Анджей пожал плечами. Это выражение "в порядке" казалось ему очень уж примитивным для определения его отношения к отцу. Здесь далеко не все было "в порядке", скорее даже просто плохо, в особенности в последнее время. Анджей любил отца, но ему так хотелось, чтобы отец был другим. Было невыносимо видеть пана Франтишека в его магазине: все эти угодливые расшаркивания, улыбки, целование ручек так противны. Анджей стыдился отца. А сейчас он жалел об этом, хотел бы как-то исправить…
- Что за вопрос! - буркнул он наконец. - Это ведь мой отец…
Ромек замялся.
- По-всякому бывает с отцами, - сказал он тоном умудренного опытом человека.
Тут Анджею вспомнилось, что пан Козловский терпеть не мог скрипку Ромека.
- Как это по-всякому? - спросил он с нарочитой грубостью. Он знал, о чем идет речь.
- А вот так. Иногда мне кажется, - сказал Ромек, - что я мешаю отцу. Ну, в общем стою поперек дороги. Если бы не я, он мог бы жениться после смерти матери. А так…
У него все время какие-то любовные истории. А он стесняется меня… Боится, как бы я не увидел что-то… Встречается с ними вне дома.
Анджей предпочитал разрешать проблемы прямолинейно, в особенности если это были чужие проблемы.
- А ты бы сказал ему прямо: так и так, я все знаю и все понимаю, можешь меня не стесняться.
Ромек в ужасе отшатнулся.
- И ты можешь так разговаривать с отцом?
Анджей усмехнулся.
- Теперь, наверно, смог бы… Все мы люди.
Сказал эту банальную фразу и вдруг остро почувствовал, как непохожи друг на друга люди. И произнес вслух:
- Каждого человека господь бог создает в одном экземпляре…
Взяв этот чуждый ему развязный тон, Анджей уже не мог остановиться. Сам чувствовал фальшь и все-таки продолжал. Ему казалось, что с Ромеком надо именно так.
- Я своему отцу сказал бы вот что… Если бы знал, что у него есть какая-то любовь, я сказал бы ему: "Что ты стесняешься? Нечего тебе стыдиться, оба мы мужчины…"
- А у тебя есть девушка? - с любопытством спросил Ромек.
- Нет, - самым безразличным тоном ответил Анджей. И снова та мысль…
- Что слышно о Касе? - спросил он с деланным равнодушием.
- Да она в Седлеце, с Алюней.
- Вышла за него замуж?
- Как тебе сказать?.. Некоторые считают их мужем и женой. Но ведь у Алюни уже где-то есть жена… А живет он теперь с Касей.
- Любят друг друга?
Ромек захихикал:
- Ну, знаешь, спрашивать о таких вещах! Откуда я могу знать, любят они друг друга или нет? Наверно, любят, если живут вместе - на веру, на честное слово - и как-то у них там ладится. Значит, любят… А тебе что?
- Да ничего…
- Касю вспомнил?
- Она очень добра была к бабусе.
Ромек громко захохотал.
- К бабусе?
Анджей рассердился.
- Ну и глуп же ты, - сказал он. - Над этим нельзя смеяться.
- Да это я так, - Ромек стал серьезным. И добавил задумчиво: - Мне почему-то все эти дела всегда казались смешными. Знаешь, это так смешно… Ты когда-нибудь видел?..
Анджей пробормотал что-то невнятное. Он уже жалел, что пустился в этот разговор.
- А я видел… Даже не один раз. Когда был поменьше, любил выследить какого-нибудь парня с девкой. Весной это часто удавалось - на сене, за гумном, в траве… где угодно. Ты не представляешь себе, как это смешно… - И вдруг он добавил серьезно: - Нет, не смешно, пожалуй. Только совсем как животные… совсем не по-человечески…
Анджей вздрогнул.
- Нет, - сказал он, - неправда, это очень по-человечески. И знаешь, я по-настоящему тосковал о Касе. - В голосе его зазвучала искренность.
- Так почему же ты не приехал сюда в прошлом году?
- Не хотел мешать ей. Алюня так Алюня.
- А может, ей не Алюня нужен, а ты?
Анджей молчал. Было уже совсем темно, в часовенке гасли огни. Во тьме скользили тени богомолок. Старушки, выходя из часовни, крестились и направлялись либо к помещичьему дому, либо к службам и в сторону деревни. В медленной, важной поступи их чувствовались удовлетворение от сознания исполненного долга.
С минуту Анджей следил за этим удаляющимся шествием, потом прошептал:
- "Верни нам, господи…"
И снова вернулся к прерванному разговору:
- Если бы она предпочла меня, а не Алюню, как бы я разделался со всеми моими житейскими проблемами?
- Ты не женился бы?
- Такая мысль не приходила мне в голову.
