- Умирая, - продолжал Сосандр, - он лелеял надежду, что после его смерти ты, его младший сын, сумеешь осуществить то, к чему стремился он.
- Твоя доля в нашем общем труде куда значительнее моей, - сказал Гиппократ. - Именно ты лечишь. А я со времени моего возвращения ничего не добился - только привез из Македонии лживые сплетни. Но они лживы, Сосандр, лживы!
- Я верю тебе, - кивнул косматой головой Сосандр. - Ты мне еще никогда не лгал. Но не понимаю, почему это все-таки не стало правдой. Если бы Одиссей во время своих странствований повстречал Фаргелию, Пенелопа так и не дождалась бы супруга. Просто диву даешься - такая красавица вешается на шею моему младшему брату, а он только и думает, как бы увернуться. Да, я понимаю, что в конце концов вы не сумели бы поладить. Но во всяком случае ты прожил бы несколько незабываемых дней.
Помолчав, Сосандр продолжал уже серьезно:
- Ты так и не сказал мне, что ты собираешься ответить македонскому царю.
Гиппократ выпрямился и повернулся спиной к перилам.
- В тот день, когда начальник триеры передал мне его приглашение, у меня не было времени подумать. Я хотел обсудить это дело с тобой, но ведь вместе с начальником триеры пришла Фаргелия, а потом почти сразу после этого мы узнали, что бабушка сломала ногу. Поэтому я послал сказать начальнику триеры, что отвечу ему, когда он зайдет на Кос на обратном пути из Тира. Ну, а пока я жил в Галасарне, Сосандр, я о многом думал… и о том, не пора ли мне все-таки жениться.
Сосандр удивленно поднял брови, но Гиппократ продолжал, не отвечая на его немой вопрос:
- Это следует хорошенько взвесить, прежде чем решать, принимать ли мне приглашение царя, особенно сейчас, когда в отдалении уже слышатся первые громы войны. Плата, которую обещает царь, сделает меня с женой богатыми до конца наших дней. А что посоветуешь мне ты?
- Посоветую? А что я могу посоветовать, когда в твои дела вдруг таинственно вмешалась Афродита?
Сосандр нередко, начав говорить шутливым тоном, внезапно становился серьезным. Так случилось и на этот раз.
- Не уезжай от нас, Гиппократ! Кто еще может осуществить мечту Гераклида? А ведь она стала теперь нашей мечтой! Без тебя косская школа медицины погибнет. А с тобой… ты только подумай, что мы сможем сделать вместе - все мы! Рассудок подсказывает мне, что ты уедешь. Но сердцем я надеюсь, что ты останешься.
Гиппократ улыбнулся и положил руку на плечо брата, но тут же убрал ее. Они всегда были скупы на внешние выражения привязанности, хотя питали друг к другу нежную дружбу.
- Недавно, - сказал Гиппократ, - я с большим волнением прочел свитки, над которыми работал отец незадолго до смерти, - те, которые он называл "Афоризмами". Многое из написанного им просто замечательно. Но они остались незаконченными. Как и папирус о лихорадках. Мне очень хочется довести их до конца, но прежде надо еще очень многое узнать, приобрести гораздо больше опыта.
Сосандр кивнул.
- На это и надеялся отец. Он ведь знал, что я ни на что подобное не способен. - Он вытянул перед собой огромные волосатые руки и раскрыл ладони. - Эти руки и пальцы созданы для гимнастики, для массажа и операций, а не для того, чтобы держать камышовое перо. Да и моя голова не годится для философии.
- Не говори глупостей. Ты лучший философ среди нас всех. А что касается лечения больных, то я еду на твоей спине, как… как Анхиз на спине Энея.
- На моей спине! - с легкой горечью усмехнулся Сосандр. - Моя спина - это спина осла. Наверное, на ней можно было бы вынести человека из стен горящей Трои. Но как часть человеческого тела, она искривлена и безобразна - мишень для шуток богов!
Тем временем парус был поднят и ветер быстро увлекал корабль вперед, так что гребцы болтали, смеялись и шутили, а высоко поднятые весла в кожаных уключинах оставались неподвижными. Триера пересекала залив Керамик с севера на юг, и Книдский полуостров казался пока лишь зазубренной цепью голых скал. На этой длинной и узкой полоске суши было только две плодородные долины, и обе на южном берегу. Книд, главный город, находился в большей из них, расположенной в центре полуострова. К западу от него, во второй долине, лежал Триопион. Триопион славился храмом Аполлона, рядом с которым были построены гимнасий и стадион, где проводились атлетические игры пяти восточных дорийских городов.
Когда косская триера обогнула скалистый островок у оконечности полуострова, Сосандр, отходивший поболтать со своими многочисленными приятелями, отыскал брата, который стоял теперь в одиночестве на носу корабля.
- Кормчий держится ближе к берегу, чем обычно, - заметил Сосандр. - Но море тут очень глубоко. - Посмотри, вода за островком неподвижна, точно зеркало.
Едва они очутились с подветренной стороны полуострова, как парус заполоскал и повис. Но заработали весла, и триера продолжала плавно скользить вперед.
