На пару с Уинчем - помог и кое-кто из новых сержантов - они сделали роту одной из лучших в дивизии. Может быть, самой лучшей, какая вообще когда-либо была в дивизии. Кто-кто, а Стрейндж будет помнить об этом всю жизнь. И вот теперь их старое хозяйство развалилось. Война безжалостно кромсала роту, рвала на клочки. Впрочем, для того ее, верно, и создавали и готовили, чтобы калечить и уродовать. Не вечная же она. Сейчас, когда его там нет и Уинча тоже нет, она словно бы перестала существовать. Но все равно Стрейндж никогда не забудет ее.
Мы были всякими, но дело свое знали, это факт, в сотый раз с каким-то мрачным удовольствием твердил про себя Стрейндж. Пусть о нас говорят что угодно, мы были настоящими кадровыми военными. Он не заметил, что думает в прошедшем времени.
Если рота чего-то стоила, такой ее сделал не кто иной, как сумасшедший Март Уинч. Он действовал не как все, был нахрапист, плутоват, а то и подловат. Но результатов добивался таких, какие под силу разве что безумному гению. Поэтому Стрейндж не мог не любить его.
Да, он был горой за Уинча и мирился с его выходками, но особую слабость он питал к Бобби Преллу.
Сразу же, как объявили о начале войны и они еще были на Оаху, дважды выпадали такие минуты, когда Стрейндж, глядя на Линду, жалел, что женился. Частично в этом был виноват Прелл.
Стрейндж клял себя за такие мысли на чем свет стоит. После нападения японцев на Перл-Харбор рота немедленно заняла оборонительные позиции, и он вообще не так уж много виделся с Линдой. Скоро жен и членов семей и вовсе эвакуировали в Штаты. Два раза до ее отъезда Уинч давал ему увольнительную в город на всю ночь, и он ехал к ней в гостиницу. И оба раза у него возникало чувство, что он поспешил с женитьбой - война ведь. Было бы куда проще и приятней подцепить дешевочку. Никаких слез и разговоров о расставании. Линда не могла взять в толк, почему он не едет с ней, только и знает что свою роту.
Тогда-то Стрейндж и понял: знай он, что начнется война, он не спешил бы жениться.
У Стрейнджа буквально разрывалось сердце при мысли об ее отъезде, но другая половина его существа испытывала облегчение. Он думал, что, когда ее не будет, все пойдет по-старому. Как бы не так. Один-единственный раз, когда в городе стало поспокойнее, он пошел с ребятами к проституткам, но ему было скучно и стыдно. Ему больше не хотелось в увольнение, не хотелось пить. А когда их перебросили на Гуадалканал, чтобы сменить морскую пехоту, Стрейндж почувствовал в себе перемену: вместо прежнего удальства пришли осторожность и рассудительность. Кроме того, он страшно скучал по жене.
Но Прелл не менялся. Он всегда любил покрасоваться, поиграть в героя. Он вовсе не слыл этаким развеселым рубахой - парнем. Что бы он ни делал, все было на полном серьезе, точно, методично. Но самолюбив и тщеславен до чертиков. Он откалывал номера почище, чем эквилибрист на мотоцикле. А что на Канале выделывал! Раз он всю ночь шастал в одиночку по джунглям, разыскивая отрезанную противником роту где-то в миле от переднего края. А после держался так, словно не произошло ничего особенного. Стрейндж завидовал ему еще до того, как их с Канала перебросили на Нью-Джорджию.
Невысокого роста, худощавый, с остроскулым лицом и прищуренным взглядом, Прелл сейчас, как видно, совсем сдал. Большие темно - багровые мешки повисли под черными, как уголья, глазами. За последние два года его дважды разжаловали из сержантов в рядовые, второй раз - уже после того, как кончились бои на Канале. Но еще до отправки на Нью-Джорджию он снова успел заработать шевроны капрала и был назначен командиром отделения. Он был хорошим солдатом, и все это понимали. И вот попасть в паршивую заварушку на Нью-Джорджии, когда его прошило пулеметной очередью, - надо же! В Штатах, наверное, никто и не слышал, что есть какая-то там Нью-Джорджия.
До чего же странно - Прелл вроде бы даже радовался тяжелому ранению, потому что Стрейндж никогда не видел его в таком хорошем настроении. Как будто он сделал как раз то, что от него ожидали. Когда Стрейндж подошел к его кровати, он приподнял голову с подушки, рот растянулся в улыбке.
- Ну, теперь уж скоро?
Стрейндж тоже изобразил улыбку.
- Говорят, еще двое суток. Пара деньков, а там Золотые ворота, Мост, ну и, конечно, Пресидио. - Он огляделся. - Пустовато стало.
- Ты бы видел, что тут было, - сказал Прелл. - Народ раскис, распустил нюни.
- Еще бы. Народ - да, но не ты.
- Чего захотел! Я и не такое видывал.
- Да уж знаю, бывал в переплетах. Не раскиснешь. А раскиснешь - виду не покажешь.
- Это точно.
Стрейндж по-деревенски присел на корточки. Стульев в салоне не было - их некуда было поставить. С помощью санитара Прелл соорудил из маленького зеркала и крючка от вешалки устройство, дававшее ему возможность видеть, что происходит в салоне позади него. Посмотрев в зеркальце, он подвинулся, опираясь на локти, совсем немного, на несколько дюймов, так как обе ноги были подвешены к растяжке, и заговорил снова.
