* * *
… Многоквартирная девятиэтажка на проспекте, подобные которой в народе метко называют "китайской стеной", попав под ночной обстрел, горела. Из многих окон вырывалось пламя, коптя узорчатые балконы и панельные стены.
Но внизу не суетились пожарные расчеты, не бежала по асфальту ручьями вода из неплотно соединенных брезентовых рукавов, не хлестала напористые струи по объятым пламенем окнам. Дом горел, и никому не было до этого дела…
* * *
И вот этот поверженный танк на улице Мира, с бортовым номером "835". Вездесущие мальчишки, лазающие по его броне; малец, оседлавший некогда грозную пушку. Картина, вызывавшая в Якушеве ассоциацию с кадрами послевоенной хроники, где русские дети на только что освобожденной территории облюбовывали для игр брошенную в спешке врагом технику.
Так он подумал, и отогнал от себя эту мысль, уж очень откровенным получилось сравнение…
По проспекту пронеслась машина. Уже скрывшись за домами, притормозила и сдала назад. Из водительской двери Якушева окликнули:
- Эй, ты журналист?
- Да.
- Иди туда, - водитель махнул в сторону, откуда только что ехал. - "Градом" людей побило. Иди, посмотри…
* * *
Он растолкал зевак, протискиваясь к смятому кузову "жигулей", захватывая видоискателем покореженное, в рваных пробоинах, железо, гнутые стойки и месиво из обшивки, металла и человеческой плоти. Специальных инструментов у людей не было, а потому извлечь изнутри убитого не могли.
Камера прошлась по гнутой, заклинившей дверце, крупным планом взяв подсыхающий на белой краске кровоподтек.
- Видишь, что творят?.. - возмущались позади, толкая Якушева и мешая ему работать.
Он выбрался из толпы, обходя изрывшие дорожное полотно воронки, приблизился к тротуару, где лежали убитые. Навел камеру на неловко подогнувшего колени мужчину - гражданского, если судить по одежде, чье лицо закрывала норковая формовка. Несколько тел валялись на дороге, вблизи воронок. Там, где их застала смерть.
Тягуче стонала пожилая женщина. Рейтузы на коленях были разорваны, торчали перебитые кости и порванные сухожилия, хлестала кровь.
Загудел приближающийся грузовик. Ополченец в милицейской длиннополой шинели выбежал ему навстречу, замахал руками. Перетолковав с шофером, он откинул борт и вскарабкался в кузов.
- Тащите сюда убитых! - гаркнул оттуда собравшимся.
Трупы поднимали за руки, за ноги, несли к машине и, раскачав, забрасывали наверх, как мешки. Пачкаясь в крови, ополченец цеплял их за ворот, оттаскивал к кабине.
- А ты чего стоишь? - спросил Якушева мужик в кожаной куртке. - Давай этого…
Превозмогая брезгливость, Якушев взялся за обезглавленного чеченца, лежавшего в шаге от воронки. Стараясь не вдыхать мутящий запах, помог донести до грузовика. Передав тело ополченцу в шинели, отошел за машину, справляясь с приступом тошноты.
- А старуху забыли? - крикнули из кузова.
- Да она русская!..
- Пусть Ельцину скажет спасибо…
- Несите сюда!
Ему подчинились, и женщину переложили в машину. Ополченец вскользь оглядел ее раны, стащил с приклада жгут и охотничьим ножом перерезал пополам. Обрезками крепко перетянул ноги выше колен.
Спрыгнув на асфальт, поднял борт, набросил на крючья цепь.
- Поедешь с ними, - приказным тоном сказал он Якушеву.
Тот подчинился и полез в кабину.
* * *
Городская больница была в пятнадцати минутах езды. Подрулив к крыльцу, шофер выключил двигатель и посмотрел на Якушева.
- Ищи санитаров. Пусть забирают трупы.
Он вошел в дверь, где висела табличка "Приемный покой". На расставленных вдоль стен стульях сидели четверо пациентов.
- Я убитых привез, - обращаясь сразу ко всем, сказал Якушев. - Не знаете, куда…
- С торца вход в морг, - ответил ему рыжебородый мужчина, чья левая рука покоилась на перевязи.
Еще у входа он почувствовал специфический запах разложения. Якушев достал носовой платок, закрыл им нос и спустился в подвальное помещение. Внизу зловоние усиливалось, платок уже не помогал.
Он попал в отделанную кафелем каморку, где стояли у стены носилки с расплывшимся на матерчатом ложе пятном. Тошнота подкатила к горлу.
- Чего тебе? - вышел из закутка санитар, который с запахом, видимо, уже свыкся.
Он, как ни в чем не бывало, дымил папиросой, с усмешкой глядя на бледного лицом Якушева.
- Я трупы доставил.
- Ну так тащи их сюда. Думаешь, они мне нужны? Все завалено жмуриками, девать некуда. Света нет, холодильники не работают…
- У меня еще раненая, надо к врачам… Не заберете, выгружу прямо перед крыльцом.
