После романа "Кочубей" Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом "Над Кубанью", в трех книгах.
Роман "Над Кубанью" посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.
Роман написан приподнято, задушевно, с большим знанием Кубани и ее людей, со светлой любовью к ним и заинтересованностью. До сих пор эта эпопея о нашем крае, посвященная событиям Октября и Гражданской войны, остается непревзойденной.
Содержание:
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ 1
ЧАСТЬ ПЯТАЯ 33
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ 45
НЕСКОЛЬКО СЛОВ ОБ АВТОРЕ 64
Примечания 65
Аркадий Первенцев
Над Кубанью. КНИГА ТРЕТЬЯ
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ГЛАВА I
Жизнь шла, и мир был горяч и приветлив. Из тропических стран снова налетели стаи дикой птицы и снизились на прикубанских чернолозных лиманах. А казалось, осенью их всех перебили охотники, развеяли ветры и снежные вихри суровых кавказских перевалов. Ночью, когда на лунном золоте плесов играли белобрюхие карпы, высоко в безбрежном небе курлыкали вечные странники - журавли, тяжело помахивая могучими крыльями. Шумели воды Кубани, кружились над крутояром пенные стремнины, и молочай на отслоенном гнилище вытягивал липкие растопыренные стебли. Гнилище могло вот-вот рухнуть, но молочай кустился и тянулся к солнцу. Поднимались степные травы, выжженные солнцем в прошлом году и до пыли затоптанные гуртами. И даже подшибленные морозами озимки поднялись и гостеприимно принимали грачиные стаи.
…Миша и Ивга выехали на дорогу, пробитую по днищу Бирючьей балки. Цвели пахучие терны и боярышники, и в лесу гулко куковала кукушка, уцепившись за причудливую ветвь засохшего дуба. Вот она смолкла и сразу как-то потерялась, словно превратившись в серый нарост на сухостое. Не успел Миша мысленно опросить: "Кукушка, кукушка, сколько мне лет жить?" - как она вновь закуковала, покачиваясь и взмахивая острым хвостом. Ивга рассмеялась…
- Ты чего, Ивга? - спросил Миша.
- Мы будем долго-долго жить, - сказала она, - ты слышишь, как долго она…
- Ты тоже загадала о себе?
- О нас обоих.
Она прислонилась щекой к теплой дробине, наблюдая ритмичное пошатывание железных люшней. Высокие стебли прошлогоднего конского щавеля, цепляясь за мажару, осыпали ее коричневым прелым семенем. Тягучая сладкая духота кружила голову.
- Только не говори Петьке, что мы вместе купались, - тихо попросила Ивга, - он будет смеяться.
- Не скажу, - строго пообещал Миша.
Кони споро одолели подъем. Засинела Золотая Грушка.
- Поедем туда, - предложил Миша, - ведь мы ни разу там не были вместе.
- Может быть, уже поздно, и ваши будут ругаться?
- Мы только поднимемся на курган и сразу же - вниз. А оттуда все равно есть хорошая дорога.
- А не сделаем мы крюк?
- Уж кто-кто, а я знаю, - и он наклонился к девочке и шепотом сказал - Ты узнаешь тайну Золотой Грушки.
Ивга принебрежительно пожала плечами.
- Слышала. Мне рассказал Петя.
- Петя? - поразился Миша. - Что же мог он рассказать?
- Петя говорил мне, что там закопали…
- Закопали? - спросил Миша, еле сдерживая волнение.
- Да, зарыли какую-то старую лошадь. Разве это так интересно?
- Значит, ты ничего не знаешь! - обрадованно воскликнул Миша. - То, что знаю я, не знать даже Хари-стову.
Он подстегнул лошадей. На курган вбежали, взявшись за руки. Обширная панорама открылась их взорам. Ивга остановилась очарованная и молчаливая. Увлажненная земля поднимала сочно-зеленые травы, усыпанные ярким пестроцветом. По степи передвигался косяк лошадей, сопровождаемый табунщиком. Алый верх шапки вспыхивал над воронеными крупами кобылиц-кабардинок.
- Хорошо, - тихо сказала Ивга, - просторно.
- А ты не хотела сюда, - мягко укорил Миша.
- Я беспокоилась о тебе. Почти полдня мы возвращаемся с вашего поля.
Миша притронулся к ее локтю:
- Ивга!
Ивга подняла голову, и они встретились глазами. Во взгляде ее и едва заметном подергивании губ он почувствовал какое-то нетерпеливое ожидание. С некоторого времени, оставаясь наедине с Ивгой, он чувствовал неловкость. Миша смутился; опустил глаза. Он видел, как поднимаются и опускаются ее маленькие груди, обтянутые ситцевой кофточкой, видел косички, упавшие на спину, примятые ленточки на них и беленькие пуговицы, натянувшие петельки. Кофточка становилась узка, - он заметил следы переставленных пуговиц.