- Чертовы пролежни одолевают. - На секунду замолк и продолжал - Как там Уинч?
- У него полный порядок, как я понимаю. Я его редко вижу.
- У этого сукина сына всегда будет полный порядок… пока есть что свистнуть. Он ко мне ни разу не заходил.
- Ни разу? Мне казалось, он говорил, что собирается.
Прелл поднял свои смоляные глаза, его взгляд ненадолго задержался на отражении комнаты в зеркальце.
- Лэндерс был здесь шесть раз.
- Правда? А я его даже не видел с тех пор, как мы погрузились.
Прелл продолжал, не обращая внимания:
- Ты был здесь семнадцать раз.
- Да ну? Ты что, зарубки делаешь или как?
- А как же? Конечно. Тут особо ведь нечего делать, - сказал Прелл снисходительно.
- А кроссворды в книжке двигаются?
- Уже все решил.
- Надо поискать, может, найдется еще одна.
Прелл снова чуть подвинулся на локтях.
- Хорошо бы. Как-то тут гулко сделалось, а?
- Угу, я вот тоже об этом подумал. - Стрейндж встал, огляделся вокруг. Пустых кроватей было не так уж много.
- Увезли не больше трети, а акустика уже совсем другая. - Прелл следил глазами за Стрейнджем, затем добавил вроде бы небрежно - Куда нас отправят, как ты думаешь?
- Понятия не имею, - ответит Стрейндж, опять опускаясь на корточки, а потом усевшись прямо на пол. - Никто ничего не знает. Видно, у них никакого плана. Говорят, что в принципе отправляют поближе к дому. Если, конечно, в этом госпитале есть нужное лечение. Если нет, посылают в другой, специальный.
- Тогда нас развезут по разным местам.
- Наверно, так и будет.
- Жаль. Могли бы из одной части в один и тот же госпиталь направлять. Чтобы вместе быть, пока привыкнем.
- Чего захотел! Будут они себе таким дерьмом голову забивать, - сказал беззаботно Стрейндж.
- Странно получается, - помолчав, начал Прелл. - Понимаешь, человека ранят и отправляют в тыл, а мы потом ничего о нем толком не знаем. Теперь мы сами в таком положении. Понимаешь, ранят, и они уходят или их уносят, и мы их больше не видим. Одних отправляют на Эфат, других в Новую Зеландию, третьих в Новую Каледонию. А оттуда самолетом или пароходом в Штаты, и они исчезают, как будто растворяются в воздухе. А мы ничего не знаем. Теперь то же самое происходит с нами.
- кое-кто из ребят получает открытки.
- Ну да, я знаю. Встретил того-то, слышал о таком-то, тому-то отняли руку. Но мы не знали, каково это.
- Теперь-то знаем.
- Тебя, наверно, отправят в Техас, - продолжал Прелл. - А вот меня куда? Мне-то куда деться? Я ведь, знаешь, из Биг-Санди, это на границе с Кентукки. Но я там не был двенадцать лет. Даже не знаю, где есть неспециализированные госпитали - в Уилинге, Балтиморе, Вашингтоне?
- Может так обернуться, что в одно место попадем. - Стрейндж улыбнулся. - Я, наверно, на Техас не соглашусь. Женины родные все переехали в Кентукки, работают на оборонных заводах в Цинциннати. И Линда с ними. В Техасе у меня никого нет.
- У меня в Западной Виргинии тоже никого, - сказал Прелл.
- Вот, может, вместе и попадем в Цинциннати.
- А Уинч откуда?
- Вроде из Новой Англии.
- Ну и хорошо. - Прелл на локтях устроился поудобнее. - Скоро должны свет погасить.
- Мне пора. Слышишь, кажется, идем полным ходом. Завтра забегу.
- Пожалуйста, не надо, если не захочешь, - высокомерно выдавил Прелл.
Стрейндж осклабился.
- О'кей, не забегу, если не захочу.
Он поднялся. Поодаль санитары сдирали белье с пустых кроватей, и от этого ему сделалось одиноко. Он помахал рукой и пошел к выходу. У дверей он помедлил и оглянулся.
С середины комнаты Прелл следил за ним в зеркало, и, увидев, что он остановился, поднял руку. Стрейндж понял: не обернись он, Прелл обиделся бы. Стрейндж тоже помахал рукой и вышел на прогулочную палубу. Шагая, он сжимал и разжимал раненую руку, хотя это причиняло боль.
В его приятеле было что-то такое, от чего он чувствовал себя виноватым всякий раз, когда был с ним. Прелл вроде бы ничего не делал, и все равно он уходил от него, охваченный ощущением собственного бессилия. Такое настроение нечасто находило на Стрейнджа. Оно было похоже на то, которое он испытывал на Оаху - глядя на Линду, - когда объявили о начале войны.
У застекленных окон променада в два ряда толпились раненые, вглядываясь сквозь сумерки в проплывающее мимо американское побережье. Стрейндж остановился, задумчиво поглядел на них, сжимая и разжимая кулак, и зашагал дальше.