи боже, уже день!" - и все побежали.
Машина ползла так же медленно, как и прежде. Слизовский, не спросясь у Ромбича, велел шоферу пикапа дать задний ход. Обе машины пятились несколько сот метров, пока им не удалось свернуть.
- Газу! - Слизовский наклонился к Ромбичу. - Объедем Седльцы, тут есть боковые дороги. Днем это даже лучше…
Уехали они недалеко. С появлением первого же немецкого самолета на шоссе образовалась пробка, повозочные бросились в поле, лошади вставали на дыбы, машины застряли. Ромбич и его спутники, захватив портфели, тоже умчались в поле, спрятались под кустиками. Нелли в спешке потеряла туфлю.
Налет был длительный; к счастью, внимание немцев сосредоточилось на скоплении повозок и людей возле речки. Было видно, как поднимаются и затем рассеиваются столбы дыма, слышался гул взрывов, звучавший в это солнечное утро отчетливо, как удары огромного чугунного колокола. Лещинский уверял, что отсюда надо удирать, столкнуть в ров повозки, стоявшие теперь как попало. Нелли, однако, подняла визг - ни за что на свете она не согласится покинуть кусты. Итак, они ждали, выглядывая из-за веток.
В кустах было полно солдат. Здесь Ромбичу впервые довелось встретить офицера из отступающей части. Это был тридцатилетний поручик в потрепанном после десятидневной кампании мундире. Полковничий авторитет Ромбича еще подавлял его, тем более что после печального опыта с рядовыми Ромбич не хвастал своей принадлежностью к ставке. Зато он расспрашивал поручика, что это за часть и что с ней случилось, с мстительной радостью готовя рапорт маршалу, мысленно составляя предложение относительно командира: снять, разжаловать, отдать под суд. Но уже при первых словах поручика он похолодел.
- Что за часть? Сорок первая резервная дивизия! - Поручик минутку подумал: не полагается ведь называть номер части, - но махнул рукой. - Три дня назад немцы столько пленных у нас взяли, что знают все о нас лучше, чем мы сами. Вы спрашиваете, пан полковник, что с дивизией…
У Ромбича пропал интерес, он поморщился, но у поручика чесался язык.
- Я не поверил бы, что это возможно, если бы сам не пережил…
Теперь и Ромбич и Слизовский беспокойно ерзали под кустом, но поручик был неумолим:
- Представьте себе, два эскадрона немецкой кавалерии переправляются через Нарев. А из-за реки нас обстреливают примерно десять танков. Пан полковник, вы понимаете, не артиллерия, а танки. Эти снаряды сорок пять ненамного страшнее ручных гранат.
- Да, да! - замахал рукой Ромбич.
- Нет, вы послушайте. Пусть все знают, что у нас творилось, Ваш опыт… Я, например, сам не понимаю и хочу, чтобы вы толком мне объяснили.