- То-то!.. В первую очередь - стрелок, а потом - радист. Упустишь противника - пеняй на себя!
…"Оторвались!"
Сколько бы вы ни летали - первый раз в жизни или каждый день вот уже четверть века, - все равно, отрываясь от земли, вы проговорите это слово хотя бы про себя.
"Отор-ва-лись!" - тявкнула последней амортизационная стойка шасси и повисла между небом и землей.
Деловитые, как всегда, механики - на своих местах, в центроплане. Старший уставился на приборы. Георгий посмотрел вперед, увидел в остекленной штурманской кабине спину молодого штурмана, только что прибывшего в полк из академии. При такой отличной погоде, при слабом ветре на заданной высоте полета в 500 метров нужно только поточней держать компасный курс с поправкой на девиацию и склонение и "топать" пару часов, не заботясь особенно о детальной ориентировке. В этом смысле полет не представлял трудности. Последнюю ночь Георгию пришлось много работать, готовя полетные карты, и он уже мечтал о том, как великолепно сейчас подремлет.
В воздухе болтало, но ведомые корабли старательно выдерживали дистанцию и интервал, эскадрилья шла слитным строем. Комэск Александр Курбан и второй летчик Арсен Чурилин сидели у себя "на втором этаже" друг за другом, освещенные солнцем. Курбан был в самом лучшем расположении духа. По-видимому, на всех кораблях все было в порядке, так что комэск то и дело поднимал руку в перчатке с торчащим вверх большим пальцем и при этом, поглядывая в стороны ведомых - то влево, то вправо, - дарил им свои "голливудские" улыбки. Однако из этой мимики штурман Молчанов заключил, что радиосвязи между кораблями нет…
Все же погода была на редкость хороша, и в этом прозрачном воздухе даже такой старинный метод общения между командирами кораблей не навеивал опасения за исход полета к аэродрому в Пушкине. Пристроившись на моторных чехлах, Молчанов вскоре заснул.
Вдруг он почувствовал, что его будят. Приоткрыв глаза, увидел веснушчатого парня с выгоревшими бровями - третьего механика, успевшего закоптиться у дизелей.
- Товарищ майор, вас просит к себе командир.
- А что там?
- Не знаю… Там карту крутят перед носом. Молчанов, однако, заподозрил, что Курбан вздумал его разыграть; трудно было поверить, что экипаж заблудился, летя в ясную погоду. Но выражение "крутят карту перед носом" в авиации, очевидно, еще от первого перелета Петербург - Москва стало синонимом потери ориентировки. Георгий поднялся к Курбану, тронул его снизу через люк за ногу, сказал нарочито по форме:
- Штурман полка майор Молчанов слушает вас, товарищ командир!
Курбан взглянул на него весело:
- "Академик"-то мой полчаса не может сказать, где находимся… Посмотри-ка, Жора, а то, чего доброго, заблудимся. Вот сраму-то будет!
Георгий так и не уловил, шутит ли Курбан или говорит серьезно. Все же ему показалось, что его хотят проверить, сумеет ли он спросонья быстро определить их местонахождение. С этим он и направился к штурману, которого Курбан назвал "академиком". (Штурман был последнего, ускоренного, уже военного времени выпуска академии.)
- Ну, как дела? - спросил Молчанов добродушно. Молодой офицер встревоженно обернулся, и по его глазам Георгий вмиг догадался, что ориентировка давно и безнадежно потеряна.
- Сейчас, сейчас… Сию минуту, сейчас скажу, где мы. - Молодой штурман и в самом деле как-то странно покрутил перед собой карту маршрута.
"Да, Курбан не шутит".
Взглянув на часы, Георгий прикинул: "Летим два часа двадцать минут…" Внимательно посмотрел вперед-вниз, не увидел никаких характерных ориентиров. Поля, перелески. В стороне дымок костра, ветра почти нет. Высота полета пятьсот метров. Спросил:
- Вы не меняли курса в полете?
- Нет. Курс постоянный.
Стрелка указателя скорости колебалась возле индекса "300". С учетом небольших поправок получалось, что самолет мог пролететь 660–680 километров. Молчанов сказал:
- Вот здесь, примерно… Минут восемь - двенадцать пройдете, и будет речка, вот эта… А там и пересечение железной дороги. Когда определитесь, сами доложите командиру.
Молчанов вернул карту, понимая, что тот и сам бы сообразил, не обрушься на него Курбан, когда новичок и без того был взволнован: шутка сказать, вести эскадрилью тяжелых кораблей на такое задание!..
- Ладно, успокойтесь и идите так же, как и шли, прямо, - тепло улыбнулся Георгий. - А я там посижу у бортачей. Когда понадоблюсь, зовите, не стесняйтесь.
Прошло еще часа два. Погода осталась такой же ясной, как была, день клонился к вечеру, болтанка стала поменьше. Полет подходил к концу, и Георгий снова прошел в штурманскую кабину. Местность теперь была ему хорошо знакома: в этих местах он много летал в финскую.
