- Твоя матушка велела тебе съесть похлебку, а мне приказала последить, чтобы ты не дал ей остынуть.
Он посмотрел на нее.
- Не знаю, как благодарить тебя за твою помощь. Ты помогла нам гораздо больше, чем принято помогать таким дальним родственникам.
- Я делала это охотно. - Дафна посмотрела ему прямо в глаза и на этот раз не отвела их.
Какое-то неведомое чувство обожгло Гиппократа, как в тот раз, когда он открыл дверь и внезапно увидел ее. Вот и тогда она так же смотрела на него, и ее глаза, казалось, что-то говорили ему.
- Я никак не могу разобрать, какого цвета твои глаза, - сказал он. - Я пытаюсь решить это со времени нашей первой встречи на вилле Тимона. Тогда мне показалось, что они синие. Теперь я сказал бы, что они зеленовато-карие.
Он вышел во дворик, отломил веточку платана и, вернувшись, подал ее Дафне.
- Когда я был маленьким, я называл эти бутоны кошачьими лапками. Мохнатая оболочка уже лопается, и скоро появится цветок - золотисто-коричневый с легким зеленым отливом. Твои глаза примерно такого же цвета.
- Это очень интересно, - сказала Дафна, но ее щеки залил румянец. - Ты считаешь, что врач должен все точно определять, не так ли? А потом записывать каждую подробность о больном и выбрасывать ее из головы?
- Некоторых вещей я не забываю, - сказал он, но ему больше не удалось посмотреть ей в глаза, потому что она отвернулась.
- Расскажи мне историю этого дома. Он такой просторный и, кажется, такой старинный… Но только прежде сядь и съешь свою похлебку.
Он послушался, но, обжегшись, отставил миску.
- Да, дом этот построен в старину, и о нем рассказывают много всяких преданий. Он принадлежит роду Гераклидов уж не знаю сколько поколений. Здесь в Галасарне есть храм Геракла. Как ты, наверное, помнишь, Гомер рассказывает, что после разграбления Трои богиня Гера разгневалась на Геракла и, когда он отплыл на родину, послала ему противные ветры, так что он попал на Кос. Он жил здесь, после того как убил царя Еврипила, и женился на его дочери.
Гиппократ умолк и с улыбкой посмотрел на Дафну.
- Продолжай же, - сказала она, как маленькая девочка, заслушавшаяся сказки.
- Ну, нам известно только то, что в Галасарне живет много людей, принадлежащих к роду Гераклидов и утверждающих, что Геракл был их предком. Точно так же асклепиады Сирны и Книда утверждают, что происходят от Асклепия. Фенарета была единственным ребенком в семье и жила в этом доме с отцом и матерью. Ее отец командовал кораблем во флоте царицы Артемисии Галикарнасской и сражался против греков на стороне Ксеркса. Он был ранен стрелой, его привезли домой еще живого, и он умер в этом таламусе. Фенарета тогда как раз вышла замуж за асклепиада Гиппократа - за моего деда. Они с мужем поселились здесь. В этом доме родился мой отец. Прошли годы, и он так же привел под родительский кров молодую жену. Я тоже родился в этом доме.
Он несколько минут молча смотрел на залитый солнцем дворик.
- Этот платан посреди двора был посажен моим прадедом перед тем, как он отплыл на войну. В каморке у входной двери живет тот же раб-привратник с женой, которых я помню с детских лет. Мне было только пять, когда умер мой дед Гиппократ, и тогда отец переехал в Меропис и купил тот дом, где мы живем теперь.
Он снова посмотрел на Дафну и внезапно заговорил о другом.
- Почти все асклепиады женятся на девушках гораздо моложе себя. Может быть, так получается из-за долгих лет учения. Тебя, наверное, удивляет, что женщина, будь она молодой или старой, может оказаться столь неразумной, чтобы выйти замуж за асклепиада.
- Мне кажется, - ответила она, - разум имеет очень мало отношения к заключению браков… Сколько лет Фаргелии? - спросила она вдруг.
- Откуда ты про нее знаешь? - удивился он.
- Мне рассказывала твоя мать.
- Кажется, она моя ровесница, - ответил Гиппократ и вспомнил золотые волосы и танцующие ножки Фаргелии.
- Я унесу миску, - сказала Дафна, вставая.
Когда он передал ей миску, их взгляды снова надолго встретились.
- Ты ведь ждешь… - Гиппократ нерешительно замолчал. - Ты ведь ждешь сюда Клеомеда? Ты ни разу не упомянула о нем после своего приезда.
- Я не хочу его больше видеть! - с неожиданным раздражением воскликнула Дафна. - Может быть, потом я и передумаю, но пока кулачные бойцы мне не нравятся… Старые борцы нравятся мне куда больше! - помолчав, вдруг добавила она.
В дверях она обернулась и, смеясь, поглядела на него. Затем она исчезла, а Гиппократ, затаив дыхание, прислушивался к стуку ее сандалий, пока он не замер и в доме не воцарилась полная тишина.
Так, значит, думал он, Дафна решила отказать Клеомеду. Если они поссорились, не попробует ли Олимпия помирить их с его помощью? Он вспомнил их разговор в его приемной. Да, хотя Олимпия вела себя тогда очень странно, она, несомненно, искренне хотела, чтобы он взялся лечить Клеомеда. И он обещал, что поможет ей, если Клеомед будет нуждаться в его помощи. А нуждается ли он в ней? Почему Дафна тайком покинула их виллу?