- Почему ты молчишь? - тихо спросила Ивга.
Она прислонилась к его плечу. Миша снова смотрел на ее косички, петельки кофточки и мокрые пятна на ее груди - следы недавнего купанья. Мальчик отвел взгляд. Кони щипали траву, позванивая удилами. Ала-рик - второй курган - сегодня казался приземистым и убогим. Овсюжки колебались на его помятой вершине, и, наклонившись, как бы вслушиваясь, стоял скифский идол - каменная баба с плоским лицом и сложенными на животе руками.
- Ты когда же расскажешь мне тайну? - осторожно спросила Ивга.
- Сейчас все узнаешь, - сказал Миша, опускаясь на траву. - Помнишь, я болел в прошлом году?
- Помню. Ты тогда еще не ходил в школу.
- Правильно, - подтвердил Миша, - я простудился здесь, у Золотой Грушки.
- Ты хотел подсмотреть, как разлетаются отсюда ведьмы?
Миша отрицательно качнул головой.
- Нет здесь никаких ведьм. - Он помедлил и тихо добавил - Под этим курганом зарыты сундуки жилей-ских полков.
- Сундуки? - Ивга встрепенулась. - Те самые сундуки, которые искали Батурин, Шульгин?
- Те самые, - твердо сказал Миша.
- Как же ты узнал?
Ивга подвинулась к нему, и ее глаза заблестели.
- Ты помнишь, когда Мостовой переплыл Кубань и прислал свой приказ станице?
- Помню, помню. Ведь это было совсем недавно.
- В ту ночь сюда отвезли сундуки.
Он указал на яму, вырытую казаками жилейских полков, прибывших с германского фронта.
- Это очень интересно, - прошептала Ивга, наклоняясь вперед, - и ты до сих пор никому об этом не рассказал?
- Нет.
- А отцу?
- Нет.
- Маме?
- Нет.
- Петьке нашему?
- Тоже нет.
- Итак никому-никому? - Ивга схватила егоза руку. - Ты мне, девчонке, веришь больше всех?
- Да.
Ивга неожиданно поцеловала его в щеку и устремилась вниз. Миша погнался, схватил за плечи. Девочка обернулась.
- Не трожь! - сказала она, гибко выворачиваясь.
Мпша смутился и покорно выпустил ее.
- Теперь домой. - Ивга поправила кофточку. - Мы что-то сегодня разгулялись.
Они ехали по верхней дороге. В пути после продолжительного молчания Ивга тихо сказала:
- Я тоже никому не расскажу, понял? Вот узнаешь, какие бывают… женщины.
Окраины станицы поднимались купами садов и цветущей акации. По выгону, голубеющему полынью, бродили свиньи, телята, стаи индюков. С песнями возвращались батуринские полольщицы. Они густо сидели на длинном рундуке и пели песни. Лука сидел в передке рядом с Францем. Хмуро ответив на Мишин поклон, старик подозрительно посмотрел на Ивгу и неодобрительно покачал головой.
Миша хотел обогнать Луку, но позади затопали копыта, и мимо пронеслась тачанка. На тачанке ехали Павло, Любка и богатунский председатель Совета Антон Миронов.
- Дядька Павло! - заорал обрадованный Миша.
Батурин обернулся, помахал рукой. Тачанка скрылась за поворотом.
- Только Васи нет, - сказала Ивга, - Васи.
И тут мальчик вспомнил, что нет не только Шаховцова, нет и Мостовых. "Может быть, побили", - промелькнула горячая мысль. Сердце тоскливо сжалось. Сегодняшний день, такой безмятежный и радостный, потускнел.
- Я сегодня узнаю, - сказал Миша Ивге, - у дядьки Павла узнаю.
У Батуриных, куда пришел Миша с отцом, собрались друзья Павла, соседи. Павло сидел в горнице, за столом, в расстегнутом бешмете, и внимательно слушал подробный отчет Шульгина.
- Все ясно, Степка, - сказал Батурин. - Выходит, можно бы еще год в бегах быть и хужее бы не было. Так, что ли, Степан?
- Что ты, - Шульгин замялся, смущенный похвалой. - Делал то, что ты мне заказал, своего ума почти что не прикидывал. Я даже приказал писарям дневник вести, все, что за день сделали, чтобы записывали. Во какая тетрадка вышла.
- Почитаем твою тетрадку, - перебил Павло, - а теперь мое слово.
Все ближе придвинулись, а Перфиловна, бросив вязанье, выглянула за дверь, притворила ее. Павло, проследив за действиями матери, усмехнулся.