- Какую чудесную гавань можно было бы устроить под защитой этой горы, встающей из моря! - продолжал Сосандр.
Гиппократ рассеянно кивнул и заговорил о своем:
- Если бы я мог отказаться от завтрашней речи! Я написал ее, но получилось плохо. У меня не лежит к этому сердце. Но Тимон решил устроить состязание ораторов: первым будет говорить Геродот, потом Эврифон и, наконец, я. Просто удивительно, как ему удалось добиться, чтобы Геродот приехал сюда из самой Италии. Он ведь много лет не осмеливался показаться на своей родине. Но наш Тимон сумел уговорить даже тирана галикарнасского, и тот пригласил Геродота посетить родной город.
- Я очень рад, что мне удастся услышать его, - заметил Сосандр. - Ведь я читал его труды. Мальчишкой я знавал его, только он был старше. Ты, наверное, знаешь, что он читал свою историю на Олимпийских играх, и его пригласили потом читать ее в Афинах. Так что никто не будет сравнивать твою речь с его речью, а только с речью Эврифона.
- В том-то и беда! - воскликнул Гиппократ. - Я не хотел бы говорить лучше Эврифона, даже если бы мог. Но я не хочу уронить и честь Коса.
Сосандр хмыкнул.
- Произносить речь, - сказал он, - это все равно, что метать диск. Ты делаешь, что можешь, а потом ждешь результатов. Рукоплескания слушателей укажут победителя.
Гиппократ уныло покачал головой, и Сосандр недоуменно посмотрел на него.
- Ну хорошо, - краснея, сказал Гиппократ, - я объясню тебе, почему победа над Эврифоном может обернуться для меня несчастьем. У него есть дочь; ее зовут Дафна.
Сосандр присвистнул.
- Зевс Громовержец! Так вот в чем дело! Но ведь Дафна, кажется, нареченная Клеомеда? Разве брачная запись не составлена?
- Нет, - ответил Гиппократ. - И Эврифон обещал, что не будет ее принуждать. Однако отказать Тимону нелегко, а Клеомед молод, красив и богат.
Сосандр кивнул, и лицо его стало серьезным.
- Да, Крат, я понимаю. - Сам того не заметив, он назвал брата, как в детстве, уменьшительным именем. - Я понимаю. Эврифон хороший врач, но он любит деньги. Ему нравится богатство и нравятся богатые люди. Говорят, что на книдскую агору он является в сопровождении раба, а то и двух. Он любит поважничать. А мы ведь всего лишь смиренные жители Коса - ты и твой горбатый брат. Так что не будет ничего удивительного, если он изберет в мужья своей дочери Клеомеда.
Откинув голову, Сосандр посмотрел на брата с угрюмой улыбкой и продолжал:
- Быть может, Крат, у Дафны найдется младшая сестренка, для которой и мы сгодимся! Однако, говоря серьезно и как старший брат, я могу посоветовать тебе только одно: не кланяйся Эврифону слишком низко. Вовсе ему не кланяйся!
Был уже почти полдень, когда триера, обогнув еще один мыс, приблизилась к островку, за которым лежала гавань Триопиона. Пенистые волны сменились сверкающей зыбью. Время от времени перед триерой взметывались в воздух стайки летучих рыб - поддерживаемые большими, похожими на крылья плавниками, они описывали длинную пологую дугу, снижались и вновь взмывали вверх, сильно ударив хвостом о поверхность воды.
Какое зрелище представляла собой в этот день триопионская гавань! Гордые корабли, всевозможные суденышки, лодки - все скользили по лиловому морю к золотому песку пляжа, изгибавшегося, как хорошо натянутый лук. Их снова призвал сюда Аполлон. На них плыли греки, гордившиеся своей дорической кровью, гордившиеся тем, что их "обоюдоокруглые корабли" в далекую старину принимали участие в осаде Трои.
Весь этот многочисленный флот устремился в Триопионскую бухту. Суда поменьше двигались прямо к пляжу - еще немного, и, вытащенные на желтый песок, они будут лежать там, недосягаемые для волн. Триеры и другие большие корабли сворачивали налево, укрываясь от ветра позади серповидного островка. Его дальний конец был соединен с сушей каменным молом длиной в четыре-пять стадиев, за которым можно было чувствовать себя в безопасности, даже когда налетали неистовые южные бури.
Триера из Мерописа Косского свернула парус, и ряды весел ритмично поднимались и опускались под размеренную команду кормчего: "Оп-о-оп! Оп-о-оп!" А гребцы отвечали ему: "Рап-па-пай! Рап-па-пай!" Когда триера приблизилась к берегу, пассажиры, стоявшие на носу, заиграли на флейтах старинную песнь гребцов, чтобы торжественно возвестить прибытие корабля в гавань. А толпившиеся на берегу любопытные дружно прокричали приветствие Меропису Косскому.
Затем кормчий навалился на рулевое весло. Вода зашипела на его лопасти, и триера, описав красивую дугу, подошла к островку с подветренной стороны. Бросили якорь - и корабль замер.