Угроза, как ни странно, возымела успех. Санитар заглянул в закуток, позвал напарника, а Якушев вылетел на воздух, зашел за угол и, держась за стену, опорожнил желудок.
Сплюнув горькую слюну, обтер платком рот, скомкал в карман.
Водитель возился в кузове.
- Бабка живая? - подойдя, спросил репортер.
- Живая… Только ног-то у нее, вроде, тю-тю…
Они спустили ее на землю. Женщина охала, тупо смотрела мимо.
- Старая! - затряс ее за плечо шофер. - Слышишь меня? Держись за шею. Крепче!..
Посадив бабку на руки, понесли в приемный покой.
В коридоре врач в несвежем халате и накрахмаленной шапочке осматривал ожидающих приема раненых.
- В операционную! - ему хватило беглого взгляда.
Старуху положили на хирургический стол, из-за ширмы выпорхнула медсестра, легкими касаниями ощупала раздробленные колени, ослабила правый жгут. Алая струйка обрызгала ей халат.
Промокнув рану тампоном, сестра бросила его в обычное эмалированное ведро, до верха забитое окровавленными бинтами и марлечками.
У Якушева откровенно подгибались ноги, когда он отходил от стола.
- Выйдите! - рявкнул на него хирург, держа за кисть пациентку. - Немедленно.
Он ушел на крыльцо, сел на холодный бортик парапета. Через двор к подвалу уходили санитары с носилками, с которых свешивалась рука. Водитель уселся за баранку и посигналил.
- Езжай! - махнул ему Якушев.
Он еще долго сидел на крыльце, стирая с ладоней засохшую чужую кровь…
* * *
Карима завели в процедурную, усадив на кушетку. Он с недовольством на лице отстранился от Руслана, помогавшего сесть поудобнее, буркнул:
- Чего ты меня лапаешь, как девицу? Сам, что ль, беспомощный?..
В коридоре Руслан поймал за рукав Мусу, позвал на выход.
- Ты про русского забыл? Давай приведем.
Муса вложил ему в руку ключи.
- Я к нему больше не коснусь. Хватит с меня того, что привез сюда.
Спорить Руслан не стал. Сойдя к припаркованной к крыльцу машине, отпер багажник. Пленный скорчился внутри и не шевелился.
- Вылазь, - Руслан потряс его за плечо. - Слышишь?
Из багажника напахнуло мутяще сладковатым. Дорогой раненого растрясло, рана открылась, и под него натекла лужа крови. Вытаскивать его самому было не по силам.
Руслан позвал сидевшего на парапете мужчину, вдвоем они с трудом извлекли Васнецова из багажника. Он был без сознания, висел на руках, подбородок безвольно упирался в грудь. Берцы его бороздили по асфальту, задевали тупыми носами о выщербленные ступени.
В проходе расступились, давая внести его в приемный покой. Стуча каблучками, вбежала медсестра. Взяв за кисть, нашла пульс, сосредоточенно сверилась с секундной стрелкой наручных часов. Потемнев и без того смуглым лицом, полезла в стеклянный шкафчик, загремела склянками.
Она вытащила коробочку ампул и никелированный ящичек с инструментами. Подняв блестящую крышку, вынула обычный шприц, ловким движением снесла запаянную головку ампулы, закачала в него бесцветную жидкость. Засучив Васнецову рукав, мазнула наспиртованной ваткой по плечу и вонзила иглу под кожу.
Неспешно вышел хирург; не тот, уже в возрасте, которому Якушев сдал обезножившую старушку. Ему был года двадцать четыре, в очках с круглыми стеклами, чем напоминал студента.
- Ранение в живот, Турпал Шамильевич, - откладывая использованный шприц, сказала сестра.
- Вижу. Что у нас там? - он взял со стола медицинские ножнички и взрезал слой заскорузлых бинтов. - Так…
Осмотрев рану, он задумчиво потрогал острый нос:
- На операционный стол.
- Как же так, доктор?! - возмутился у него за спиной Муса. - У нас тоже раненый, только что с передовой привезли. А это федерал, оккупант. Он обождет. Давай сперва нашего!..
Якушев предпочел не вмешиваться, оставаясь сторонним наблюдателем, и ждал вердикта врача. Решение это для него многое значило, ибо в нем крылся ответ на до сих пор мучавший вопрос: кто же они есть, эти чеченцы? Поголовные преступники, без малейшего понятия о жалости, или обычные люди, для которых сострадание к ближнему - не пустой звук?..
- Я на работе, - ровно ответил хирург. - И мне без разницы, кто из них кто. На моем столе все одинаковы, и первым на операцию пойдет тот, кто более в ней нуждается.
Медсестра выкатила в комнату передвижные носилки. Васнецова переложили на них, мягко скрипнули резиновые ролики, увозя пациента по переходам больницы.