Натиск фашистов был сдержан. В их действиях почувствовалась явная растерянность. Капитан Алексеев и старший лейтенант Безуглов решили немедленно воспользоваться поддержкой артиллеристов - подали сигнал к атаке. Первыми поднялись сами комбаты и их заместители по политической части, командиры и политруки рот, коммунисты и комсомольцы. Штыкового удара сотовцев враг не выдержал.
…Отстреливаясь из орудий и пулеметов, отошли на свои исходные позиции уцелевшие немецкие танки. Укрываясь за их броней, оттянулись вражеские автоматчики и мотоциклисты, скрылись за крайними избами Паперни и в ближних рощах. Пронизанный лучами заходящего солнца, стелился над полем боя черный тяжелый дым, поднимался над кострами догорающих вражеских машин. По обочинам дороги стояли на косогорах подбитые немецкие танки и бронетранспортеры, валялись мотоциклы…
Полковник Шварев и его заместитель по политчасти старший батальонный комиссар Гутник, пройдя по позициям рот, вместе подсчитали подбитые и сожженные танки противника. Их было тридцать четыре. Спасибо артиллеристам - без них полку пришлось бы худо. Но верную половину из этих тридцати четырех нужно записать на боевой счет "бутылочников" - они молодцы, не дрогнули.
В траншеях, почти сплошь заваленных при обстреле и бомбежке, изуродованных гусеницами немецких танков, санинструкторы, медсестры и те, кто не был ранен, перевязывали раненных в бою товарищей, пока тихо - отправляли на передовой медицинский пункт. Легко раненные не уходили - перевязавшись, оставались с однополчанами на передовой. Тела погибших уносили в ближний тыл, чтобы ночью предать земле, за которую эти бойцы отдали свою жизнь… Да, не всякий способен выдержать то, что сегодня выдержал полк, - этот страшный, таранный танковый удар. А полк выдержал, и, проходя по траншеям, вглядываясь в усталые, почерневшие от зноя и порохового дыма лица бойцов и командиров, молча обнимая комбатов, ротных и взводных, командир полка старый красногвардеец и старый коммунист Николай Шварев - так же как и его заместитель по политчасти - с гордостью, с благодарностью и уважением думал об этих по большей части молодых ребятах в красноармейской форме, выстоявших в таком бою. В первом - и таком! - бою.
* * *
Генерал Руссиянов возвращался из полка Якимовича к себе на КП, когда уже почти совсем стемнело. Водитель вел старенькую "эмку" осторожно, лишь изредка включая замаскированные специальными щитками фары. Слева от дороги стеной чернел лес, над ним кроваво полыхало негаснущее зарево истерзанного бомбежками Минска.
- Закрепляйтесь, Михаил Викторович, - сказал командир дивизии подполковнику Якимовичу, когда тот вышел проводить его к машине. - Закрепляйтесь с расчетом на новые танковые атаки немцев. И наблюдение, наблюдение за противником! При малейшем подозрительном движении на той стороне немедленно докладывайте мне. До свидания.
- До свидания, товарищ генерал.
Выйдя из машины в урочище Белое болото, командир дивизии не сразу разглядел во тьме возникшего перед ним дежурного по штабу. Выслушал его доклад, спросил, не прибыл ли капитан Свешников.
- Пока нет, товарищ генерал.
- Как вернется - немедленно ко мне. Буду спать - будите. Леня! - повернулся командир Сотой к адъютанту. - А ты распорядись, пожалуйста, насчет чайку. Есть не хочу, а чайку - с удовольствием.
Спустившись по узким ступенькам в землянку, освещенную керосиновой лампой (движок пришлось отдать хирургам на передовой медицинский пункт), генерал присел на топчан, подумав о чем-то с минуту, решительно взял трубку.
Ответили сразу:
- Филяшкин слушает.
- Добрый вечер, Кирилл Иванович! Зайди - я тут насчет чайку скомандовал.
Шестой день войны
1
Они пили чай почти молча - лишь изредка перебрасывались короткими малозначительными фразами. Но в сознании каждого вновь и вновь прокручивался этот тяжкий июньский день - от первого вражеского выстрела по окопам 85-го, оседлавшего Логойский тракт, до последнего яростного всплеска пламени над немецким танком южнее деревни Паперня, где стойко стоял в обороне 355-й. Грохот выстрелов и разрывов, свист бомб и треск пулеметных очередей, дымное пламя над полыхающими фашистскими танками и лица, лица, лица - знакомые и не знакомые, и тех, кому посчастливилось выжить в этот день, и тех, кого уже приняла в свое лоно опаленная огнем смертельной схватки, ставшая трижды родной белорусская земля.
