7
Наталья услышала гул бомбардировщика - она научилась узнавать его самолет по звуку, - бросилась к окну. Да, это, несомненно, его самолет. За трое суток отсутствия мужа она многое передумала и многое поняла. То, что он не позвонил с аэродрома вынужденной посадки, вполне объяснимо: разумом он простил ее, а душой - нет. Что ж, она того заслужила. Другой на его месте не стал бы церемониться: иди на все четыре стороны и живи как хочешь. Куда бы она сунулась без средств к существованию, без профессии?..
Николай вернулся домой часа через три после посадки - всегда у него находятся дела на службе, - усталый, почерневший, а она услужливо приготовила ванну, подала полотенце, мыло. Несмело спросила:
- Тебе помочь?
- Не надо.
Мылся он долго и неторопливо, а ей так хотелось поговорить, узнать, что случилось, почему он не позвонил. Правда, как задать эти вопросы, чтобы не показались они фальшивыми, она еще не знала, но, не уйди он в ванную, они давно слетели бы у нее с языка. А теперь его усталый вид, отчужденность - видимо, он догадался, что она приготовилась к разговору, и не хотел его - сдерживали.
Когда он вышел, посвежевший, будто смыв вместе с потом и пылью усталость, она решилась:
- Хочешь кофе?
- Чашечку можно.
Наталья включила газ, поставила кофеварку и пригласила его на кухню.
- Посиди здесь. Расскажи, где был, что видел.
- Разве тебе дежурный диспетчер не звонил?
- Звонил. После того как я надоела ему своими звонками.
- Афганец нарушил связь, - виновато сказал Николай. - Мы тоже долгое время не могли дозвониться. А потом… это же не Москва и даже не Белозерск. Кстати, сейчас самая трудная пора, может, домой съездишь, дочурку проведаешь?
Его предложение удивило ее: что это, очередная жалость или он наконец решился?..
- По Аленке я соскучилась, но почему ты предлагаешь именно теперь?
- Я тебе объяснил. И у меня начинается серьезная работа.
- Разве я тебе мешаю?
- Так будет лучше для нас обоих.
- Все-таки ты не простил?
- Я забыл о прошлом, как о дурном сне. Но кое-кто считает, что я приехал сюда за длинным рублем и не желаю поступиться семейными благами, тебя за собой таскаю, мучаю.
- Сташенков?
- Какая разница. Только я один…
- А Вихлянцев?
- У него другая служба и другое положение.
- Мало ли кто что думает! На каждый роток не накинешь платок.
- И все-таки я тебя прошу.
- Хорошо, я поеду. Но поверь - мне не хочется уезжать.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1
Отъезд Натальи не облегчил душевного состояния Николая, как он надеялся, наоборот, без нее он почувствовал себя неприкаянным - дома давили стены, а на службе встречи со Сташенковым, который после вынужденной посадки и нагоняя от начальника центра еще откровеннее предъявлял претензии к Николаю, отчитывал его за малейшую оплошность, гонял на предполетной подготовке и на разборе полетов, сосредоточивал на нем все внимание, выставляя его как жалобщика, неженку.
Николай терпел, не вступал в пререкания, догадываясь, что майор того и добивается, чтобы при случае был повод выпроводить его из отряда как нерадивого и мало пригодного для испытательской работы летчика.
Однажды на розыгрыше полетов он вернулся к вопросу, непосредственно касающемуся действий Николая во время афганца:
- Вы (все-таки Николай заставил его обращаться на "вы") подходите к полигону. Задание: бомбометание с большой высоты и с малой. Вам передают штормовое предупреждение: пыльная буря движется со скоростью семьдесят километров в час в сторону аэродрома, где вы должны производить посадку. Если делать все три захода на бомбометание, пыльная буря закроет аэродром. Ваше решение?
Николай сразу понял, куда клонит командир отряда, и постарался объяснить летчикам, почему он так поступил:
- Поскольку бомбометание экспериментальное и задействовано немало людских и технических средств, буду выполнять задание согласно плану.
- Садитесь, - махнул майор рукой, выражая безнадежность. - Бездумное усердие равно безрассудной храбрости - много шума и мало проку. Конечно, престижнее выглядеть в глазах товарищей этаким смельчаком, ухарем, но ставить во имя этого под угрозу жизнь экипажа и самолета никому не позволено. Надеюсь, всем это понятно?
- Но разрешите, - хотел возразить Николай: пыльная буря никакой опасности экипажу и самолету не представляла - запасные аэродромы были открыты, но Сташенков прервал:
- Не разрешаю. Дискутировать в курилке будете.
А вчера снова напомнил о звонке Николая генералу:
- …Экипаж по метеоусловиям посажен на запасной аэродром, телефонная связь отсутствует, проходимость радиоволн минимальная. Зарядная аккумуляторная отсутствует. Ваши действия? - Обвел присутствующих летчиков взглядом. Остановился на Николае. - Прошу, товарищ Громадин, поделитесь опытом.
