Он подчинился и стал наблюдать, как она взяла кусок хлеба в форме бабочки и медленно начала его жевать.
- Меня преследуют катастрофы, как всегда. Выпей вина.
Один из евнухов торопливо наполнил золотой кубок и подал ему. В кубке была не слабая рисовая водка, а самшу - очень крепкий напиток. Но он послушно отпил.
- Расскажи мне, что случилось в Вэйхайвэй, - приказала Цыси. - Только правду.
Роберт начал говорить обо всем по порядку, а Цыси обратилась к трапезе и наконец выбрала особый вид грибов, называемых "обезьянья голова", которые набухают во время приготовления в воде. Роберт знал, что эти грибы растут только в южных провинциях страны, откуда их поставляют специально к ее столу.
- Значит, не хватило боеприпасов. Это преступление, - последовал комментарий Цыси, когда Роберт закончил доклад. - Кого вы обвиняете? Я сниму с него голову.
Роберт раскрыл было рот, но тотчас закрыл его.
- Ешь, - приказала Цыси, сама выбрала лист магнолии, поджаренный в масле, и подала ему.
Роберт прожевал и проглотил его.
- Я моряк, ваше величество, и понятия не имею, кто руководит нашим снабжением.
- Я выясню, - мрачно пообещала Цыси, откусывая кусочек свиной кожи, которая была порезана и зажарена - блюдо называлось "бренчащие колокольчики". - А теперь иди. - Она махнула рукой, и евнух поспешил к ней с чашкой чая, ароматизированного лепестками розы. Остальное принялись убирать со стола, а Роберта повели к двери.
- Что дальше происходит со всей этой едой? - спросил он Чжан Цзиня. - Ее величество съела пять или шесть кусочков.
- Кое-что будет выброшено после того, как мы возьмем свою долю, - ответил евнух с ухмылкой. - А некоторые из блюд подадут вновь завтра утром. Но ты... я боялся за тебя, Баррингтон. Теперь я спокоен.
Роберт усмехнулся:
- Я тоже слегка тревожился.
Чжан подвел его к главным воротам.
- Однако все прощено, во всяком случае тебе. Она ожидает тебя сегодня вечером. - Он взглянул на Роберта, когда тот остановился, пораженный, и хитро ему улыбнулся. - Ей шестьдесят лет. Разве тебе не известно, что женщина в шестьдесят также распутна, как в двадцать? Даже более распутна, поскольку более опытна и жаждет этот опыт совершенствовать.
Роберт не ожидал такого вызова. Он был абсолютно уверен, что его мать, ровесница Цыси, уже не рассчитывает, да и не желает, чтобы его отец посетил ее в постели. Кроме того, четырежды мать, Люси Баррингтон, возможно, никогда и не относилась с таким энтузиазмом к сексу. Не было секретом, что его отец содержал не одну китайскую любовницу, хотя, не будучи китайцем или женатым на китаянке, он не приводил их в свой дом.
Но женщина за шестьдесят... Он не имел представления, что должно произойти, и был крайне удивлен, когда его впустил в спальню дежурный евнух. Цыси ожидала его, как всегда в прошлом, сидя обнаженной, скрестив ноги, в своей постели. Она выглядела скорее толстой, чем полной. Лицо ее стало морщинистым и, пожалуй, несколько погрубело, однако полная грудь и еще более полные бедра оставались столь же упругими, какими он знал их прежде; без сомнения, тело поддерживалось в таком состоянии благодаря массажу Чжан Цзиня.
- Я соскучилась, Роберт, - сказала она. - Иди сюда и поцелуи меня. Обними меня крепко, я хочу почувствовать тебя, Роберт.
Желание сделало ее красивой, и, обнимая столь страждущую, возбуждающую плоть, он ощутил прилив своей молодой силы. Они любили друг друга с бурной страстью несколько неистовых минут, затем она упала на спину обессиленная, а он лег рядом с ней.
- Ты моя истинная любовь, - призналась она.
- Вы льстите мне, ваше величество.
- А ты не любишь лести? - спросила она его с шаловливым смешком и сразу стала серьезной. - Тебя разгромили. Китай разгромлен.
- Китай терпел поражения и раньше, ваше величество.
- От таких варваров, как ты. Но от японцев... Когда японцы в последний раз вторгались в Корею, мы их побили.
- Это было четыреста лет назад, ваше величество.
- Выходит, мы сейчас слабее, чем были тогда? - Она беспокойно села. - Мой племянник капитулировал без моего разрешения.
- Он император, ваше величество.
Цыси фыркнула:
- Он простак, думающий, что миром можно управлять с помощью слов, а не поступков.
- Он император, ваше величество, - осторожно повторил Роберт.
Цыси перекинула через него ногу и уселась верхом, как ей всегда нравилось.
- Когда ты сражался с японцами, Роберт, ты воевал за меня или за императора?
- За империю, ваше величество.
- Я - это империя.
Он не мог больше рисковать, уходя от прямого ответа.
