Анджей отдал ему листок. Бронек с минуту рассматривал его, потом спрятал в карман.
- А может, ты с кем-нибудь играешь в зелень? - полушутливо, полусерьезно спросил он.
У Анджея вытянулось лицо.
- Обалдел? С кем мне играть в зелень?
- Это верно, - спохватился Бронек. - Геленка мне говорила.
- Не до игр.
- Да. Но ты сорвал листок. Это хорошо. Это очень хорошо… Ты сорвал листок.
- Это ничего не значит.
- Конечно. И не значит и значит. Бронек встал.
- До свидания, - сказал он. - Знаешь, меня как-то встряхнула эта встреча. Я был так утомлен и, признаюсь тебе, малость обалдел. Слишком уж хорошо пошло у нас дело с первых дней. Это плохой знак.
Анджей молчал.
- А если бы и была какая-нибудь хорошая примета, что из этого? - продолжал Бронек. - Вот этот листочек - хороший знак. Красивая вещица, - добавил он, беря сундучок с оружием. - Жаль, что пропадет.
- Это старый сундучок моего отца, - пояснил Анджей.
- А что с отцом?
- Он в Бразилии, мы получили весточку окольным путем.
- Далековато, - усмехнулся Бронек. - Все мы разлетелись.
Он немного подумал и добавил:
- Ведь и я очень далеко.
Потом подал Анджею руку и, осторожно неся тяжелый сундучок, направился к узкому проходу. У самого лаза обернулся к Анджею:
- А патроны тут есть?
- Есть немного, - машинально ответил Анджей, не двигаясь с места.
- До свидания, - почти весело произнес Бронек и, уже скрывшись в проходе, добавил: - Привет Геленке!
Глава четырнадцатая
На отшибе
I
До самой осени 1943 года Януш Мышинский отсиживался в Коморове и никто его не беспокоил. Разумеется, покой этот был весьма относительным. Лично его, Януша, не трогали, но он постоянно оказывался невольным участником каких-то событий. В Сохачеве действовала биржа по вывозу рабочей силы в Германию и лагеря, крупные имения отбирали и превращали в "легеншафты", а в окрестных лесах творилось невесть что. Надо было вызволять молодежь из рук "арбайтсамта" - Януш сам ездил на тележке в Сохачев улаживать эти дела. Однако, убедившись, что и о нем самом и о его усадьбе в немецких учреждениях имеют довольно туманное представление, он перестал мозолить немцам глаза, чтобы подольше сохранить свое инкогнито. Теперь Януш посылал в уездный городок Игнаца или Ядвигу, а чаще всего пана Фибиха, который благодаря фамилии мог сойти за "фольксдейче". Пан Фибих доставал также все необходимые нормированные материалы для строительства новых оранжерей, которое в ту пору затеял Януш.
Годы войны и оккупации были погожие и урожайные. В первый же год, удостоверившись, что такой мелкий объект, как Коморово, не возьмут под немецкое управление, Януш на добытые где-то деньги (в этом ему помогла панна Текла) начал строить большие оранжереи. Маленькую теплицу, напоминавшую о первом разговоре с Зосей, он велел снести. Януш не любил всего, что было связано с покойной.
Как вскоре выяснилось, расходы на оранжереи, несмотря на трудности с получением нормированного кокса, окупились с лихвой: выращивание помидоров - это дело было поставлено с размахом - начало приносить солидный доход, а осенью хозяева Коморова могли уделить внимание и цветоводству. Хотя Коморово находилось вдали от местечка и железной дороги, пан Фибих, нанимая "левые" грузовики, наладил бесперебойный сбыт и доставку продуктов.
Ядвига твердой рукой вела "бабье хозяйство": битых кур, гусей и уток она частенько возила даже в Варшаву - смелой женщине каким-то образом удавалось отбояриваться от жандармов. Ядвига больше всех обитателей Коморова ездила в столицу. Теперь она бывала там чаще, чем до войны. И всегда заходила на Брацкую улицу, заносила провизию для Голомбеков и панны Теклы.
Как-то вечером, под осень, Ядвига вернулась из Варшавы не одна. Януш стоял у окна и в зыбком сумраке увидел, как с брички, которую посылали в Сохачев за экономкой, спустилась еще какая-то хрупкая фигурка. Он скорее догадался, что это Геленка, чем узнал ее.
Девушка вошла в комнату как ни в чем не бывало. Она поздоровалась с Янушем, ни слова не говоря о причинах своего приезда, так, будто всего на час отлучалась из Коморова.
Ядвига появилась следом за ней.
- Панна Геленка, - сказала она, - поживет у нас несколько дней. Хорошо?
Януш без удивления посмотрел на Геленку, но ответил не сразу.
- Вот и прекрасно. У тебя, Ядя, будет общество…
Экономка явно была не в восторге от такой компании.
Она согласилась взять с собой Геленку в Коморово, уступив отчаянным мольбам панны Теклы, которая внушала ей уважение и даже нечто вроде страха. Ей не нравилась мрачная, но броская красота Геленки. Она всегда отдавала предпочтение Анджею.
