Я слышал, как настойчиво шепчу эту команду, но ее заглушил внезапный слитный звон колоколов по всей местности. Колоколов, звонивших в честь освобождения Франции. Ветер доносил до нас ликующий перезвон, возвещающий, что Франция свободна. Люди забыли ужасы войны, ад высадки в Нормандии, разрушенные дома, разоренные поля. Они знали только, что теперь вновь стали свободными людьми. На улицах американские солдаты танцевали с французскими девушками. Vive la France! Mort aux Allemands!
Лейтенант Брандт напряг мышцы. И прыгнул. Разрывающий барабанные перепонки взрыв заглушил колокольный звон. Взметнулся язык пламени… Мы бросились вперед. Клаусу оторвало обе ноги. Одна лежала рядом с ним, другая улетела Бог весть куда. Все его тело было в ожогах, но он все-таки пребывал в сознании.
Старик сразу же сделал ему укол морфия. Мы с Портой наложили жгуты на кровоточащие культи. Мундир его был изорван, пахло горелой плотью. Клаус сжимал, сколько мог, зубы, но потом боль стала невыносимой, и его мучительные вопли смешались с веселым перезвоном.
- Еще морфия! - крикнул Малыш, очнувшийся после удара Порты.
- Больше нет, - негромко ответил Старик.
Малыш напустился на него:
- Что это, черт возьми, значит - нет?
Пауза.
- То, что говорю, - ответил Старик, раздраженно отбросив шприц. - Нет больше морфия.
Что могли мы поделать? Ничего. Только сидеть возле лейтенанта и мучиться вместе с ним. Кто-то вставил сигарету в его уже посиневшие губы.
- Все будет хорошо…
- Полежишь в госпитале…
- Ты не умрешь, это конец войны…
- Все будет хорошо, когда донесем тебя до базы…
- Слышишь колокола? Это конец войны!
Конец войны… Вскоре настал и конец жизни нашего лейтенанта. Он умер меньше чем через минуту, и мы пошли по минному полю по своим следам, между белыми вехами, которые он помогал устанавливать, неся его на плечах; похоронная процессия под торжествующий звон колоколов. Малыш шел первым. Порта замыкал колонну, играя печальную мелодию на своей флейте. Называлась мелодия "Полет диких лебедей"; она была одной из тех, которые Клаус любил больше всего.
3
Русский лейтенант Гаранин из Четыреста тридцать девятого Восточного батальона сделал со своим взводом татар поразительную находку: в американской машине вместе с тремя мертвыми офицерами лежал набитый бумагами портфель. Гаранин сразу же схватил его и помчался к командиру роты; тот так же быстро решил, что разбираться с документами следует генералу Марксу, командующему Восемьдесят четвертой армией. Поэтому оба офицера отправились к генералу, прихватив драгоценный портфель.
Генерал сразу же оценил находку Гаранина и, не теряя времени, сообщил о ней в штаб Восьмой армии. Там, к его удивлению и негодованию, рассмеялись и сказали, что он несет чушь. Разгневанный генерал был способен лишь сидеть, кипя от злости; адъютант тактично встал рядом с ним и сам стал просматривать содержимое злосчастного портфеля. Оба были твердо убеждены, что документы подлинные.
- Герр генерал, не считаете, что секретная служба…
Генерал считал. Секретная служба должна быть немедленно поставлена в известность. Документы, вне всякого сомнения, были чрезвычайной важности. Затем он связался с генерал-фельдмаршалом Рундштедтом и сообщил, что у него, генерала Маркса, есть совершенно секретные планы вторжения союзников в Нормандию. Планы недвусмысленно подтверждали истину того, что до сих пор было лишь догадкой: недавняя высадка представляла собой лишь прелюдию к полномасштабному вторжению, которое все прогнозировали в течение последних четырех лет.
- Ерунда! - завопил фон Рундштедт и швырнул трубку.
Генерал-фельдмаршал был непреклонен. Эти планы - фальшивка. Умышленная подделка. Подброшенная, чтобы достаться в руки такому легковерному болвану, как генерал Маркс. Если на то пошло, сами высадки имели цель ввести в заблуждение. У фон Рундштедта были свои взгляды на этот предмет. Разумеется, союзники планировали вторжение, это знал любой идиот, но высадки в Нормандии не были прелюдией к нему. Они проводились как тщательно продуманный отвлекающий маневр.