- Следовательно, я воевал за вас, ваше величество.
- Тогда тебе еще придется повоевать. Когда придет время. Я хочу, чтобы ты отправился в Вэйхайвэй и начал строительство нового флота. Я назначаю тебя адмиралом. Ты получишь все, что попросишь. Продолжай, как будто ничего не произошло. И будь готов к моим вызовам. Но сначала... - Она улыбнулась и опустила свое тело на его.
- Я уверен, она собирается восстановить свой контроль над правительством, - сообщил Роберт своему тестю. Чжан Цзинь был одним из немногих, с кем он мог поделиться своим страшным секретом. - А это, без сомнения, означает гражданскую войну.
- Я не могу поверить, что Цыси пойдет на это, - возразил Чжан. - Она прекрасно знает, насколько люто ее ненавидят слишком уж многие из мандаринов. Это было бы чересчур опасно.
- Тогда что она имеет в виду?
- Я не знаю, Роберт. Но тебе лучше всего подчиниться ей.
Роберт написал отцу и Адриану, объяснив ситуацию, и вернулся в Вэйхайвэй. Его дом стоял не тронутый, Чжоу Лидии открыл ставни, и женщины начали вновь обустраивать его. Роберт прежде всего поставил себе задачу попытаться вернуть экипажи, которые разбрелись по домам, и определить, какие корабли не погибли в войну и где они находятся. Он написал письма и разослал курьеров куда только мог. Спустя некоторое время его посетил сам Ли Хунчжан. Наместнику было семьдесят три года, и он заметно постарел после их последней встречи два года назад, в начале войны.
- Могло бы случиться и хуже, - сказал он. - Варварские державы заставили японцев отдать Ляодунский полуостров и Порт-Артур в обмен на дополнительные контрибуции.
- Вот это прекрасная новость, - обрадовался Роберт. - Если бы у японцев оставался Порт-Артур, это было бы как орудие, нацеленное в залив Чжили.
- Согласен. Но новость эта не столь уж хороша. Мы сдали его русским на двадцать пять лет. - Ли едва заметно пожал плечами. - Они "попросили" об этом.
- А мы, конечно, не могли отказать. Мы когда-нибудь будем способны настоять на своем, ваше превосходительство?
Ли развел руками.
- Мы должны следить за обстановкой, работать и надеяться. - Он изобразил одну из своих мимолетных улыбок. - И, наверное, молиться. Я очень надеюсь на его величество.
Роберт помрачнел.
- На императора?
- Да. Я знаю, что многие расценивают его мир с Японией проявлением малодушия. Но это было необходимо Я и сам рекомендовал ему.
Роберт вспомнил, что Ли Хунчжан всегда стремился к миру, а не к войне: страшные эксцессы тайпинского восстания оставили неизгладимые отметины на его личности.
- Сейчас, я считаю, император решительно берет в свои руки все дела, - продолжил Ли. - Он еще очень молод, но, коль скоро вдовствующая императрица отошла от дел и больше не вмешивается в решения правительства, я думаю, он будет быстро набирать силу. Его величество полон решимости реформировать страну, и он прав, считая, что будущая наша мощь станет результатом внутренней стабильности, устойчивых финансов, что подразумевает справедливое и честное правительство. Без сомнения, это путь к грядущему процветанию. - Ли взглянул на Роберта. - Ее величество не согласно, разумеется.
Роберт не стал спорить.
- Но она в отставке, как вы сказали, ваше превосходительство.
В течение следующего года обстановка ухудшилась. Германия, Франция и Великобритания и даже малые страны, такие как Бельгия, требовали концессий от умирающего дракона. Роберту пришлось покинуть Вэйхайвэй и переехать в Тяньцзинь, так как британцы выставили условие отдать бухту для своей военно-морской базы. После убийства двух германских миссионеров в Шаньдуне, кайзер потребовал предоставить военно-морскую базу в Циндао и, разумеется, большую часть полуострова в придачу. "С трудом верится, что Китай сможет выжить как суверенное государство, - написал Роберт своему отцу. - Разумеется, в прибрежной его части. Самое прискорбное, что никто, кажется, не в силах ничего изменить. А люди прекрасно осведомлены обо всем происходящем. Я очень опасаюсь, что в скором будущем произойдет огромный взрыв гнева и возмущения в отношении династии".
Джеймс Баррингтон полностью разделял озабоченность сына. Джеймсу исполнилось шестьдесят семь лет, и под напором постоянных назойливых просьб жены он готов был оставить дела... и даже уехать в Англию, в страну, которую никогда не видел, но которую все-таки считал своей родиной. Однако пока он находил преждевременным оставить дом и до сих пор не был уверен, что Адриану можно передать всю полноту ответственности за его судьбу.
"Ты не мог бы, - писал он в ответном письме Роберту, - вернуться и принять управление домом на себя? Совершенно очевидно: новый китайский флот никогда не состоится. Я сомневаюсь, что иностранные державы согласятся с его возрождением, даже если подыщется порт для его базирования".