Николай встал, чувствуя, как кровь ударила в голову и грудь: сколько он еще будет мучить и чего он добивается? Но взял себя в руки и как можно спокойнее ответил:
- Чтобы сэкономить энергию аккумулятора, подожду, пока улучшится проходимость радиоволн, затем обращусь за указаниями к тому начальнику, который оперативнее решит вопрос возвращения на свой аэродром.
- В таком случае надо прямо к главкому, - съязвил Сташенков.
- Можно и к главкому, если другого выхода нет, - подтвердил Николай.
Командир отряда набычил шею, прошелся вдоль стены, увешанной схемами разных тактических приемов атак наземных и воздушных целей, остановился посередине класса.
- У главкома только и дел, чтобы каждому дитяти носы вытирати. Я уже объяснял вам, уважаемый Николай Петрович, в испытательском деле нужен думающий летчик, умеющий самостоятельно оценивать обстановку и принимать грамотные решения…
По тому, как он продуманно и методично осуществлял свой план выживания строптивого подчиненного, Николай понял, насколько он коварен и мстителен. Спустя несколько дней Сташенков изменил тактику, вдруг стал планировать Николаю полет за полетом. А однажды объявил:
- Запланируйте на завтра полет с правого сиденья. Слетаю с вами и дам допуск к инструкторской работе. Один я не справлюсь.
В обязанности командира отряда входила проверка летчиков к полетам ночью, в облаках, которые бывали здесь преимущественно весной и осенью, после длительных перерывов. До приезда Николая Сташенкову помогал предшественник, уехавший по замене. В отряде были другие опытные летчики. Почему Сташенков предпочтение отдал Николаю? Хочет примирения? Такие честолюбивые люди, у которых гордыня превалирует над здравым смыслом, вряд ли пойдут на уступки. Что же тогда?..
Вскоре Николай понял что. Инструкторские права и обязанности ничего, кроме лишних хлопот и нервотрепки, не давали, зато отнимали уйму времени и самостоятельные полеты на испытание новой техники, за которые хорошо платили; от инструкторских "привилегий" все открещивались как от наказания. Николаю же отказываться не было оснований, да и отказ еще более убедил бы Сташенкова, что Николай напросился в пустыню за длинным рублем.
Майор слетал с ним и сказал с улыбкой:
- Поздравляю. Теперь вы моя правая рука. Надеюсь, оправдаете доверие.
От Николая не укрылась насмешка в глазах. Но приказ начальника - закон для подчиненного…
Инструкторские полеты особенно не докучали, их было немного, но кроме них Сташенков посылал Николая то за почтой в Кызыл-Бурун, то за запчастями на завод, то заставлял облетывать после ремонта самолеты. Давал "чистый" налет, чтобы в конце года не упрекнули его за неравномерную нагрузку. Зато и получка тоже была "чистая" - только за должность и звание. И ни копейки испытательских. Николая это не расстраивало: Наталье и Аленке хватает, а он в столовой питается. Но расстроило членов экипажа, и после получки штурман заявил Николаю:
- Слишком дорого, товарищ командир, обходится нам ваше психологическое несоответствие со Сташенковым. Обижайтесь не обижайтесь, а мы вынуждены проситься в другой экипаж.
И Николаю пришлось летать с другими людьми. Штатного экипажа у него, по существу, не было, что являлось нарушением Наставления по производству полетов. Как-то Николай напомнил об этом командиру отряда.
- У нас особые задания, и разрешается выполнять их нештатным экипажем, - парировал Сташенков.
- Но не каждый раз, - возразил Николай.
- А кого я вам дам, если с вами не хотят летать? - отрезал Сташенков. И спросил: - Кто желает в экипаж Громадина?
У Николая от стыда заполыхало лицо - с ним не хотят летать: к кому он ни поворачивался, те опускали глаза.
Сташенков торжествовал - вот чего он добился!
- Может, вы, товарищ Кандыбин? - продолжал майор издеваться, назвав фамилию известного своей жадностью штурмана, о котором местные острословы слагали анекдоты.
- Не-е, - заблажил Кандыбин. - Лучше с Румянцевым.
Класс содрогнулся от хохота: еще недавно Кандыбин жаловался на своего командира экипажа, что тот несправедлив к нему, и просился в другой экипаж. Теперь же, когда ему предложили, отказался.
В худшее положение Николай, казалось, еще не попадал. Что может быть унизительнее, когда тебя отвергают товарищи!
Сердце так сдавило, словно он получил удар в солнечное сплетение. Перехватило дыхание, и он не мог вымолвить ни слова.
Вдруг встал капитан Мальцев.