- Снять генерала Маркса с должности! - раздраженно приказал фон Рундштедт. - Он идиот, фантазер и не вправе командовать армией. К черту его.
ГОЛГОФА
Стояла ночь. Мы возвращались тремя колоннами по главной дороге на позицию № 112. Сырой туман Северного моря забирался нам в горло, под одежду, проникал до самых костей. Мы шли в хвосте одной из колонн. Авангард давно скрылся в тумане. Его существование мы просто принимали на веру.
Порта на сей раз не вел речь о еде. Он возвратился ко второй теме своих разговоров и рассказывал одну из бесконечных историй о шлюхах. Старик, замыкая колонну, флегматично шел, втянув голову в плечи; из уголка рта торчала неизменная трубка, каска свисала на подбородочном ремешке с винтовки. Мы всегда называли его Стариком. С самого начала. На самом деле он был фельдфебелем Вилли Байером, командиром нашего отделения. По армейским представлениям, он не был идеальным солдатом: сапоги его были велики на два размера, мундир - потрепанным, щеки покрывала недельная щетина; зато он был лучшим командиром отделения, какого я знал.
Мы свернули с дороги и пошли по тому, что, видимо, несколько дней назад было довольно обширным лесом. Но теперь деревья были повалены, земля изрыта танковыми гусеницами; повсюду землю густо устилали подбитые танки, брошенные джипы, опрокинутые грузовики. Не менее густо лежали груды человеческих тел.
- Господи, сколько же убитых! - пробормотал Малыш, впервые в жизни испытывая почти благоговейный ужас.
Порта сострадательно прервал на секунду рассказ о шлюхах.
- Крупнокалиберные снаряды, - сказал он.
- Это новый тип минометных мин, - возразил Хайде, всегда бывший в курсе последних новостей. - Они испаряют мундир и сжигают человека.
- О, превосходно! - сказал, захлопав в ладоши, Порта. - Жду не дождусь, чтобы испытать это на себе.
Действительно, обожженных тел на земле было много. Были и другие бросавшие в дрожь зрелища. У древесного ствола стоял голый парень без ног. Оторванные руки и ноги валялись повсюду. Малыш наткнулся на оторванную голову, все еще в каске, и с силой пнул ее, словно футбольный мяч. Легионер, обычно самый невпечатлительный из нас, прижал руку ко рту и отвернулся.
- От некоторых вещей, - сказал он, - меня выворачивает наизнанку. Зрелище катящейся по земле человеческой головы - одна из них.
- Здесь как в мясной лавке, - заметил Грегор, чье воображение отправилось в полет. - Разделанное мясо висит повсюду.
- По-моему, больше похоже на адскую кухню, - сказал Порта. - Держу пари, лежащего здесь жареного мяса хватит, чтобы целую неделю кормить половину немецкой армии.
- Заткни свою грязную пасть! - неожиданно рявкнул Старик.
Мы смущенно умолкли. Внезапно, едва Порта стал спрашивать, "рассказывал ли я вам о…", земля под нами загудела и затряслась, раздался оглушительный взрыв. Мы все инстинктивно упали на колени.
- Рота, рассыпаться!
Мы поспешно рассыпались. В небо взметнулся яркий столб огня. Должно быть, стреляла "Дора", реактивная установка с двенадцатью направляющими.
Гуськом, низко пригибаясь, мы двинулись в укрытие за одной из сложенных без раствора стен, которых много в этой части Франции. Противник осложнял нам жизнь тем, что менял позиции после каждого залпа, старательно перетаскивая орудия на новое место и паля в нас с неожиданных точек.
- Пошевеливайтесь! - прошипел Старик. - Снаряды падают все ближе. Вот-вот нас накроют.
В подтверждение его слов прямо позади нас взметнулась туча густого дыма, пронизанного темно-красным пламенем. Судя по страшным вою и крикам по другую сторону тучи, пострадали многие бедняги.
Мы поспешно укрылись за стеной. Защиту она оказывала более психологическую, чем практическую, но, к счастью, тогда никто об этом не думал. Из снарядной воронки внезапно появился наблюдатель, лейтенант-артиллерист, и злобно напустился на нас. Он был весь в крови и грязи, с кровоточащей раной на лбу.
- Что здесь, черт возьми, происходит? - спросил лейтенант. - Кто командует этой сворой кретинов?