Однако сейчас Ядвига с миролюбивым видом принесла приборы и подала запоздавший обед.
Януш, как обычно, мало разговаривал с приезжей. Он задал лишь несколько вопросов, касающихся домашних, и поймал себя на том, что чуть было не спросил об Антеке, - он забыл вдруг, что того уже нет в живых. Геленка, доедая котлету с брюссельской капустой, как бы невзначай осведомилась:
- Дядя, а немцы к вам не заглядывают?
Никогда прежде Геленка не называла Януша "дядей".
А теперь начала подражать Анджею. Видно, ей для чего-то понадобилось это фиктивное родство.
- Нет, не заглядывали, - ответил Януш.
Он не задавал лишних вопросов. И раньше-то он не отличался любопытством, а сейчас тем более. Геленка заняла одну из комнаток наверху и спускалась только к обеду.
Присутствие Геленки за столом сначала вывело Януша из равновесия, он никак не мог привыкнуть к ее красоте. Особенное беспокойство вызвало у него сходство Геленки с Юзеком Ройским: каждое ее слово, каждая улыбка напоминали о давно забытых снах. Но и к этому через несколько дней он привык. Глядя в ее ясные, с косым разрезом глаза, Януш вспоминал фразу, услышанную в горах: "Ты уж никогда не будешь с ними". Разумеется, он тогда не мог быть с ними. Но с тех пор, как заметил, что Геленка уже совсем не та веселая девчушка с лукавой гримаской, какой он знал ее прежде, что она может быть ему сестрой в грусти, в разочаровании, в беде, он почувствовал к ней невыразимую симпатию. Она была теперь не так красива, как несколько лет назад, но стала словно милее. Огромную разницу в возрасте, которая существовала между ними, как-то сгладила общая беда. Со временем Януш обнаружил, что и с ним самим что-то происходит.
Хотя Януш с самого начала войны, даже еще раньше, со времени возвращения из Испании и Рима, постоянно пребывал в какой-то прострации - состоянии духа, которое легко определить словами "ни к чему", - он все же вскоре почувствовал, что с приездом Геленки многое изменилось в Коморове. Изменилось самое главное - настроение. А если меняется настроение, то меняется и все остальное. Не ощущалось уже вялой меланхолии - обычного состояния Януша, - которая невольно передавалась окружающим. Что-то происходило в доме. Януш не знал, в чем причина - в красоте ли Геленки или попросту в ее молодости. Иные жизненные интересы были той новью, которую внесло в его дом присутствие девушки.
И в себе самом заметил Януш перемену. Словно пробуждалось в нем что-то новое. Тень тени надежды. А может, все это не так уж страшно - и война и вообще судьбы человечества?
Когда они сидели за обеденным столом, Янушу достаточно было взглянуть на золотую прядь, вьющуюся надо лбом "малышки", на луч света, который искрился в завитках ее волос, на отблеск осеннего дня, отраженный в ее зрачках, чтобы почувствовать эту перемену. Порой ему казалось, что нет войны, нет чудовищных зверств гитлеровцев, которые этой осенью бесчинствовали вовсю, а есть только осеннее солнце, дробящееся светлыми бликами в волосах девушки.
Януш почти не разговаривал с Геленкой. Слишком поглощенный работами в теплицах и строительством нового крыла оранжереи, он обычно перебрасывался лишь несколькими словами с Ядвигой. Отправлено ли то или это? Кто поедет в Сохачев и не надо ли ехать в Варшаву?
Но Ядвигу не так-то легко было провести. Улучив минуту, когда они были в комнате одни, она спросила:
- Чего ты так теряешься за столом?
Януш только пожал плечами.
- Je t'embête, oui? - мрачно произнесла Ядвига и вышла, громко хлопнув дверью.
"Этого мне еще не хватало", - подумал Януш. Однако вечером, за ужином, он вспомнил:
- Я видел вас когда-то в горах, на Гале Гонсеницовой.
Геленка внимательно посмотрела на него.
- Когда вы нас видели, дядя? - спросила она.
- Перед самой войной. Ты была с Анджеем и еще с каким-то чернявым пареньком.
- Это был Бронек.
- Вы шли на Кшыжне?
- Да. Анджей хотел сделать нам сюрприз и повел нас на Кшыжне, не сказав, какой вид открывается оттуда…
- А оттуда открывается прекрасный вид.
- Целая панорама.
- Это была для вас большая неожиданность…
- Да, - как бы собираясь с мыслями, проговорила Геленка. - Но по пути туда я встретилась с еще большей…
- Какой?
Геленка вдруг оживилась. Януш никогда ее такой не видел. Сначала это его озадачило, потом он все понял. В страшные годы оккупации прогулка в горах с братом и его другом, наверняка именно тогда ставшим ее возлюбленным, осталась для девушки светлым воспоминанием; это было единственное событие, к которому ей хотелось мысленно возвращаться.
- Чертовски приятная была прогулка, - сказала она, улыбаясь и словно отбросив вдруг всю свою серьезность - серьезность конспиратора, человека, который много знает.