Вскоре они увидели Красный бор, показалась Октябрьская железная дорога. Ее пересекли под острым углом, - она отошла немного севернее к Ленинграду. Еще через несколько минут Молчанов сказал:
- Ну вот и Пушкин. Доложите командиру, аэродром левее.
И снова Георгий ушел к механикам, присел там у небольшого иллюминатора и, когда крыло уставилось в клубящуюся зелень парков, он приплюснул к стеклу нос: "Лицей… Грот и Эрмитаж. Чесменская колонна. Неповторимые дворцы. Растрелли. Камерон".
Командирам кораблей указали, куда рулить, самолеты расставили подальше один от другого по краю летного поля. Здесь сразу почувствовалось, что линия фронта недалеко. В воздух то и дело уходили попарно истребители на перехват разведчиков противника. А когда почти над аэродромом на высоте трех-четырех тысяч метров завязался воздушный бой и вражеский самолет загорелся, стал падать, тут уж по-настоящему запахло порохом.
Немецкий летчик спасся на парашюте. За ужином о нем шли разные толки. Говорили, что на допросе он вел себя нагло, вызывающе и, в частности, сказал: "Не знаю, победим мы или нет, но воевать русских научим!"
На другой день, 10 августа, в Пушкин прилетела 1-я эскадрилья ТБ-седъмых 412-го полка. Ее привел опытный полярный летчик Эндель Пусэп. С ним на борту был командир дивизии Михаил Водопьянов.
Вскоре сюда же на аэродром прилетел со своим полевым штабом командующий ВВС генерал Павел Федорович Жигарев. Тут и последовали приказания: "Самолеты заправить горючим по пробки. Немедленно приступить к подвеске пятисоткилограммовых фугасных авиабомб, по шести штук на корабль".
В 18 часов по сигналу экипажи кораблей собрались для получения задания.
Командующий ВВС Жигарев извлек из кармана кителя свернутый вчетверо лист бумаги и, ко всеобщему удивлению, сказал:
- Я зачитаю обращение к вам Верховного главнокомандующего, написанное им от руки перед моим отлетом сюда.
"Летчики, штурманы, бомбардиры, механики и стрелки!
Фашистская клика в своей прессе и по радио обманывает мирное население Германии, говоря, что Военно-Воздушные Силы Советского Союза уничтожены, что ни один советский самолет не появится над Германией.
Боевые орлы! Вы должны показать, что советская авиация есть и способна бомбить любую точку, любой объект фашистской Германии. Обрушьте свой смертоносный груз на логово фашизма - на Берлин, на его военные объекты. Народ, вся страна ждет от вас сокрушительного удара возмездия!.."
Георгий четко представил себе задачу. Он и раньше был уверен, что точкой прицеливания будет Берлин. И все же… Слушая срывающийся от волнения голос командующего Военно-Воздушных Сил, видя, как Жигарев вытер пот со лба, поправил фуражку, Молчанов почувствовал, что и у него к горлу подступает комок…
- Вылет по готовности, начиная с двадцати часов. Очередность: 1-я эскадрилья - Пусэп, на борту командир 81-й дивизии Герой Советского Союза Водопьянов. Затем 2-я эскадрилья - Курбан. Вылет со стоянок без выруливания на старт. Интервал одна минута. Есть вопросы?
- Ясно! - ответили летчики. Вдруг голос Курбана:
- У меня вопрос. Все смотрели на него.
- Что у вас?
- У меня нет штурмана корабля.
- Вот те раз… Кто штурман полка?
Молчанов, выступив вперед, доложил, что штурман есть, но Курбан ему не доверяет: молодой штурман допустил временную потерю ориентировки. Жигарев нахмурился.
- Разберитесь, назначьте другого.
- Другого нет. Лететь могу я, - предложил Молчанов, - если разрешит командир полка Лебедев.
Лебедев:
- У меня возражений нет. Командующий к Курбану:
- Вы удовлетворены?
- Так точно.
- Тогда по самолетам.
Время старта первой эскадрильи подошло. Почему тишина? Почему на кораблях не запущены двигатели? Неужели вылет отменяется?
К стоянке ведущего корабля эскадрильи Курбана мчится автомобиль. Из него выскакивает штабной офицер от командующего. Задирает голову вверх, кричит Курбану:
- Вы готовы к вылету?
- Так точно! - Командующий приказал немедленно вылететь вашей эскадрилье. Вылет первой задерживается. Повторяю: вылет со стоянок, интервал одна минута.
Команда на запуск.
Из своей хорошо остекленной кабины Георгий видел, как дружно, один за другим, закрутились пропеллеры сперва на их корабле и тут же на соседних кораблях их эскадрильи - слева, справа. В шлемофоне услышал голос Курбана:
- Жорка, ну как тебе нравится изменение очередности взлета?.. Дадут нам, первым, зенитки жару…
- Не дрейфь, Саша! - усмехнулся Молчанов. - Первым всегда лучше!
Курбан прибавил всем четырем дизелям газ, продолжая выдерживать машину на тормозах. Крикнул всем по СПУ:
- Экипаж, внимание! Взлетаем!