Опять ложь и притворное равнодушие в голосе. Мысль эта, может, и была, но она принадлежала к ушедшему "тихому" миру, и сейчас Анджею стало казаться, что ничего подобного никогда не приходило ему в голову. Ну а теперь пора к делу.
- Слушай, Ромек, - сказал Анджей, - нам надо ехать в Варшаву.
- Верно, - обрадовался Ромек, - и я так думаю. Дорога от Пустых Лонк до Варшавы представлялась Анджею не просто расстоянием в несколько сотен километров, она казалась ему рубежом, за которым начинается иная жизнь. Сейчас в Варшаве сражаются, стреляют. Горят дома, все рушится в грохоте.
- Но как ехать? - Ромек задумывается.
- Очень просто, - говорит Анджей. - На лошадях. Он чувствует в эту минуту прилив сил. Все кажется таким простым.
- Ладно. Там разберемся, что делать, - добавляет Ромек.
Из темноты неожиданно вынырнула какая-то фигура. Высокий, стройный мужчина прошел неподалеку от клена, под которым сидели Анджей и Ромек, не заметив их.
Анджей стиснул руку Ромека, словно удерживая его. Некоторое время оба молчали.
Человек свернул к дому. На веранде силуэт его обрисовался явственнее.
- Спыхала вернулся, - сказал Анджей.
- А где он был? - спросил Ромек.
- А черт его знает. Неделю назад уехал было на тот берег Буга. Интересно знать, зачем он вернулся. Другие не возвращаются.
- Мы должны вернуться, - сказал Ромек. Он словно хотел подкрепить решение ехать в Варшаву.
С минуту Анджей сидел не шевелясь. Он раздумывал. И вдруг решение это показалось ему слишком поспешным. Но в конце концов он махнул рукой:
- Ладно, нечего раздумывать. Другого выхода нет.
- А зачем искать какой-то другой выход?
Анджей встал с земли, отряхнул брюки.
- Знаешь, я все еще думаю об отце.
Ромек хмыкнул:
- Все еще! Ведь всего несколько недель прошло, как он пропал, а ты говоришь "все еще"? Ничего нет удивительного, что ты продолжаешь думать об отце.
- Ну конечно, тебя это не удивляет. Но я… Столько ужасного происходит, а я все об отце думаю… Я эгоист… Ты как считаешь?
- Осел ты, а не эгоист, - возмутился Ромек.
- Не знаю, стоит ли мне сейчас ехать в Варшаву.
- Отцу объяснят, что ты просто возвратился туда.
- Не так это просто. А главное, если отец вернется, мне хотелось бы его увидеть. Я не суеверный, но ты не представляешь себе, как я за него беспокоюсь.
Он подумал, что напрасно так разоткровенничался с Ромеком. Но слишком сильно было тревожное чувство, охватившее его.
- Ну где он мог пропасть? - произнес Анджей с отчаянием.
Ромеку волей-неволей приходилось продолжать навязанную ему Анджеем роль мудрого утешителя.
- Предположим, он потерялся, но как же его машина? Это ведь не иголка!
- Ты не видел, что делается на дорогах, - сказал Анджей. - Тут и самому большому автомобилю немудрено, словно иголка, затеряться.
- Пойми одно - ничем ты не поможешь. Анджей вздохнул и ответил с раздражением:
- Вот-вот, мы с самого начала ничего другого и не делаем, только стараемся убедить себя, что ничем нельзя помочь. С ума можно сойти!
Анджею вспомнился сон, приснившийся ему прошлой ночью: он сидит у себя в комнате в Варшаве, и вдруг входит мать, совсем седая, волосы как молоко. Он вскрикнул и проснулся в холодном поту.
- Была бы жива бабуся, - говорил Анджей по дороге домой, - я бы ей рассказал, какой сон мне сегодня приснился.
Ромек беспечно рассмеялся.
- Странный ты какой-то…
Они постояли перед часовней. Огни давно уже погашены и дверь заперта. Пошли было дальше, но Анджей вдруг остановил Ромека:
- Подожди меня, я сейчас.
Он вернулся к часовне и стал на колени у двери. Прижался головой к холодной задвижке. Он не молился, он вспоминал свои приезды в Пустые Лонки в детстве и то давно забытое чувство, с каким он вкладывал свою руку в широкую ладонь отца. И это слово: "папа".
Магическая сила у этого слова: на одну минуту, на короткое мгновение оно вернуло Анджея в атмосферу прошлого с его несложными и такими дорогими переживаниями. И в то же время словом этим, будто лопатой, Анджей рассек надвое тропинку своей жизни: отвалил в сторону большой кусок земли и словно засыпал ею старый муравейник.
- Холодно, - сказал он, вернувшись к Ромеку, - вечера становятся холодными.
- Надо будет взять с собой в дорогу полушубки, - отозвался Ромек, - пока еще можно их купить в местечке.
И они вошли в дом.