И еще - оба невольно прислушивались: как там, впереди, где, выставив охранение и наблюдателей, отдыхали тревожно и чутко стрелковые батальоны? Пока тихо. Лишь иногда - короткая, хлесткая пулеметная очередь, несколько - кряду - минных разрывов на дорогах, ведущих в тылы…
В начале двенадцатого на КП вернулся с переднего края начальник разведки дивизии капитан Ященко. Расстегивая на ходу полевую сумку, сразу же пошел докладывать командиру Сотой.
- Действиями разведгрупп, наблюдением и опросом местных жителей в ближнем тылу противника установлено следующее, товарищ генерал. - Развернув на столе разведкарту, Ященко пододвинул поближе к ней лампу, вытащил из гнезда полевой сумки красный карандаш. - Вот здесь, перед позициями восемьдесят пятого и триста пятьдесят пятого полков, противником оставлены только небольшие заслоны. Его основные силы отведены в район Острошицкий Городок-Мочаны - Масловичи. Туда же продолжают прибывать свежие подразделения. На дорогах в этом направлении отмечается усиленное движение танков, автомашин и мотоциклов. Местность перед своими позициями противник освещает ракетами.
"Так, так, так, - думал, глядя на карту, генерал Руссиянов. - Перегруппировка для очередного натиска утром и очень внимательное наблюдение за нашими частями - похоже, немец боится, что мы можем нанести превентивный удар… А немцы, по некоторым данным, оч-чень не любят воевать ночью. Вот и побаиваются… Эх, если бы были силы, чтобы по ним стукнуть!.."
- У вас все? - спросил он, глядя исподлобья на своего начальника разведки - тот был, как и все в эти дни, пропылен и загорел, черные губы спеклись, в глазах - сухой болезненный блеск. Третьи сутки почти без сна, на одной воле и на нервах.
- Все, товарищ генерал.
- Спасибо, капитан. Идите отдыхать.
Проводив взглядом начальника разведки и снова склонившись над картой, Филяшкин сказал невесело:
- Очень жаль, что наши артполки не с нами! Очень жаль! Будь они сейчас у нас…
- Что тогда? - В том, что сказал командир дивизии, не было прямого вопроса - в этих двух словах была скрытая улыбка: он уже догадывался, что тогда, и ему стало приятно от сознания того, что они со старшим батальонным комиссаром единодушны в оценке сложившейся обстановки.
- Тогда можно было бы немцев упредить.
- Вот именно, Кирилл Иванович, вот именно - упредить! Внезапным ударом вышвырнуть их из Острошицкого Городка и Масловичей, занять севернее выгодные рубежи обороны, а там, глядишь, и фронтовые резервы подоспеют… Ведь развертываются где-то в конце концов наши резервы - войне завтра шестой день. Но наступать без артполков - бессмысленно и преступно.
Старший батальонный комиссар Филяшкин уже собрался уходить (надо было хотя бы часа два-три поспать перед новым трудным днем), когда недалеко от землянки командира дивизии вдруг прошумела и, скрипнув тормозами, резко остановилась машина. Послышался оклик часового, чей-то негромкий голос весело отозвался: "Свои, свои!", потом быстрее - бегом - шаги, топот ног по ступенькам, и секунду спустя у входа спросили:
- Разрешите, товарищ генерал?
Измотанный, усталый, но очень довольный на пороге стоял капитан Свешников. Глаза сияют, правая рука у козырька, голос молодой и звонкий:
- Товарищ генерал! Ваше приказание выполнено.
Артиллерийские полки, за исключением одного дивизиона сорок шестого гаубичного, прибыли в расположение дивизии и ждут ваших приказаний. Последний дивизион на марше и должен подойти не позже десяти ноль-ноль.
- Спасибо, Александр Прокопьевич! Великое вам спасибо! - Командир Сотой растроганно протянул капитану Свешникову обе руки, потом чуть приобнял: - Спасибо!.. Сейчас идите поспите немного - вам еще предстоит работа. - Генерал проводил его до порога, сказал сидевшему в первой половине землянки адъютанту: - Начальника штаба ко мне.