Как странно, что Дафна заговорила о Фаргелии! Дафна - полная противоположность Фаргелии, и все же в обеих есть что-то манящее. Почему он вдруг стал об этом думать? То ли он утрачивает былую невозмутимость духа? То ли здесь, вдали от привычных занятий, ему не о чем больше размышлять? То ли он смутно ощущает, что одной медицины, одних бесед с учениками мало, чтобы сделать жизнь полной? Так, кажется, считает его мать. Пожалуй, она права.
* * *
Когда Дафна на следующее утро вошла к больной, она увидела, что Гиппократ, склонившись над старухой, щупает ее лоб.
- Жар спал! - воскликнул он радостно. - А ночью она вся горела. Сегодня она узнала меня. Правда, бабушка?
Фенарета открыла глаза, но вместо ответа сказала:
- Кто эта девушка? Я ее не знаю.
- Это Дафна, - ответил он. - Дочь Эврифона, книдского асклепиада. Она давно ухаживает за тобой.
- Я вижу ее в первый раз, - прошамкала Фенарета, устремив на Дафну взгляд своих глубоко запавших глаз. - Ну-ка поверни голову, голубушка, - вот-вот. Я так и думала. У нее профиль женщин из рода Гераклидов, настоящий греческий профиль. - И старуха закрыла глаза.
- Пришел человек, который помогает тебе накладывать лубки, - сказала Дафна.
- Очень хорошо, - ответил Гиппократ и продолжал, обращаясь к вошедшему: - Приподними нижний конец кровати и подложи под нее чурбак. А теперь легонько тяни за ступню, чтобы нога оставалась неподвижной, пока я буду снимать желобок и повязки. А ты, Дафна, принеси чистые повязки, таз с теплой водой и мыло. И будь рядом, ты мне понадобишься.
Днем Гиппократ сказал матери, что кризис благополучно миновал и можно больше не опасаться за жизнь Фенареты. И сломанные кости не сдвинулись! Боги оказались милостивыми к ней.
- А главное, - вмешалась Дафна, - Фенарета и знать не хочет, что ее внук - прославленный врач. Пока он менял повязки, она без конца бранила его и называла "неуклюжим", "копушей" и даже "дураком".
Они все засмеялись, словно вдруг освободившись от угнетавшей их тревоги, и Праксифея покачала головой.
- Она всегда любила поворчать! Ну, значит, моя свекровь уже совсем здорова. Когда я, еще совсем молоденькой, поселилась тут, она была очень добра ко мне, очень добра, но постоянно бранила меня и говорила мне напрямик все, что обо мне думала. В те дни она разговаривала так со всеми. А теперь, - она повернулась к сыну, - напрямик поговорю с тобою я, Гиппократ. Ты победил болезнь Фенареты. Я знаю, Аполлон может быть доволен тобой. Но сейчас тебе следует на время забыть, что ты врач. За стенами дома дожидается весна: птицы вьют гнезда, ранняя рожь наливает колосья. Дафна еще не знает, как красивы холмы и долины, которые лежат между Галасарной и горой Оромедон, - настоящий Элизиум для тех, кто умеет видеть! Я не забыла их… - Она вдруг повернулась и ушла, а Гиппократ с удивлением смотрел ей вслед. Когда же он взглянул на Дафну, то снова удивился: в ее глазах стояли слезы, и они блестели, как две звезды.
- Не хочешь ли ты, - выговорил он наконец, - не хочешь ли ты погулять немного? Только дорога, пожалуй, будет пыльная.
- Я пойду переоденусь. - И она чинно перешла через дворик, но у первой колонны вдруг кивнула ему, а потом, словно листок, танцующий на ветру, пробежала через весь перистиль, кружась вокруг каждой колонны.
Когда они уже собирались уходить, их окликнула Праксифея:
- Обед будет готов к закату - праздничный обед. Так что постарайтесь проголодаться как следует, а кроме того, купить тонких сыров. И еще, Гиппократ, если на горных лугах у дороги будут продавать мед, то возьми для меня немного.
Дверь за ними захлопнулась. Гиппократ посмотрел по сторонам, и, хотя все это было знакомо ему с детства, его охватило радостное возбуждение. Как приятно идти гулять, зная, что все благополучно и тревожиться не из-за чего! Над тропинкой, которая вела от дома к проезжей дороге, сплетали ветви старые оливы. Их корявые стволы по обеим ее сторонам причудливо изгибались. Молоденькие серовато-зеленые листочки были покрыты мохнатым пушком. А выше ярко синело небо.
- Ты будешь моим проводником, - сказала Дафна, - и я хочу увидеть все. Но, по-моему, это гудит печь. Наверное, идут приготовления к вечернему пиру.
И она побежала на звук, а он последовал за ней. За углом дома стояла большая каменная печь, в которой бушевало пламя. Жена привратника, сгорбленная старуха, похожая на добрую колдунью, возилась возле нее. Она с гордостью показала им большой котел, полный мяса и всяких специй, и миску с овощами, которые надо будет добавить в котел позже.
Вдруг рев огня мгновенно стих.